Невеста против

— Завтра утром отец прибудет к нам: его уже поставили в известность о необходимости этой встречи. Думаю, вам все же лучше занять одну из гостевых комнат, чтобы не тратить время и силы впустую! — я погладила ладонями прохладную поверхность письменного стола. Все во мне горело и трепетало от волнения — усталость тоже присутствовала, но я не обращала на нее внимания. Нужно было отдохнуть, выспаться, а я была практически уверена в том, что не усну этой ночью — буду просчитывать каждое слово и каждый шаг, но точно не смогу расслабиться. Может, стоит выпить тех капель, которые мне порекомендовали от бессонницы?

— Тут я с вами соглашусь! — кивнул мужчина, пристально наблюдая за моими действиями и явно что-то там для себя подмечая.

Эта его привычка меня несколько раздражала, но, с другой стороны, я понимала ее практическую ценность: ведь человек, умеющих чувствовать перемену настроения своего оппонента, наверняка умеет с легкостью использовать это в своих интересах.

За окном уже смеркалось, и мы явно увлеклись, погрузившись в бумаги и обсуждая завтрашний день.

— Я рада, что вы, наконец-то, сдались, — с победной улыбкой на губах произнесла я.

Явившись ко мне несколькими часами ранее, этот человек был уверен, что сможет ответить на все мои вопросы в течение получаса, а потом спокойно отправится домой. Увы, я оказалось крайне придирчивой и дотошной, да и ситуация моя не такая уж и типичная.

* * *

— Ваш отец уже здесь, хозяйка! — сообщение Демьяна не было для меня такой уж неожиданностью: я давно ждала гостей, сидя в своем кабинете в компании стопок бумаг и своего поверенного. И все же я вздрогнула от этих слов, внутренне подобралась, почувствовала, как неприятный холодок прошелся по телу. Дыхание перехватило от нетерпения — больше всего на свете я хотела увидеть Алису.

Я не собиралась идти встречать гостей, намереваясь сохранить хотя бы видимость хладнокровия и спокойствия, чтобы удержать в голове все важные слова и действия, да и вообще встречают уважаемых и почитаемых гостей, а мой родитель таковым не являлся.

Дверь распахнулась, и он весьма стремительно вошел в комнату, окинул меня, стоящую у стола и опирающуюся на костыль внимательным и несколько насмешливым, даже хитрым взглядом, потом посмотрел на стоящего неподалеку Иллариона Павловича, и тот ему явно не пришелся по вкусу.

— Рад видеть тебя на ногах, доченька! Право, я весьма удивлен, думал, что нас проведут в твою спальню, — с некоторой долей разочарования сообщил он.

Я сочувствующе улыбнулась ему, так как явно не оправдала его ожиданий — опять!

Ведьмы-мачехи рядом не было, как и Алисы.

— Где моя сестра, отец? — гневно произнесла в ответ, вместо обмена приветствиями и любезностями.

— Вижу, ты уже неплохо освоилась в роли графини, дорогая моя, раз позволяешь себе так открыто проявлять неуважение к отцу в присутствии посторонних! — вместо того, чтобы ответить на мой вопрос проговорил он, взглядом кивая в сторону моего посредника.

— Я позволяла себе это и раньше, — фыркнула в ответ, раздражаясь все больше и чувствуя, как мало по малу теряю над собой контроль.

Дверь распахнулась повторно, и на пороге снова появился Демьян. Он кивнул мне в знак уважения и пропустил за собой поверенного моего отца, Артемия Гавриловича.

Я видела этого человека несколько раз у нас дома: обычно отец сразу уводил его к себе в кабинет, и там они занимались какими-то своими делами. Артемий Гаврилович был уже немолодым мужчиной в возрасте пятидесяти — пятидесяти пяти лет, невысокий, несколько полноватый, с проплешиной на голове, маленькими и несколько косоватыми глазами, низко опущенными бровями и острым носом. Его лицо всегда казалось мне каким-то хитроватым и лживым: он неприятно улыбался, обнажая желтоватые и кривые зубы, часто сутулился и редко смотрел в глаза собеседнику, но отец явно доверял ему и потому притащил сегодня в мой дом.

