Страница 50 из 89
За что получил удивленный взгляд от Агаты и скептический от Кости, после чего последний вздернул бровь, сложил руки на груди, откинулся в кресле, предлагая:
— Иди сюда, организуем…
Заставляя Агату прыснуть, закрывая глаза рукой, а Гаврилу будто бы на кресле заерзать…
Агата не меньше минуты следила, как Костя с Гаврилой играют в гляделки, типа беря друг друга на слабо.
Но сливаются оба, когда Агата шепчет, качая головой:
— Придурки…
Усмехаются синхронно и одинаково, головы опускают… Ну дети же… Чисто дети…
Как бы не выделывались, любовь у них исключительно платоническая.
Гаврила берется за ручки кресла, встает, направляется к двери с тихим: «ладно, харе пиздеть, пойду поработаю».
Проходя мимо дивана, на котором Агате было так хорошо дремать, притормозил, глянул на нее сначала, потом через плечо — на Костю, потом снова на Агату…
Видно было, что хочет что-то сказать, но сомневается. В итоге же будто бы понизив голос произносит:
— Спасибо, что прикрыла тылы, сестренка. А то это тебя он нежненько, а меня так, что неделю сидеть не могу потом… — повернул голову, смотрел на Костю сначала, потом губы дудочкой сложил, чмокнул…
Видел, что Агата начинает хрюкать от смеха, жмурится, снова тянется к глазам…
— Иди нахер отсюда! — А привычно несдержанный Костя берет в руки что-то со стола, замахивается, Гаврила вроде как уворачивается, продолжая путь… А услышав от Агаты:
— Какие идиоты… — снова оглядывается и подмигивает.
Есть немного. Но это шарм. На том и держатся. На том и победят.
Глава 22
С недавних пор Костя знал, что ночевать дома — это кайф. Отдельный, особенный, чистый кайф.
Когда за окном шумит дождь, а где-то рядом глубоко дышит человек, который что-то для тебя значит, чувствуешь себя неповторимо хорошо. Правда в их с Агатой случае не «что-то», а «всё».
Из «личной человечки» в «необходимое условие существования» за полгода. А если по-простому, то в любимую женщину. Занудную училку. Мать будущих детей. В ту, которая стала шеей, даже не осознавая этого. А ещё не осознавая, что её «голова» повернулась и смотрит на мир, себя, людей по-новому.
Прежде, чем обсуждать эти свои изменения с Гаврилой или ещё кем-то, Костя хотел с Агатой. Объяснить всё ей и очень надеялся, что жена поймет. Потому что, на самом деле, всё, что делал сейчас, делал для неё.
Но пока не успел объясниться — подбирал слова что ли…
Даже во сне, как сейчас, продолжал подбирать. Безумно важно было, чтобы те самые слова были правильными.
Зима пришла как-то незаметно. Костя замотался, а когда опомнился — декабрь.
Агата стала куда спокойней, хотя тоже не всё так гладно. Она не жалуется, но плохо спит. Говорит, это типа нормально на её сроке. Долго крутится, сама злится, но его не грузит. Жалеет.
Живот уже конкретно такой по-беременному круглый, но Агата зачем-то предпочитает продолжать его прятать. Наверное, никогда не полюбит человеческое внимание. В частности и направленное на него.
Макс дерется, дает пять и вообще всячески напоминает о себе. И мамке, и папке.
В доме начался ремонт. Гаврила лично проверил каждого, кто получил доступ на территорию. Связываться с левыми людьми сейчас было бы очень опасно, это было понятно.
Музыку заказывала Агата. Работу тоже принимала она. Озвучивала замечания Гавриле, он вставлял исполнителям.
До Кости информация доходила уже по факту и чаще всего с формулировкой: «всё нормально, мы разберемся»…
Он злился за это на себя же, потому что понимал: должно быть не так. Разбираться должен он. Но был благодарен и другу, и жене, что позволяют «рвать жопу» чуть менее яростно. Что позволяют сосредоточиться на том, что по обновленным причинам кажется самому Косте очень важным.
Через три недели у Гордеева была запланирована поездка для встречи со следаком. Они уже общались по телефону. Мужчина на Костю впечатление произвел странное. Загадочный больно. Будто изо всех сил пытается завлечь… А с ним так не надо. Он хотел чётко и по делу. Но опять-таки сдерживался и не отменял. Гаврила прав: нужно послушать и либо убедиться, что его информация — пустышка. Либо сложить наконец-то полную картину в голове.
