Враг навсегда

На мой практически пустой счет с залежавшейся на нем двадцаткой фунтов была зачислена огромная сумма. Лицо будто ошпарило кипятком.

Это за проклятый аукцион!

В брезгливой ярости отшвырнула телефон, решив разобраться с банком позже. Пусть эти гребанные организаторы подавятся! Я ничего не продавала, и мне эти грязные деньги не нужны!

На следующий день по настоянию Джонатана и юристов мы все собрались в большом кабинете мистера Торнхилла. Я не очень понимала зачем я здесь, но секретарь обмолвился, что это касается и меня. Подумав, что, скорее всего, мистер Торнхилл отдал какие-то распоряжения по поводу учебы и оплаты (хотя не знаю, что там может быть еще — все и так оплачено), я прошла в кабинет.

Мать уже была там. Сидела с трагичным лицом, в черной брендовой одежде. Промакивала сухие глаза черненьким платочком, вытирая несуществующие слезы.

— Ах, моя дорогая, какое горе! — кинулась она ко мне.

Я с безразличием обняла ее в ответ. Мать была прекрасной актрисой, все ее спектакли удавались на ура. Вот и сейчас.

Вчера ночью она прилетела вся благоухающая и отдохнувшая. С ворохом новых вещей, что успела купить до закрытия доступа к банковскому счету умершего. Со мной поздоровалась весьма сухо, почти сразу ушла спать, сославшись на усталость после дороги.

Мы с ней даже толком не успели обсудить произошедшее. Но по блеску в ее глазах, я поняла, что она не очень-то и расстроилась. Наоборот, подмигнула мне и перед уходом сказала:

— Наконец-то, заживем, Ди.

Мне было противно это слушать. Она уже считала деньги, хотя тело мистера Торнхилла еще не предали земле.

Сейчас же она разыгрывала перед всеми безутешную вдову, гордо восседая посередине, хотя никакими узами они связаны не были. Мать просто была любовницей. Приживалкой, беспечно тратящей деньги направо и налево.

Алекс тоже тут был, рассеянно пялился в окно, думая о чем-то своем. На нем был темно-синий, почти черный костюм, аккуратно завязанный галстук. Не замечая ничего вокруг, он задумчиво проводил пальцем по нижней губе, уставившись во внутренний двор.

Мое внимание привлекли часы на его запястье. Нахмурившись, я смотрела на его руку. От локтя до пальцев. Не понимала в чем дело, хоть какая-то смутная догадка уже стучалась в кору моего головного мозга.

Мои попытки сообразить что к чему, прервал главный юрист. Тучный седовласый мужчина с бородкой, который восседал за столом мистера Торнхилла. Перед ним лежали разные бумаги, в том числе и завещание.

— Что ж, пора. Благодарю, что собрались. Еще раз выражаю соболезнования всем присутствующим, причина нашей встречи безрадостна и тяжела для вас. Прошу вас при анализе завещания не забывать, что это последняя воля усопшего, к которой необходимо отнестись с пониманием и благоразумием.

Он говорил что-то еще, какие-то общие фразы. Я не вникала. Джонатан, что сидел рядом с ним, почему-то все время смотрел на меня.

Встряхнув волосами, пытаясь прикрыть синяк, я напряженно ждала, когда все закончится. Находиться здесь мне было трудно.

И что он так смотрит? Разглядывает синяк?

Вот мать не обратила на него ни малейшего внимания. Как будто не заметила. Иногда мне казалось, что она меня в целом не замечала.

Я была ее главной ошибкой в жизни. Без меня у нее могло быть все по-другому.

Когда стали зачитывать само завещание, мать нетерпеливо подалась вперед, впиваясь взглядом в бумажку в руках юриста. Алекс внезапно отвернулся от окна и посмотрел прямо на меня. Я поспешно опустила взгляд, с энтузиазмом рассматривая паркетный рисунок под ногами.

— …все свое состояние, а именно: все объекты нежилой недвижимости с прилагающимися записями из реестра земельного кадастра Англии, Уэльса и других стран, 91 % акций «Royal Banking Developement», единоличное владение акциями дочерних предприятий, частный особняк в пригороде Мейдстона, квартира на Соултер Авеню, пентхаус в Лондоне, жилая недвижимость в Кардиффе, Эдинбурге и Сингапуре, несколько автомобилей и дом-музей на Кромвелл Стрит в Мейдстоне завещаю… Диане Алексеевне Горилиной. Ее мать, Инну Владимировну Горилину, а также своего сына Алекса Райли Торнхилла, я, находясь в здравом уме и памяти, распоряжаюсь исключить из завещания и лишить всякого рода наследства. Дэвид Оливер Торнхилл».

