За семью замками. Снаружи

Единственное, что Костя смог выдавить из себя, когда рассказ был окончен, это глухое:

— Чего вы хотите от меня? — непроизвольно вернувшись к обращению на «вы».

Не потому, что внезапно обрел уважение. А потому что абсолютно запутался.

— Жизнь Агаты для меня важнее, чем огласка истории. Я рисковал для неё. Благодарность мне не нужна. Я просто делал, как правильно. Поверь, хотел бы денег — скачал бы с Вышинского. Но у вас с ней началось что-то странное… Когда я увидел вашу фотографию — даже не поверил. Я же слежу за тем, что у нас происходит. Я всё жду, когда эти уйдут… Когда придет их черёд бояться… Начал проверять. Понял, что вы, кажется… Это смешно, Костя, но ты же даже не подозревал, какой ключик оказался у тебя в кармане. И я не сразу поверил. А у вас, как назло, ни фотографий общих толком, ни заметок. Это жутко злило, но я не мог выйти на тебя, пока не убежусь. В итоге вас где-то засняли, я узнал её по шраму. Связался через знакомых. Хотел понять, что знаешь ты. Думал, вообще ничего, иначе… Если это твоя игра — ты давно достал бы козыри. Как минимум, сам на меня вышел бы. Как максимум — выбил бы правду из Агаты. Мне было её жалко, потому что она сама попала к тебе в руки, но тут я уже правда был бы бессилен. Я ждал, когда же… А информация не просачивалась. Я начал сомневаться. Почему-то долго не допускал, что это может быть не корысть с твоей стороны. А потом увидел заметку о беременности. Поэтому и спрашивал. Если она беременна от тебя — она для тебя не расходник.

— Она для меня не расходник…

Костя и сам не знал, зачем повторяет, но что-то ведь говорить надо, когда голову рвет на части…

— Я это понял. Значит, теперь ее защитишь ты. А эта гнида должна уйти. И не только эта. Я знаю, что Агата называет себя «За семью замками». Это забавно, потому что она сама не понимает, что скрывает за ними… Сама не понимает, что она — атомная бомба.

— Я заплачу, дай материалы мне.

Костя предложил, осознавая, что на самом деле отдаст любые деньги. Но ему не спешили отвечать.

— Ты должен будешь их опубликовать, а не ими торговаться. Понимаешь же? Ты должен использовать их в кампании. Я знаю, что ты рвешься к власти с той же целью, что они за неё держатся: ты хочешь делать что-то не для людей, а под себя. Но эти должны уйти. Любой ценой должны уйти, Костя. Даже если вместо них придешь ты. Я живу тут, но хочу я домой. Я спрашиваю у людей, как там дела. И слышу только, что с каждым годом всё хуже. А у них с каждым годом всё лучше. Ты хотя бы представляешь, сколько за время их правления случилось «Агат»? Зацементированная власть лишает страха тех, кто на вершине. Она лишает надежды тех, кто внизу. Ты же бизнесмен, ты понимаешь, как важна конкуренция, а они её отключили. У них не просто монополия на насилие. У них монополия на безнаказанность. Я хочу, чтобы мои дети вернулись домой. И хочу, чтобы дома им было безопасно. Я сам хочу вернуться, Костя, зная, что всё сделал правильно…

— Я не буду торговаться. Сколько?

Костя спросил, игнорируя лирику, на которую нет смысла отвечать.

На салфетке была аккуратно выведена Валентином сумма. Гордеев просто кивнул, соглашаясь. Умалчивая только, что и публиковать он тоже ничего не собирается.

Ушел, поблагодарив Валентина. Но не за информацию, а за жизнь. Больше ничего сказать не смог бы. Нырнул в себя. Ему надо было подумать и принять.

Гаврила начал названивать ещё во время встречи. Не переставал ни на обратной дороге в аэропорт, ни во время ожидания посадки.

Наверное, Косте стоило бы просто взять и сказать, что обсудят позже. А он не мог. Как пришибло. Слишком много слишком сложных мыслей в голове.

Агата не звонила. Только раз написала: «я скучаю, всё хорошо?».

Он долго смотрел на окно их открытого диалога, чувствуя себя будто контуженным. Потому что ему же пишет сейчас всё та же Замочек.

Язвительная девчушка, которая дерзила неизвестным мужчинам на форумах и задвигала комод, осознав, что за ней ведётся слежка.