Звук звонка собственного мобильного давно и безнадежно раздражал. Но особенно сильно, если пробивался сквозь сон.
Отрицая реальность, Костя несколько минут продолжал сопротивляться, держа глаза закрытыми, а руку расслабленной на животе вжавшейся в его тело попой Агаты.
Пока не проснулась она, пока не повернулась, приподнялась на локтях…
— Кость, звонят…
Агата сказала тихо и хрипло, Костя не сдался.
Перевернулся на живот, отвернулся от Агаты, закрыл ухо рукой…
Слышал, что она вздыхает, осознав, что муж идет в отказ, сама тянется через него за телефоном, чертыхается, потому что экран светит слишком ярко, а потом толкает в бок настойчиво.
— Гаврила, Кость…
И говорит громче.
Наверное, звони сейчас хоть черт, хоть бог, Костя не взял бы. Но на «Гаврила» отреагировал моментально.
Поднялся на локтях резко, скользнул уже трезвым взглядом по продолжавшей кривиться Агате. Забрал из её рук трубку, прижимаясь на секунду губами к голому животу, на котором сбилась футболка, уловил еле-заметную улыбку, а потом поднес к уху мобильный, принимая вызов.
— Алло, — сказал, на автомате делая тише и перекладывая от одного уха к другому — чтобы меньше лишним ушам тревоги. Потому что просто за жизнь перетереть Гаврила бы ночью не звонил.
— Алло, Кость. У меня проблема. И мне нужна твоя помощь.
Гаврила говорил отрывисто. Чувствовалось, что ему неудобно. А еще, что он злой очень. Такое случалось с ним редко. Слишком спокойный по жизни. Слишком ко всему относится философски… А значит…
Костя сначала сел на кровати, отвернувшись от Агаты, уперся локтем в колено, в ладонь — лбом. Смотрел на свои босые ноги и готовился слушать… Да о любой жопе, на самом-то деле…
— Это говно избило Полю. Она в плохом состоянии. Может ребра сломаны. В больницу ей нельзя, как ты понимаешь. Отца я к ней не подпущу. Мне нужно безопасное место, куда не сунутся… Я на въезде в поселок.
Костя зажмурился, вжимая пальцы в глаза. В голове выстроился частокол из матерных слов. И абсолютное понимание — тут без вариантов.
— Я предупрежу охрану. Ты врача вызвонил уже?
— Вызвонил.
— Хорошо. Я встречаю.
Костя скинул, встал с кровати, пошел в сторону гардеробной…
— Кость, что случилось? — Агата подтянула подушку, села, провожая его взглядом.
Наверное, ей сходу надо было что-то ответить. Улыбнуться там. Пошутить. Успокоить. Намекнуть, что гонять в туалет трижды за ночь — не исключительно её беременное право.
Но Косте нужно было время. Он скрылся за дверью, надел джинсы и футболку, уперся основаниями ладоней в одну из полок, наклоняясь и выдыхая длинно в пол. Потому что…
Вот что за блять? Только этого им сейчас не хватало.
Лишь бы не навернулась… И лишь бы Гаврила уже не наворотил…
Немного продышавшись, Костя вернулся в спальню. Подошел к кровати, на которой Агата так и сидела — настороженно глядя на него, неосознанно водя по животу. То ли малого успокаивая, то ли себя.
Позволила Косте поцеловать себя в губы, ко лбу прижаться.
Ничего не говорила, пока Костя еще и так дышал, возвращая самообладание.
Потом оторвался, посмотрел в глаза, сказал:
— В спальне будь. Хорошо? Я спущусь на время. Ничего страшного. Просто не выходи. Спи. Договорились?
По ее взгляду понятно было, что нифига они не договорились. Что он хотел успокоить, а только больше напугал, кажется. Но главным сейчас было, чтобы не высовывалась. Скорее всего, там зрелище будет не для беременной девочки, пережившей в детстве то, что врагу не пожелаешь.
— Будь умницей, Замочек. Пожалуйста…
Костя сказал уже у двери, обернувшись. Агата кивнула, глядя вслед абсолютно трезво. Без намека на сон.