Помню тебя наизусть

Я то успокаивался, приходил в себя, даже начинал понимать, что творю какую-то херню, то снова вспоминал слова папаши, момент когда нашел карточку этого ушлепка в Яниной машине, и все по новой. Еще сильнее, еще яростнее.

Домой я пришел ближе к вечеру. Злой, голодный, вибрирующий, как провод под напряжением. Тронь — взорвусь.

На автомате отметил, что тачки Белецкой на месте нет. Сводная сестричка где-то шлялась. Может, в приюте хвосты дворнягам мыла, а может к Игорьку своему за утешением поскакала.

Плевать!

Хотя нет. Ни черта не плевать. Рука сама дёрнулась за телефоном, чтобы позвонить ей, но я обматерил себя за слабость и пошел дальше. Пусть шляется где хочет, меня это больше не интересует.

В прихожей сбросил кроссовки так, что одна улетела под шкаф, а вторая ботнула по стене. На хрен. Все на хрен.

На шум из гостиной вышла мать.

— Здравствуй.

Я ничего не ответил, только зубами раздражённо скрипнул. Вежливость? Сегодня это не про меня.

Так и не дождавшись от меня ответа, мать грозно спросила:

— Ты где был?

— Я что обязан отчитываться? — огрызнулся я.

Она на миг опешила от моего тона, а потом холодно произнесла:

— Обязан. Я должна знать, где ты мотаешься.

— Это еще зачем?

— Что бы быть в курсе того, что происходит. Может, ты в неприятности какие-нибудь в очередной раз влез! Компанию дурную встретил.

— Отца например? — поинтересовался я, поднимая на нее мрачный взгляд.

У нее от лица отхлынула кровь, а в глазах проскочил такой испуг, будто самого черта повстречала.

— Ты видел его? — командирский голос дрогнул и сломался.

— Да. Представь себе, он уже несколько дней в городе, а я и не в курсе. Кто-то не потрудился мне об этом сказать!

Ее страх быстро прошел, сменившись ледяной яростью.

— Я и не собиралась ничего говорить. Надеялась, что этот мерзавец свалит из города.

— Он мой отец! — завелся я.

Она осеклась, посмотрела на меня, как на маленького, несмышленого пацанчика, а потом сдержано поинтересовалась:

— О чем вы с ним говорили?

— Твое какое дело? — даже если бы захотел, я бы не смог пересказать тот уродский разговор.

— Не забывайся!

— Не забываюсь я, мам. Не забываюсь! Только тебе, наверное, надо чтобы я вообще на лавке тихо сидел, хвост под жопу поджав, и проблем не доставлял. Об этом мечтаешь? — прошел мимо нее, едва не задев плечом.

— Вот скажи, чего тебе не хватает, — мать ринулась следом, — живешь в хорошем доме, в достатке. Все у тебя есть. Семья, друзья, хорошая школа. Я столько сил потратила чтобы вытащить тебя из того дерьма, а ты снова туда тянешься.

— Ах, ну прости, что заставил напрячься. И что за вашими хорошими харчами, не забыл о том, кто мой настоящий отец. Ты уж извини, я не буду ссаться от восторга от твоего Славика и этой новой семейки. Ты уж тут как-нибудь сама.

— Как тебе не стыдно, а? Тебя приняли, как родного! А ты себя ведешь, как скотина.

— Слушай, а вы со Славиком заведите общего ребенка, растите его, как хотите, и радуйтесь тому, что он не я.

Мать побледнела еще больше и непроизвольно прикрыла живот рукой. Этот жест прошелся как плетью по оголенным нервам.

Твою ж дивизию…

— Вы уже, да? — процедил сквозь зубы, — времени даром не теряли? Молодцы.

Меня уже не просто трясло, а колотило так, что зубы стучали. Отец был прав. Во всем прав.

— Поздравляю. Надеюсь, следующая попытка выйдет более удачной и вырастет кто-то не такой неудобный как я.

— Максим, — мама подскочила ко мне, обняла изо всех сил, прижимаясь к груди, — хватит. В тебе сейчас злость говорит. Из-за отца. Ты не понимаешь, он же…

— Оставь его в покое. Выбрала другого — твое право, только не надо включать теперь заботливую мамочку и говорить, что все это было ради меня.

Она дрожала всем телом, все крепче стискивая меня в объятиях.

— Макс, пожалуйста. Не веди себя, так. Не будь как он!

