Нарушая все запреты

И неразговорчивая. И не улыбчивая.

Поэтому ничем не отвечает на вежливо сложенные в улыбке губы.

– Ваши родители просили не беспокоить вас по возможности, но есть вещи, которые не проговорить лично с вами мы не можем…

Врач делает паузу. Может быть ждет какой-то словесной реакции, но Полина просто продолжает смотреть.

Чувствует кожей поглаживания отца. Не чувствует ничего.

Забавно, но ей ведь даже ни разу ничего не вкололи. Она как-то сама… Отключилась. В ту, первую ночь, после звонка Гавриле, очень сильно и горько плакала. А потом кончилось всё – слезы, эмоции. Казалось даже, будто бы жизнь.

– Мы очень серьезно и по несколько раз проанализировали все показатели развития плода. Я советовалась с коллегами. Вот сейчас посмотрела снова и убедилась…

Полине не нужны театральные паузы, но и ускорить рассказ она не просит. Ждет.

– Насколько я знаю, ваш партнер – человек с наркотической зависимостью.

Не сдержавшись, Поля закрывает глаза и сглатывает. Потом снова распахивает, продолжая смотреть безразлично и сквозь.

– К сожалению, это сказалось на плоде. У него множественные пороки развития. Нарушена работа практически всех жизнеобеспечивающих систем организма…

Врач говорит, Полина впитывает информацию, будто воду песок. Она слышит. Она понимает. В ней чувства выжжены. Не зло и не страшно.

– С высочайшей вероятностью плод замрет. Если каким-то чудом родится – проживет несколько минут. И скорее всего… Он не будет выглядеть, как выглядят новорожденные дети, Полина…

Не зло. Не страшно. А глаза застилают слезы.

– Мы можем исследовать всё еще раз, но я даю гарантию – мы не ошиблись. Как врач я рекомендую сделать аборт. Чем скорее – тем лучше. Затягивать бессмысленно.

В кабинете повисает тишина.

Взгляд Полины снова съезжает с лица женщины на белую стену за её спиной. Слезы не проливаются, а потихоньку высыхают. Картинка становится ясной.

Полина хмурится, прокашливается…

От нее, кажется, ждут ответа.

– Сколько времени есть у Полины на раздумья? – тишину нарушает отец. Обращается к врачу, давая той возможность посмотреть на себя, а не потерявшуюся в пространстве и времени пациентку…

– Времени… Я настойчиво рекомендую не затягивать. Ситуация не изменится в лучшую сторону. А в худшую для матери может. Чем раньше мы всё сделаем – тем лучше для вас, Полина. И тем с большей вероятностью следующая беременность будет. И будет удачной.

Полю убеждают, а ей так ровно… Вообще без разницы.

– Мы вас услышали, спасибо, – благодарит, конечно же, отец.

Полина же высвобождает из его руки свою, трет запястье, встает с кресла.

– Поля, – тормозит уже у двери, реагируя на довольно требовательное обращение папы. Это всё те же рефлексы из глубокого детства. Подчиняться.

Оглядывается, встречается взглядом с ним, размыкает губы:

– Мне нужно подумать.

Отец догоняет её уже у машины. Безразличная Полина садится с одной стороны, забыв поблагодарить за помощь водителя. Михаил – сам с другой. Молчание давно не напрягает Полину. Она пусто смотрит на проносящиеся мимо пейзажи.

Услышав шелест и почувствовав движение сбоку, мысленно кривится. Не надо её трогать.

Но не просит. И не брыкает, когда отец снова берет в свою её руку. Снова же гладит.

Она не хотела бы этого, но не протестует.

– Это хороший врач, Полина. Она правду сказала. Не упрямься, дочка. У тебя ещё всё будет. Тебе только девятнадцать...

Отец замолкает, он не против тут же получить ответ. Поля же снова высвобождает руку и прячет между коленями.

Над головой Полины – белый потолок. Он не крутится. В голове не мутно. Предложенный ей вариант операции проводится без наркоза. Она практически ничего не чувствует. Разве что легкий дискомфорт.

Наверное, кому-то её положение может показаться унизительным, но в ней всё выжжено.