В кабинете воцарилась ужасающая тишина, прерываемая лишь монотонным взмахом маятника старинных часов.

Мне было страшно оторвать глаза от пола и посмотреть на Алекса. Вцепившись побелевшими пальцами в подол юбки, я застыла, ошарашенно уставившись на пол. Мое сердце глухо грохотало, заглушая даже прерывистое и нервное дыхание матери.

ДИАНА

Такую тишину можно, пожалуй, потрогать руками. Осязать ее тягучесть, высоковольтное напряжение. О нее можно порезаться.

И как тут можно дышать?

Я ни черта не понимала почему и зачем. Но странная последняя воля мистера Торнхилла теперь вселяла только вселенский ужас. Что теперь будет…

Алекс меня на кусочки порвет. А мать?

— Не понимаю, — пробормотала она. — Это просто нелепо. Почему все так? Она же ему никто? Я…

Покрывшись пятнами, она умолкла, продолжая грызть свой идеальный маникюр. Одарила меня взглядом. Ох… полным ярости и бешенства. А вот на Алекса взглянула с насмешкой. Я была готова поклясться, не будь лишних людей в комнате, она бы расхохоталась ему в лицо. Детей Дэвида она люто ненавидела.

Я рискнула поднять глаза на одноклассника. Моргнула от неожиданности. Потому что Алекс был абсолютно спокоен. Сидел, расслабленно откинувшись на спинку стула, невозмутимо слушал юриста.

Хотя, это, скорее всего, напускное. Не поверю, что ему все равно. В душе наверняка у него все клокочет. Это надо же…

Боже мой! Мистер Торнхилл! Вы меня знатно подставили!

Не понимаю, что там случилось у них в последние дни, но разве я могу принять наследство?

— Забавно, — протянула мать, растягивая губы в кривой улыбке.

Я покосилась на нее, не веря, что она собирается закатить сцену. Только не сейчас… Пожалуйста…

В немом вопросе Алекс поднял брови, но ответа от нее так и не последовало. Она лишь хмыкнула и отвернулась от него. Положила руку с пострадавшим маникюром на мои сцепленные в замок ладони у дрожащих колен.

— Это должно быть ошибка, — осторожно произнесла я, следя за своим голосом.

Мне не хотелось чтобы в нем кому-то из присутствующих почудилась радость. Господи, да меня трясет от страха и ужаса. Какая, к черту, радость! Меня же весь белый свет сожрет за такую новость.

— Нет, ошибки нет, — отрицательно покачал головой юрист. — Документ составлен правильно, скорее всего, мистер Торнхилл обращался за помощью к стороннему юристу. Все состояние теперь принадлежит вам.

— Но… Это просто бессмысленно. У мистера Торнхилла есть родной сын. Нас с ним ничего не связывает. Он явно был не в себе, когда составлял это завещание.

— Нет же, с юридической точки все оформлено правильно. Мистер Торнхилл был в здравом уме и памяти.

— Но почему?

— Об этом вам лучше знать. В завещании только сухие факты.

Юристу было неловко смотреть в глаза Алексу, дураку было понятно, что завещание было просто вопиюще скандальным. Скоро об этом заговорит вся Англия. Миллиардер оставил все свое состояние какой-то русской голодранке, с издевкой вычеркнув сына из наследства.

Какой кошмар.

А что подумают люди? Наверняка, свяжут меня с его отцом сексуальной связью. Какие еще могут быть варианты? Внебрачная дочь? Желтые газеты будут с удовольствием трепать разнообразные вбросы, от мерзких до нелепых.

— Я не хочу… — прошептала я.

На меня тут же все повернулись.

— Что? — не понял юрист.

— Я не хочу его наследство. Это… Это же просто дико. Я не знаю почему он так сделал, может быть был зол на Алекса, или что-то уже нарушалось в его мозгу… Я не знаю. Но я не могу это наследство принять! Это неправильно!

Мать смотрела на меня, выпучив глаза, но мне сейчас было не до нее. Мне вдруг стало страшно, что все юристы уйдут, не решив этот щекотливый вопрос в мою пользу, и мне придется столкнуться с действительностью и с… Алексом Торнхиллом.