— Хм, почему бы и нет? Гены пальцем не раздавишь. Ты ведь и меня мерзавцем считаешь.

— Да что за глупости у тебя в голове?

— Глупости? Я слышал, как вы вчера с Белецкой разговаривали. Как там ты посоветовала своей драгоценной Яночке? Держать ухо востро? Не расслабляться? Не ждать от меня ничего хорошего?

Она затряслась, разжала руки и, отступив на шаг, прошептала:

— Максим, я…— голос ее подвел.

— Что ты? Давай уж договаривай. Поздно идти на попятный.

— Ты все не так понял. Я просто хотела предупредить ее

Я поднял одну бровь, дескать валяй, продолжай.

— Предупредить, что ты… ты сложный, — она выглядела совершенно несчастной, но меня это не трогало. Меня вообще ничего сегодня не трогало.

Совесть на нуле, здравый смысл тоже, воспитанность тем более.

Я сегодня именно тот, о ком предупреждала мать. Мерзавец. И мне это в кайф. Я готов ломать все на своем пути. Все и всех.

— Извини. Какой уж есть.

— Ты слышал, что я говорила дальше? Ведь слышал? — схватила меня за руку.

— Прости, ты так мило болтала со своей новой дочерью, что я предпочел свалить, — зло выплюнул я.

— Я там говорила, что…

— Да мне насрать! — заорал я, — насрать, что ты там еще говорила! Хватило и того, что услышал.

Я оттолкнул ее руку.

— Ты все не так понял, Максим. Я тебя люблю.

— Ой, не надо, — я раздражённо отмахнулся и побежал наверх. Ворвался в свою комнату, схватил с полки спортивную сумку и начал заталкивать в не вещи. Какие попало, не разбирая.

Ноги ходили ходуном, зубы сводило от всей этой херни. От семейки новой, от матери, которая говорит другим, что ничего хорошего от меня ждать не стоит, от лживой сестрицы, от дома этого сраного, который каждым миллиметром кричит: ты здесь никто.

Да пошло оно все в жопу.

— Что ты делаешь? — взвилась мать, когда я спустился вниз, — куда ты?

Она была бледная, как призрак, руки дрожали, в глаз полыхало нечто, чему я не мог дать определения.

Я молча прошел мимо нее.

— Я задала тебе вопрос! Куда ты собрался?

— Сваливаю.

— Ку..куда…

— По хрену куда. Лишь бы вас всех больше не видеть.

— Я тебя не отпущу, — вцепилась в мою куртку, пытаясь вырвать ее из рук, — не пущу. Слышишь?!

Я просто разжал пальцы, отдавая ей вещь. Пусть подавится.

— Макс! Не смей уходить! — она встала поперек двери, преграждая путь

— А то что? Славику пожалуешься? Я б на твоем месте, так ни нервничал, кстати, — пренебрежительно кивнул на ее еще плоский живот, — мало ли что. Ты вообще радоваться должна, что ухожу. Вдруг ваш новый ребенок от меня говна какого-нибудь нахватается. И вырастет таким де ублюдком.

Щеку обожгло злой пощечиной.

Я ошарашенно заткнулся, а мать испуганно прижала ладонь к губам.

— Прости, — по ее щекам побежали слезы, — Макс, я нечаянно. Погоди.

Я дальше ее не слушал. Обулся, протиснулся в дверной проем, уворачиваясь от ее отчаянно тянущихся рук, и пошел по дорожке к воротам.

— Максим! — за спиной рыдала мать, — Максим, стой!

Я выскочил на улицу и быстрым шагом бросился прочь от этого дома.

Наигрался в семью, хватит. Пусть все идут лесом.

Я даже не стал ждать автобуса, что бы он отвез меня в город. Пошел пешком, не оглядываясь и ни о чем не жалея. Телефон в кармане непрерывно гудел. Я достал его, равнодушно сбросил звонок матери и набрал приятеля:

— Егор, здорово. Это Макс. Мне бы перекантоваться где-то. Несколько дней. Может, неделю.

О том, что будет дальше я думать не хотел.

В школу я ходил только на тренировки, а по утрам работал грузчиком — жрать-то на что-то надо. И по херу было на вопли Станиславовны и других учителей, на все по хрену. Даже на то, что экзамены уже на носу и счет шел на дни. Тормоза совало напрочь.

Дома не появлялся, с матерью не разговаривал, Янку в школе не видел. Остановился на хате у одного из друзей Егора. Там старший брат в армию свалил, квартира пустовала, вот меня и приютили.