Его беременная ранимая до крайности жена, которую Костя любит, как только может любить.

А оказывается…

Он прокрутил ленту диалога практически до самого начала. В прошлый май. До тех сообщений, которые приходили ещё на старый разбитый об него телефон.

Туда, где они ещё играли. Где он считал её забавной человечкой. Где он однажды спросил:

VVV: «На тебя несется разъяренный дикий зверь. Твои действия?».

Дерзко и в шутку. Легкомысленно и просто из любопытства. На кураже после очередной встречи, на которой самоутвердился за чужой счет. Зная, что эпатирует. Не боясь этого, даже желая. Демонстрируя ей свое порочное нутро во всей красе и требуя его полного принятия, иначе у них всё закончится.

А она…

Она уже тогда ему говорила. С самого начала ему говорила.

Она хотела, чтобы хоть кто-то её услышал.

ЗСЗ: «Иногда, чтобы спастись, надо стрелять. Тогда зверь остается только во снах».

Она даже для этого выбрала его.

Агата досконально знала, когда Костя должен быть дома.

Сама ему не звонила, но следила за данными рейса, рассчитала, сколько может занять прохождение паспортного контроля и сколько дорога от аэропорта.

Костя не ответил на её вопрос в переписке, это немного тревожило, но Агата заставляла себя же успокоиться. Не нервничать. Не кипишевать. Наверное, замотался. Потому что прочел, просто отвлекся и забыл написать хотя бы простенькое «всё норм».

Но это не повод взвинчиваться, потому что Макс всё чувствует, да и Костя не раз говорил: «не делай мне из мужика истеричку, не стартуй на ровном месте»… Она подошла к заданию максимально ответственно. Не стартовала.

Стояла во дворе, выпуская через рот одну за другой струйки парной дымки, смотрела то на ворота, которые с минуты на минуту должны были разъехаться, то в небо, с которого начал сыпаться неуверенный, не долетающий до земли, но первый снег.

Привычно держала руку на животе, поглаживая. Запрокинула голову, прикрыла глаза, потому что небо слепило, пусть и солнца не видно, открыла рот, высунула язык…

Чтобы как в детстве — ловить снежинки им. Чувствовать их прохладное покалывание. Почему-то этому радоваться…

Это более чем несерьезное занятие, Агата понимала. И что увидь её такой Костя — поглумился бы, тоже понимала прекрасно, но Агате просто хотелось.

Настроение взлетало, и причина тому в первую очередь ни разу не снег, а предчувствие Костиного приближения.

Что ещё чуть-чуть и он будет рядом. А потом целая неделя вместе. Только вдвоем.

Их наконец-то дождавшийся своего часа медовый месяц. На Новый год у Победителя никаких планов. Никого не нужно агитировать. Ни с кем не нужно встречаться. Он обещал свое время ей…

Проведут, наверное, дома. Хоть Костя и предлагал куда-то слетать, но Агата откровенно стремалась. У него в голове всё было легко. Снять чартер. Виллу с выходом к морю. Далеко и надолго не полетят, но показать что-то совсем новое для Агаты — не проблема. Только сама Агата сомневалась. Беременность сделала её ещё более осторожной.

Продолжая держать рот открытым, она услышала звук, о котором всё это время мечтала: низкий гул разъезжающихся створок, потом треск попавших под колеса Костиного Мерса камушков…

Агата непроизвольно заулыбалась, опуская голову, следя, как во двор въезжает машина.

Знала, что Костя не любит, когда она выходит его встречать. Знала, что он сейчас ругаться начнет. Мол: «ну че ты выперлась, Замочек? Холодно, простудишь задницу»… Заботливо так ругаться. С любовью.

А она так же бурчать и ластиться.

Пойдут в дом, Агата будет прижиматься изо всех сил, Костя говорить что-то похожее на «дай в душ сходить хотя бы».

Она не даст, конечно же. Пойдет с ним, чем вызовет самодовольный смех. Костя любит, что Агата его обожает. А Агата больше не боится не только в этом признаваться — но это же проявлять.

Ей никогда в жизни не было так хорошо, как сейчас с ним. Даже с учетом того, что они дрейфуют на льдинке посреди холодного океана, ей на этой льдинке невероятно хорошо. Она больше не ищет стабильности. Она просто ему доверяет. С ним ей лучше, чем на любом твердом берегу. За любыми замками.