Дитя. Сборник рассказов

Оксана Асеева

Дитя. Сборник рассказов

Бутик моей мамы

Я звоню маме в очередной раз, чтобы узнать, что ей необходимо из продуктов и лекарств. Мама живёт не в центре города, а ближе к окраине, где магазины не на каждом шагу, а через два или даже три квартала. Маме 83 года, у неё диабет, гипертония, и очень плохо, что она живёт отдельно от меня. Что поделаешь, так сложилось.

– Мам, что тебе купить? – спрашиваю я у мамы по телефону.

– Дочь, мне некогда, я сейчас в пути, иду в бутик, – отвечает мама с одышкой. Она идёт, на ходу разговаривает со мной, и, естественно, ей тяжело.

– Какой бутик, мама? – настороженно спрашиваю я. Мы с мамой живем в небольшом провинциальном городе, в котором есть всё, что нужно для жизни. Кроме бутика.

– Ну, бутик, тот, который недалеко от вас, рядом с банком, – и мама называет мне улицу. Тут я понимаю, что бутик моей мамы – это магазин секонд-хенда, где продают на вес одежду и обувь. «Бутик» этот находится рядом с известным всем банком, весьма популярным в нашей стране. Тут же находится супермаркет торговой сети, также очень популярной. Венчает всё это великолепие огромный фитнес-центр. В центре, помимо собственно фитнеса, в арендуемых офисах кипит активная жизнь различных фирм, агентств, предпринимателей и самозанятых граждан. Этакий Бермудский треугольник, в котором можно потеряться на полдня, не меньше.

– Мама, прошу тебя, не покупай там ничего, – я стараюсь говорить убедительно – спокойно, голосом гипнотизёра.

– Не надо там ничего покупать, хорошо? – внушаю маме.

– Да, дочь, конечно! Я только посмотреть. Мне Олечка сказала. Какой это хороший магазин! Вот я и решила. Сходить, посмотреть! – мама разговаривает со мной короткими из-за одышки предложениями, так как продолжает идти в «бутик».

Оля – это мамин соцработник из учреждения социальной защиты населения. Соцработники – спасение для наших пожилых родителей и для нас, их детей. Оля приходит два раза в неделю, приносит продукты и лекарства, которые не привезла я. Оплачивает коммунальные платежи. Ещё Оля делает влажную уборку в доме у мамы. В один из своих приходов Оля и поделилась с мамой новостью о бутике, сообщив его координаты.

И вот моя мама, жизнь которой проходит от одного измерения артериального давления и уровня сахара в крови до другого, от одного курса капельниц до другого, собралась и пошла в «бутик».

Сразу хочу пояснить: я не против покупки вещей на вес. Сама была в этом магазине, рассматривала там вещи, один раз примеряла обувь – она не подошла мне. Я – о другом. Перед тем как приобретать, нужно что-то сделать с теми вещами, которые мы накупили раньше в подобных же бутиках. Разобрать эти вещи, привести в порядок, отдать на благотворительность. Бесплатно, без продажи на вес, а просто так.

Ведь платяной шкаф не пустит к себе ещё одну вещь. Он будет держать двери изнутри.

Возможно, моя мама когда-то проходила по улице мимо магазина, подобного бутику. Ведь бывала же она, хоть и проездом, в Бресте, Киеве, Москве. Жила в Средней (теперь уже – Центральной) Азии. Ездила по туристической путёвке в Прибалтику. Но то, что моя мама никогда не заходила именно в сам бутик, за это я ручаюсь. И дело даже не в её кошельке из крокодилового дерматина. Просто моя мама никогда мне не рассказывала о посещении ею подобных мест. А поход в магазин, где продают элитные вещи для простых людей, к которым относимся я и моя мама, – согласитесь, событие запоминающееся.

Зайдя в подобный магазин, я сразу же отличаю авторские вещи: они обладают особой притягательной силой творческой идеи. Эти вещи весомее остальных. Они продолжают излучать особый магнетизм, даже если произведены за тридевять земель отсюда.

