Страница 9 из 11
Картина, в общем, достойная кисти художника. А тут только я. Застывшая на месте я.
Какое-то время мы так и пребывали в полной неподвижности – Данил мирно спал на лавке, а я стояла у двери и смотрела на него. Без одежды он был… ну да, еще красивее. Даже не так. Сейчас на первый план вылезло все прямо вот совсем мужское. И бицепс согнутой руки оказывается, еще мощнее, чем казался под рубашкой. И волос на груди, оказывается, обильно. И бедро мощное, и икры крепкие, и волос там тоже с избытком. И на колене свежая ссадина.
Я поймала себя на том, что дышу часто и глубоко. И что облизываю губы. И что…
«Так, Плик, соберись! - сказала я себе с Ксюшиной интонацией. – Со-бе-рись!»
Я собралась. По крайней мере, облизываться перестала. И стала думать, что мне надо теперь делать. Мозги, надо сказать, включились в работу быстро – и неприглядность того, что мне предстоит сделать, снова предстала передо мной во всей своей, так сказать, неприкрытой красе. Меня затошнило, и, пока не растеряла остатки решимости, я полезла в сумочку за телефоном.
Мне нужны фото- и видео-доказательства. Данил сейчас спит – и спит, судя по словам про текилу, крепко. Мне везет. Так что отставить тошноту, поблюешь потом.
Я подошла с телефоном к лавке, на которой спал Данил. Подавила откуда-то взявшийся судорожный вдох – и присела на корточки со стороны его головы. Он даже не пошевелился. Несколько совместных снимков я сделала почти недрогнувшей рукой. И поняла, что этого для настоящего компромата недостаточно. Но дальше на меня напал ступор. То есть, где-то на периферии мыслей я понимала, что надо сделать. Что надо как-то… обострить ситуацию. Но панически боялась дать этим мыслям выплыть на первый план.
Даня мне помог. Он вдруг вздрогнул, что-то пробормотал – и я подскочила, как ужаленная, едва не упав с этих чертовых шпилек. А Даня… Даня не проснулся. Он лишь поменял положение рук – и теперь та, что была за головой, свесилась вниз, до пола. А еще он дрыгнул ногой - той, что была согнута в колене. Нога так и осталась согнутой. А вот полотенце от этих движений двумя полосатыми занавесками опустилось по обе стороны от лавки. Оставив лежащего на скамейке человека полностью обнаженным.
Телефон чудом не выскользнул из моих повлажневших пальцев. Я сжала его покрепче и смотрела. Нет, ну назовем вещи своими именами. Теперь я откровенно пялилась.
Что-то есть такое… Какая-то есть разница… кажется, про это в Библии есть объяснение… Что-то про познавших стыд или нет… Но вот это упавшее полотенце как-то разом изменило все, и я чувствовала какое-то странное, необъяснимое, жгучее волнение в груди.
Ну, может быть, это от того, что полностью обнаженного мужчину вот так, живьем и в непосредственной близости я видела впервые. И теперь я смотрела – и никак не могла отвести взгляда.
Есть разница. Это полосатое полотенце – на самом деле белое. Как флаг капитуляции. Только пока непонятно - чьей.
В голом Даниле столько мужского, что… Что я даже не подозревала, что это может вот так, сразу, сбить с ног и оставить без единой мысли. А ведь, кажется, все то же самое, что было до падения полотенца. Но взгляд постоянно находит какие-то новые детали.
Плечи шире лавки. Длинные красивые пальцы касаются пола. На втором колене тоже свежая ссадина, но меньше размером. Волосы на груди треугольником спускаются к животу и…
… и вот на этом месте меня посетила прямо философская мысль. Ну ладно, не мысль – наблюдение! Но очень своевременное, да!
А подумала я вот о чем. Что все-таки женщина и мужчина устроены по-разному. Нет, не надо ржать сразу! Я не про анатомию. И даже не совсем про физиологию. Я про… Да не знаю, про что! Наверное, про то, что женщина, даже обнаженная – она просто вот обнаженная женщина. И все. Красивая – или не очень. Но она вызывает в глядящем на нее мужчине какое-то одно чувство, в зависимости от того, нравится она ему или нет. А обнаженный мужчина… Да, привлекательный. Да, очень тебе нравится. Но вот смотришь на него и думаешь… чувствуешь… Есть, в общем, одно обстоятельство. Которое способно повлиять на то, что ты при этом чувствуешь. Вы понимаете, о чем я? Или это только одна я такая чокнутая извращенка?