Она не ждет Гаврилу. Она перестала таскать с собой везде телефон в надежде…

Надежды больше нет. Нет веры. Нет любви.

И ребенка тоже больше нет.

На её телефоне только сообщение из клиники, в которой работает Павловна:

«Полина Михайловна, Людмила Павловна просила сообщить всем клиентам, что с 20 по 5-е число будет в отпуске. Поэтому, если есть необходимость записаться на прием, – лучше успеть до»

Полина Михайловна очень благодарна за заботу, но Полина Михайловна не хочет.

Уже ничего не хочет.

Даже жить.

Сегодня утром Полина совершила последнюю попытку связаться с Гаврилой. Как бы там ни было, такие решения должны приниматься вдвоем. Но он не захотел. Привычно не взял. Дальше... Полина сказала, что готова, отец всё организовал быстро. Это не удивительно. Всем кажется, что так будет лучше. А ей... Наверное, ей всё равно.

Полина слышит, как врач с характерным звуком кладет какой-то металлический предмет на такую же металлическую подставку, после чего снимает с рук перчатки. Встает…

– Всё готово.

Она моргает, чувствуя, как сжимается горло.

Не плакать. Не за чем.

– Полежите немножечко, отдохните. Не торопитесь вставать. Нам ещё нужно сделать УЗИ. Хорошо?

Врач вроде бы спрашивает, но ответа не ждет.

Выходит из кабинета, оставляя Полину одну.

Наверное, это предполагается негласным протоколом. Наверное, не случившиеся мамы имеют право оплакать.

Полина жмурится и всхлипывает.

Тянется руками к лицу, закрывает его…

Через неделю она улетает. Уже взяты билеты. Сначала в Лондон. Оттуда – в Штаты. Доучится там. Отец с матерью считают, что быстро переживет. Они прощают ей… Ошибку. А она… Как себя простить?

Из горла вырываются сдавленные всхлипы. Полина ещё сильнее вжимает ладони в лицо. Внизу живота немного саднит.

Вместо души – гниющее болото.

То, что казалось ей невероятным счастьем, оказалось ужаснейшим горем. Личным. До которого никогда и никому по-настоящему не будет дела.

Ни родителям. Ни Гавриле. Он ей не перезвонил. Онза нимине пришел.

То, что Полина посчитала искренностью, оказалось фарсом. И вот теперь наконец-то понятно, почему всё с ним казалось таким острым и сочным.

Слишком яркий вкус – это всегда синтетика.

О доверии яростно просят лгуны.

Душевный Гаврила жил только в её голове. А на самом деле… Она связалась с бандитом и наркоманом, который поглумился над её отцом. Над её телом и душой. Она забеременела от него. Позволила навешать себе на уши тонну лапши, в итоге же осталась ни с чем.

С пустотой внутри. Из неё только что вакуумным аппаратом вытащили душу.

Продолжая рыдать, Полина потянулась одной рукой к шее. Дернув за крестик, порвала цепочку.

Она хотела бы положить его туда же, где… Останки её ребенка. Но их, наверное, вынесли. Поэтому украшение бьется о пол, Полина снимает ноги с подколенников, чтобы свернуться клубочком на гинекологическом кресле.

Медицинский кабинет заполняют горькие рыдания.

Убежденность в правильности базового знания стоила Полине слишком многого.

Таким парням, как он, нельзя подходить к таким девушкам, как она.

Запрет.

От автора

От автора

Уважаемые читатели, спасибо большое, что прочли первую часть истории Полины и Гаврилы!

Сложный финал – это их неизбежность. Альтернативой прохода через него было бы просто не писать эту историю. Но я не жалею, о том, что за неё взялась.

Надеюсь, вы тоже. Ведь кроме финальной боли, в ней было много-много-много любви. Над созданием их трогательностей я корпела, как никогда.

Вторая часть истории Гаврилы и Полины«Нерушимые обеты»уже выкладывается.

Скажу сразу: в ней мы НЕ будем раз за разом пережевывать трагедию потери ребенка и резко оборвавшейся юности.

Как бы героям ни было больно сейчас, за восемь лет у обоих поутихло. Оба справились.

А я хочу написать, как они сошлись окончательно, а не как страдали друг без друга.