Страница 63 из 78
Читатель знает и подтвердит, что апрель - очень капризный и коварный месяц, по-весеннему переменчивый. Днём бывает солнечно и тепло, как правило, а вечерами опять становится сыро и холодно, дует северный ветер, который пронизывает до костей. Дожди по вечерам случаются часто в апреле вперемешку со снегом - это тоже факт, который до мая включительно простоявший под окнами Мезенцевой Кремнёв на себе в полной мере прочувствовал... Придёт, бывало, встанет под голое дерево, обопрется об него плечом - и стоит полчаса или час спокойно и комфортно достаточно, когда на улице ещё тихо и сухо, дуреет и счастьем светится. Хорошо! - чего говорить...
Но вдруг налетали стремительно тучи из неоткуда, и с неба уже вода обильно текла крупными ледяными каплями, которые неожиданно сменялись хлопьями снега - огромными такими, нежными и пушистыми как лепестки липы или берёзы в мае. Они как саваном окутывали Максима с головы и до ног, делали его на снеговика похожим, или на снежного человека.
Но он не расстраивался из-за этого и от Тани не уходил, не отрывал головы и глаз от её божественных окон. Он только лишь поднимал голову к небу раз за разом, широко открывал рот и начинал жадно глотать снежинки как те же небесные ягоды, или как молодости эликсир, утоляя ими жажду свою и страсть любовную... Прозвучит и странно и смешно, наверное, для читателей, но снежинки будто и вправду ему помогали, давали силы дальше стоять и близостью к Мезенцевой наслаждаться.
Наглотавшись целебного небесного кушанья под завязку, он ладонями смахивал Божью воду с лица и начинал после этого, подкреплённый питательной снедью, громко стихи читать - чтобы НЕБЕСА слышали, как он благодарит их, как от души славит! Слова полюбившейся песни Б.П.Полоскина раз за разом начинал нараспев декламировать по куплетам - в надежде, что и до Танечки они долетят, и она его тогда простит и полюбит. Эти замечательные лирические куплеты он бережно в сердце до самой смерти потом хранил как лучшие произведения Державина и Жуковского, Пушкина и Лермонтова, Тютчева, Блока и Есенина. Потому что они в тот момент точно выражали суть всего его естества и были будто бы им самим однажды в любовном угаре написаны.
- "Я люблю, я люблю, я люблю! - как помешанный стоял и декламировал он громким и бодрым голосом, - не проходит любовь у меня.
Я люблю, я люблю, я люблю! - твои пальцы браслет теребят.
Я люблю, я люблю, я люблю! - сейчас, сейчас ты уйдёшь.
Я люблю, я люблю, я люблю! - он действительно очень хорош".
И, переведя дух и тряхнув головой отчаянно и ошалело, он после этого уже браво припев распевал, который казался ему даже лучше и пронзительнее самой песни:
"Проходит жизнь, проходит жизнь как ветерок по полю ржи.
Проходит явь, проходит сон, любовь проходит, проходит всё.
Любовь пройдёт, мелькнёт мечта как белый парус вдалеке.
Лишь пустота, лишь пустота в твоём зажатом кулаке..."
Сотни, а может и тысячи раз в апреле-месяце он произнёс под окнами любимой девушки слова этой поистине гениальной песни Бориса Павловича Полоскина, которая здорово помогала ему по нескольку часов кряду ежевечерне на одном месте на холоде, ветру и дожде стоять - близостью к Мезенцевой наслаждаться. Стоять - и радоваться безумно, и, одновременно, со страхом отсчитывать дни, когда он, несчастный выпускник МГУ, и этой последней возможности лишится.
А что с ним случится потом - без ЛЮБВИ и БОГИНИ СЕРДЦА рядом? - он не знал, не представлял даже и приблизительно... И ему от этого становилось страшно и муторно день ото дня, одинокому в мiре страннику, не хотелось домой возвращаться совсем - в пустоту, без-приютность и темноту, - и ощущать себя там весь апрель словно в тюремном карцере. Он остро чувствовал всем воспалённым и кровоточащим нутром, что счастье его юношеское, безмятежное, стремительно и неотвратимо заканчивается как жизнь глубокого старика. И вместо прежнего СВЕТА, РАДОСТИ и БОДРОСТИ ДУХА также стремительно и неотвратимо приближаются КРОМЕШНАЯ ТЬМА, УСТАЛОСТЬ, АПАТИЯ, ПЕССИМИЗМ, БЕЗДЕНЕЖЬЕ и БЕЗВРЕМЕНЬЕ! Или же полный и тотальный МРАК, если сказать одним словом, что был для него сродни Апокалипсису, внутренней КАТАСТРОФЕ!!!...
Глава 13
"Всё темней и кудрявей берёзовый лес зеленеет;
Колокольчики ландышей в чаще зелёной цветут;
На рассвете в долинах теплом и черёмухой веет,
Соловьи до рассвета поют.
Скоро Троицын день, скоро песни, венки и покосы...
Всё цветёт и поёт, молодые надежды тая...
О, весенние зори и тёплые майские росы!
О, далёкая юность моя!"
И.А.Бунин
1
В начале мая страстотерпца-мученика-Кремнёва выселили и из зоны "Ж" - угнали подальше от Главного здания МГУ и от Мезенцевой Татьяны тоже, окончательно оборвав с нею этим связь, как и с безмятежной юностью. В самый конец проспекта Вернадского его переселили - коротать последние студенческие дни, - в новое 24-этажное здание студентов-гуманитариев Московского Университета, где он и прожил два последних месяца на 4-м этаже в тишине, покое и комфорте. Потому что рядом с ним там оказался по-настоящему близкий и преданный человек - Дима Ботвич, отменных душевных качеств парень, уроженец Курска, студент-отличник все пять лет, будущий аспирант истфака. С Димой Максим познакомился в стройотряде по окончании 1-го курса, близко сошёлся с ним во время летней работы и как-то на удивление легко и основательно подружился. И так потом они и проработали все четыре студенческих лета на стройке бок о бок плотниками, спали на соседних койках в трудовом лагере, на танцы по вечерам ходили, болтали без устали сутками на любые темы - и всё никак не могли наболтаться, разговором насытиться не могли. До того им было легко, комфортно и спокойно вместе, двум родственным молодым душам, почти что братьям. Их так и называли в отряде все: братьями-близнецами.