Я прихожу к маме, и она показывает мне свою обнову из «бутика». Это туника. Новая, с этикеткой. Мы с мамой рассматриваем её и приходим к одному и тому же: вещь хорошая. Из натуральной ткани, на горловине завязочки с кисточками, и расцветка «весёленькая» – и свежая, и немаркая одновременно. Одно только плохо, нет карманов. Как же без них? Куда поместить телефон и такой совершенно необходимый предмет туалета, как носовой платочек?

Но самое главное, что радует мою маму, – стоит эта туника сущие копейки, потому что не весит почти ничего.

Дитя

Теперь наши родители, которые дожили до восьмидесяти лет, материально и социально обеспечены. Конечно, если нет мучительного недуга и рядом взрослые дети.

Но что им всем пришлось пережить.

Моя мама, как говорят в наше время, – дитя войны. Великой Отечественной войны. Родилась она незадолго до её начала, в семье простых колхозников. Кроме неё, в семье было ещё пятеро детей. Все – девчата. Одна из девочек умерла ещё до войны – пневмония тогда была смертельным заболеванием.

Мои дедушка и бабушка по маминой линии – дети войны, революций и вновь войны. Первой Мировой войны, Февральской и Октябрьской революций 1917 года и последовавшей за этими событиями Гражданской войны.

А я – дитя детей этих войн.

Мой дедушка, мамин папа, с 1941 года был призван и воевал в Красной Армии. В 1944 году он заболел туберкулёзом и был комиссован из армии домой – Кубань к тому времени уже была освобождена от фашистов.

Туберкулез, тем более в открытой форме, в то время был неизлечимым смертельным заболеванием. Но мой дед всё-таки выжил. Деда спасли лечение, которое ему назначили в Краснодаре, и домашний уход.

Моя мама рассказывает, а я вижу эту тяжёлую, полную лишений жизнь. Саманная хата, крытая камышом, с земляными полами. В хате – родители моей мамы, приёмные родители моего деда и дети: до войны – трое, после войны – все пятеро. Ежедневный труд от зари до зари, на селе не бывает выходных. Скудная еда: хлеб, мамалыга, солёные капуста и огурцы, постный борщ. Очень редко – что-то другое. Да, мои прадедушка и прабабушка были приёмными для моего деда. В детстве дед остался сиротой, и его взяла к себе семья селян, у которых не было детей. Когда дед стал взрослым, его женили, сосватав в невестки такую же сироту. Мои прадедушка и прабабушка были уважаемыми людьми на селе. Они взяли в дом сирот, подняли их, а когда родились внуки, вырастили, воспитали и сохранили им жизнь в те трудные времена.

Когда мама рассказывает о ком-то из своего села, она часто поясняет: «А вот этот или эта – сироты, их усыновили или удочерили такие-то, у них не было детей». Дети без семьи, семьи без детей – всеобщее сиротство 20-го века.

Пока дед воевал, дома с тремя детьми и свёкрами оставалась его жена, моя бабушка. Во время освобождения Кубани от фашистов шли ожесточённые воздушные бои с противником. Враг стремился разрушить всё, что совсем недавно, перед войной, было выстроено нашим народом с таким трудом: крупные железнодорожные узлы, промышленные предприятия, инфраструктуру. Фашистам противостояли военно-воздушные силы Красной Армии. Воздушные бои шли и над сёлами, близлежащими к крупным промышленным центрам.

Моей маме тогда было четыре года. Вражеские налёты моя бабушка с тремя детьми пережидали в окопчике, за базом. Когда всё стихло, бабушка взяла младшую дочь на руки, старшую – за руку и пошла с ними, на погребку там оставались её свёкр со свекровью. Моя мама ждала в окопчике, когда моя бабушка вернётся за ней. Только бабушка принесла детей в хату и повернулась идти за моей мамой, как вновь начался воздушный бой. Свекровь упала ей в ноги, обхватила её, закричала:

– Паша, не ходи! Тебя убьют, что я одна буду с ними делать?! Умрём все от голода! Останься! Что будет!

На всех кормильцем была одна моя бабушка. Погибни она тогда – погибли бы все.

Так и осталась моя мама во время боя в окопчике. После, когда за своей дочерью прибежала моя бабушка, она даже не ожидала, что та осталась в живых. Но мама выжила, только застудила ноги, был февраль.

Этот случай мне рассказала моя мама. И я теперь понимаю: вся семья мамы совершенно случайно осталась жива.