Невеста против

Первые дни я намеренно игнорировала послания от отца — не была готова ответить, так как Кузьма еще не подготовил все нужные бумаги. Я понимала, что это ожидание явно нервировало и сбивало с толку моего нетерпеливого родителя, по этой причине он напомнил мне о сестре, ссылаясь на то, что я оказалась лицемеркой, и, став графиней, окончательно забыла о своей семье.

А я бы и рада забыть о некоторых членах своей «семьи» и даже совесть бы ни разу не кольнула мое сердце, но кто бы мне это позволил сделать?

— Доброе утро, хозяйка! — снова разбудила меня Мира, войдя в комнату и с явным недовольством обнаружив меня в груде неразобранных с вечера бумаг.

Она бормотала что-то неразборчивое себе под нос и грозилась пожаловаться на меня бабе Фене.

— Иногда я задаюсь вопросом, кто из нас двоих здесь главный? — немного резковато произнесла я, и горничная тут же присмирела, выпрямив спину и поджав губы.

— Сегодня выдалось замечательное утро, может, вы хотите выйти в сад? — ровным и невинным голосочком спросила она.

Я тяжело вздохнула — мне и впрямь хотелось наконец-то выбраться из этого дома и глотнуть свежего воздуха.

— Хорошо, прикажи кому-нибудь прийти и помочь мне! — сдавшись, согласилась я.

Мира осторожно улыбнулась и торопливо кивнула.

Я не могла наступать на сломанную ногу и очень боялась ухудшить свое положение, поэтому терпеливо ждала позволения своей целительницы, а до тех пор перемещалась по дому лишь при помощи слуг — Демьяну даже не раз приходилось переносить меня на руках.

Оказавшись в летней беседке, я задумчиво уставилась на странную конструкцию, расположенную в некотором отдалении, которую не замечала ранее.

— А что это там? — спросила я у горничной, так и не разгадав истинного предназначения странного возвышения, сколоченного из добротного дерева, в центре которого было два толстых столба с вбитыми сверху крюками.

— Это «столб добродетели», — пояснила мне Мира.

— Чего? — уставилась на нее я.

— Так называл его граф, он наказывал здесь неугодных и утверждал, что только через боль и страдания можно очиститься от скверны и научиться послушанию, ну а для всех остальных это было еще и наглядным примером того, как опасно противиться воле барина.

Она несколько побледнела и с тревогой посмотрела на мрачные столбы.

— Почему эту гадость до сих пор никто не убрал? — возмутилась я, почувствовав, как по коже побежали мурашки от одной только мысли о том, что пришлось испытать на себя бедным крепостным, а возможно, и женам графа.

«И как это они с моим отцом раньше не нашли друг друга — родство их душ на лицо!»

— Немедленно прикажи это убрать! — требовательно сказала я.

— Вы уверены? Но что, если кто-нибудь ослушается и…

— Я найду способ разобраться с теми, кто меня ослушается! — раздраженно фыркнула в ответ, отвернувшись от Миры.

А ведь чему я собственно удивляюсь? Разве мне не рассказывали о том, как он запирал своих жен в темной комнате, как морил неугодных ему голодом, как продавал и покупал крепостных детей, отрывая их от родных семей, подыскивая для себя крепких и выносливых работников, а в дом привлекательных и смирных прислужниц? Это всего лишь еще один пункт в страшном списке грехов одного ужасного человека, которого мой отец посчитал достойным для своей дочери!

«Надеюсь, гиена огненная все же существует, и душа графа будет гореть в адском пламени вечно!» — мрачно подумала про себя.

— Хозяйка, — робкий и звонкий голосок Зарьки отвлек меня, и я едва не облилась горячим чаем.

Заряна была дочерью кухарки: ей едва исполнилось двенадцать, и она поначалу дичилась меня и старалась не показываться мне на глаза, но потом, видимо, осмелела и стала помогать матери на кухне, а также выполнять различные мелкие поручения. Мне она напоминала мою Алиску — не внешне, конечно, но, может быть, своей детской непосредственностью и чистотой, такой знакомой робостью, за которой скрывалось, однако, неуемное желание познавать все новое.

— Я тебя слушаю, Заряна! — улыбнулась я маленькой помощнице.