В обнаженном мужчине есть какая-то трогательная беззащитность - вот что я надумала. Если этот мужчина просто спит и не собирается вот-прямо-сейчас никому доказывать, что он о-го-го. Вот именно в том месте, которым он это обычное делает, спящий обнаженный мужчина беззащитен. Да, представьте, трогательно!
Трогательно. Хм. Трогательно…
За то, что случилось потом, я категорически отказываюсь отвечать. То есть, отвечать-то мне, конечно, пришлось, и в полной, так сказать, мере. Но как я принимала какие-то решения, что я при этом думала и все такие прочие вещи – этого я про себя не помню. Я помню только действия. Они меня потом, после, тоже очень удивили.
Первым делом я пристроила телефон – на полочку. Включила камеру, настроила ракурс. Несколько пробных фото – мои руки у его паха. Отлично. Видно его лицо. И все остальное тоже видно.
Я включила запись видео. Присела рядом со скамейкой. Данил снова вздрогнул, но я даже не шевельнулась. Мной овладела какая-то странная холодная решимость, которая резко противоречила жару, который разрастался в центре живота. Даня пробормотал сонно, я едва разобрала слова:
- Ну вот самое время, ага. Завтра релиз, а ты… - он вздохнул и добавил уже строже и тверже, но все так же не открывая глаз: - Есть другие, более подходящие методы кластеризации.
Крайне ценная и своевременная информация, чего уж. Ну вот почему, почему я не остановилась в этот момент?! А я не остановилась. Я наклонила голову.
Я никогда не делала этого раньше. Теоретически – представляла. Но никак не ждала, что почти сразу, от первых неуверенных прикосновений мгновенно отвердевшая плоть сама ткнется мне в губы. И что рот откроется сам собой. И что все так естественно случится – его плоть сама скользнет между моих губ, а мои губы естественно облекут его член. И что все это мне так… понравится.
Я же не для этого пришла, не для этого! Или за этим? Нет, не может быть! Но…
Но я получала удовольствие. От округлой твердости внутри моего рта. От того, как можно по-разному пристроить в этот процесс язык. Как это вообще интересно. Как вдруг сама собой начала ритмично двигаться голова.
В общем, как вы понимаете, процессом я увлеклась. Да что там – я ухнула в этот процесс с головой.
Знаете, что привело меня в чувство? Звук.
Точнее, целая… звуковая дорожка. И если вы думаете, что это были, скажем, сладострастные стоны – ну а о чем еще можно подумать в первую очередь в такой пикантной ситуации? – так вы ошибаетесь. Сначала это было причмокивание. И - вы плохо обо мне думаете! Хотя, может быть, я этого заслуживаю. А, может быть, это вовсе и не плохо… - словом, отнюдь не я была источником этого звука. А Даня. И не тем местом, о котором вы снова подумали! Меньше думайте, короче.
В общем, я-то от процесса оторвалась. А причмокивающие звуки не прекратились. Их издавал Данил Олегович Доценко. Мужчина, которому я первый раз в своей жизни делала минет – ну, давайте назовем уже вещи своими именами! – лежал и причмокивал губами в сне. Как будто ел или пил что-то вкусное. А потом он… он… он…
А потом он захрапел.
Если могло меня в этой ситуации что-то отрезвить – то вот это. Я резко встала на ноги. Первое, что увидела – экран своего телефона. Руки у меня дрожали, и я его едва не уронила. Я схватила телефон, выключила запись, трясущейся рукой сунула его в сумочку – и быстро пошла к двери. На самом пороге я вдруг остановилась и обернулась.
Я вернулась. Наклонилась и прикрыла Даню обратно полосатым занавесом полотенца. Мысль о том, что кто-то потом войдет и увидит его таким… таким обнаженным и уже совсем не беззащитным… а может, и… в голове у меня был сумбур. А еще я очень хотела его поцеловать. Но теперь уже в губы.
Вместо этого я опрометью бросилась из бани.