Я хотела повторить свой вопрос по поводу сестры: не может быть, чтобы он не взял ее с собой! В своем послании я довольно четко и резко изъявила свое желание увидеть ее сегодня же.

Но не успела я сделать полный вдох, чтобы обрушить праведный гнев на своего родственника, как на пороге появилась моя дорогая Алиса.

И я словно подавилась воздухам, словно кто-то ударил меня в грудь, даже рука, сжимающая костыль, дрогнула.

Она не была похожа на саму себя: моя маленькая улыбчивая, полная сил и энергии девочка, та самая, что писала мне письмо еще совсем недавно, сейчас больше походила на жалкую пародию на саму себя.

Она словно не узнавала меня, или же я ничего не значила для нее — ничто вокруг не волновало ее. Бледное, осунувшееся личико не выражало никаких эмоций, неестественно прямая спина, идеальный книксен в мою сторону, опасливый взгляд в сторону отца, а потом она сделала несколько шагов в сторону диванчика в дальнем углу кабинета, осторожно уселась подальше от всех присутствующих и принялась пристально рассматривать свои руки, сложенные ровно перед собой.

— Алиса, — сдавлено произнесла я.

Она не поднимала головы, не реагировала на мой голос и продолжала сидеть и смотреть строго прямо перед собой.

Руки меня подводили, и я едва не потеряла равновесие от шока, в котором сейчас пребывала. Взгляд коснулся самодовольного лица отца, и я забыла, зачем пришла в этот кабинет, о чем так долго говорила с поверенным, что должна была сделать и сказать! Я забыла все и, словно оглушенная, стояла, уставившись на объект своей ненависти, пока страшная и неподвластная моему разума волна ярости поднималась во мне и рвалась наружу.

В этот момент раздался наигранно громкий кашель Иллариона Павловича.

— Прошу прощения, но, кажется, нас забыли представить! Я доверенное лицо графини Рианы Богдановой, меня зовут…

Он что-то еще говорил моему отцу, а я изо всех старалась переключить внимание на эти слова, на этот спокойный и деловой тон уверенного в себе человека.

«Возьми же себя в руки, ничтожество! Она здесь — жива и невредима, и она больше не вернется в дом монстра, но для этого нужно быть сильной: крики и истерики ничего не решат — именно на это и рассчитывает отец! Он хочет ранить меня глубже и насладиться собственным триумфом — это его излюбленный прием и ничего больше!» — я потихоньку приходила в себя, старалась не смотреть на сестру. Глянула на серьезное и строгое лицо стоящего у дверей Демьяна, потом на задумчивое лицо родителя и постаралась снова придать своему лицу деловой вид.

— Я хочу оформить опеку над своей сестрой и лишить тебя права распоряжаться ее судьбой! — несколько охрипшим, но твердым голосом произнесла я.

— Неужели? Очень наивно с твоей стороны хотя бы помыслить, что я могу согласиться на нечто подобное! — с явной усмешкой ответил он.

О, я не сомневалась ни на секунду, что он знал, каковы будут мои требования, и как всегда просто разыгрывал перед присутствующими и передо мной в частности комедию.

— Я давно уже не наивная девочка, отец! — фыркнула я в ответ.

Эмоции во мне снова всколыхнулись и едва не вырвались, но и тут Илларион Павлович спас положение, перехватив моё слово.

— Мы подготовили для вас договор: весьма щедрое предложение, князь. Ознакомьтесь, прежде чем так категорично высказываться.

Он протянул моему отцу составленный нами договор и всем своим видом излучал уверенность в успехе сегодняшнего дела.

Отец не стал продолжать разыгрывать роль оскорбленного в лучших чувствах родителя и принялся читать, развалившись в кожаном кресле и закинув ногу на ногу.

— Что это за вздор? Вы что, смеетесь надо мной? — спустя несколько минут прогремел он, разорвав документ и швырнув его остатки на пол, даже не позволив своему другу прочитать содержимое.

— Что именно вас так расстроило, князь? — нисколько не смутившись, спросил Илларион Павлович.

— Я не продам свою дочь за… — это даже смешно обсуждать! Как вы смеете предлагать мне подобное! — давясь от возмущения, произнес он.