— Там один человек приходил к вам! — бодро сообщила она.

Я же немного напряглась при этих словах.

— То есть он приходил, но уже ушел? И кто это был?

— Он не сказал своего имени, но он просил передать вам кое-что! — чуть смутившись моего строгого взгляда, пролепетала девочка.

А я уже и как дышать забыла: в мыслях вертелись нехорошие догадки про отца, про сестру — даже голова немного закружилась.

— Дядя Демьян сказал, что я могу его вам передать.

— Да показывай ты уже что там! — наконец, не выдержала я.

И тут девочка соизволила подняться по ступенькам ко мне в беседку и показаться во весь рост.

Она держала в руках что-то живое, что-то рыжее, что-то…

— Стешка! — удивленно охнула я, а куница тем временем вырвалась из рук Заряны и рванула ко мне на колени. — Ах, ты маленькая бандитка, как же ты тут оказалась?

— Тут еще письмо, госпожа! — не сводя глаз с зверька пролепетала девочка, протягивая мне маленький смятый конверт.

Я тут же выхватила его из рук, бросила беглый взгляд на упаковку с одной единственной буквой «Р», начертанной до боли знакомым и таким родным почерком.

— Она правда ваша, да? — прошептала в это время девочка, явно влюбившаяся в мою ручную подругу с первого взгляда.

— Да, она моя, и я дам тебе с ней поиграть, если… ты не будешь меня сейчас беспокоить! — строго произнесла я.

Заряна понятливо кивнула и торопливо скрылась из виду.

Я бросила взгляд на несколько удивленную Миру, застывшую неподалеку, словно каменное изваяние, и та тоже поторопилась оставить меня одну.

Руки дрожали, когда я раскрывала конверт, и в груди так больно сдавило от одного лишь взгляда на эти немного неровные и торопливые строки:

«Дорогая сестренка, я знаю, что ты обо мне не забыла и каждую минуту ломаешь голову над тем, как же спасти свою сестренку! Я знаю это и ни на минуту не сомневаюсь в тебе — слышишь? Что бы ни говорил тебе отец — не верь ему!

Знаешь, поначалу было совсем плохо: я так хотела тебя увидеть, так рвалась к тебе — с того самого мига, когда увидела тебя неподвижно лежащую на земле! Но меня не пускали — сначала тот незнакомый дворянин, а потом уже папенька.

Я думала, что сойду с ума, думала, что со мной все кончено и, хоть мне и стыдно тебе в этом признаваться, но однажды я осмелилась выкрасть на кухне нож и хотела… ты, наверное, сильно разозлишься сейчас, но, да, я хотела навредить себе, хотела покончить со всем.

Зачем мне это все, если тебя нет рядом? Что меня тогда ждет? Ты ведь тоже не смогла этого вынести! Я почти решилась, а потом вдруг подумала, подумала о том, что ты говорила мне с самого детства, чему учила, сколько раз старалась сделать меня сильнее и выносливее, как ты хотела, чтобы я научилась со всем справляться! Мне стало стыдно и больно от одной лишь мысли, что все это было зря, что все твои труды и старания прошли впустую! И еще я вдруг подумала: а что если ты придешь в себя, а рядом будет только папа и эта ведьма, а я вот так предам тебя — оправишься ли ты от такого?

И точно, вскоре я узнала, что тебе стало лучше!

Папа не пускал, злился, как всегда говорил о тебе плохо, но из всего этого я успела понять главное — ты жива, Ри! Ты прогнала этих двоих из дома, даже не окрепнув после падения! Значит, ты придешь за мной, придумаешь что-нибудь, а мне всего-то и надо, что немного подождать и не подавать виду, что я воспряла духом, перед своими родителями!

Я не перестала бояться — конечно, нет! И мне снятся кошмары, как и раньше, а когда папа злится, я едва выношу его нападки, но … теперь я точно стала сильнее, потому что я могу это все вынести ради тебя — ты ведь гордишься мной, правда?

Я променяла свои любимые серьги и ожерелье на это письмо, надеюсь, что Дуня не обманет и передаст его кому следует, Стешу она тоже должна отпустить с посыльным. (Господи, пусть с твоей маленькой зверушкой ничего не случится! И пусть она поможет тебе выздороветь!)