Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 161 из 171

31. На деревню к Стрижичам

С утра, фактически на рассвете, меня пробудило скребление в дверь флигелька. Вот прям традиция нарисовалась, хмыкнул я, отметив знакомого паренька-курьера Опричного Приказа.

— Ну шо, опять? — уже традиционно полюбопытствовал я.

— Точно так, Стригор Стрижич! Извольте послание принять!

— Давай уж, благодарю, — прибрал я пластинку, потопал в гостиную и плюхнулся в кресло-мешок.

Блага тебе, Стригор!

И какого лешего?!

Г.И.О.П. Тенетница

Бугагашеньки, аж заржал я, ногами болтая. Впрочем, вовремя ржач приглушил — пусть девчонки поспят, я их вчера… ну, заездил немножко много, эксперименты с воздухом, в баньке… ну, в общем, немного перебрал, да.

Но в меру, и довольны всё равно были — хоть устали, но улыбались, а Ола ладошкой меня даже во сне поглаживала.

Ну да ладно, в Опричный Приказ надо съездить. А то паучиха моей души гадость какую измыслит — она может, я знаю.

И пошёл я Индрика выводить. Последний башкой акульей превращал, подозрительно на меня то правым, то левым глазом повзирал.

— Хозяин?

— Хозяин, хозяин.

— А что такое холодное и страшное было? — подозрительно прищурился на меня Акул.

— Тоже я был, — признал я.

— Хозяин стрррашный, — подумав, выдал Индрик. — Значит, я тоже большой. И страшный. И самый красивый, — надулась акулятина, влеча меня по улице.

Ну-у-у… тоже позиция, признал я. Ну и по рассветному Столенграду добрался до Имперской Избы.

Препятствий мне вновь не чинили, так что я просто, кивнув деду (бессменному, похоже), дотопал до знакомой двери, раскинувшейся до моего появления.

— Счастье великое, честь небывалая, сам Стригор Стрижич, Великий Владыка Воздушный, меня посетить изволил! — поприветствовала меня дама.

— Блага тебе, Тенетница, — широко улыбнулся я.

— Блага, Стригор. Ты мне к тебе гонцов слать каждый раз велишь?

— Да вообще-то, можешь просто сказать, чтоб сразу являлся, — пожал плечами я.

— И так можно было? — подняла бровь Тенетница.

— Отчего нет? — пожал плечами я.

— И являться будешь? — прищурилась она.

— Если не устану сильно, коль дел не будет, — начал я загибать пальцы.

— Поняла уж, устал да занят. Являйся уж, по возможности.

— Явлюсь. По возможности, — честно ответил я.

— Хвалить я тебя не буду, Стригор.





— А можно было бы и похвалить! — закатил я глаза.

— Хорошо, уговорил, хвалю. Получи награду, — ехидно выдала Тенетница, шмякая на стол мешочек с костяным стуком.

Ну я к лапам прибрал, нос свой внутрь сунул… И обиделся. Реально обидно стало — гривны, немало, но издевательство какое-то, блин!

— Благодарствую от всего сердца, Тенетница, — низко поклонился я. — Прощай.

Поднялся и потопал из кабинета. Ну, не сложилось с сотрудничеством — да и леший с ним.

— Награду прибери, Стригор, — послышался ехидный голос в спину.

— На болящих и призрения заслуживающих пусти. Мне без надобности, Тенетница, — через плечо ответил я.

— Да прибери, говорю! Твои деньги это, за возврат украденного! И оплата работы уже не нужна? — с ещё большим ехидством выдала Г.И.О.П.

— Эммм…. — остановился я. — Оплата? Награда?

— Деньги сии, — наставительно выдала Тенетница, — награда за возврат покраденного. Честь по чести доля, по законам Империи. А оплата — дело другое, как договаривались, — посмотрела на меня она, да и залилась смехом, видно, физиономия была у меня и надутая и непонимающая. — Ну вот, а то девчонкой неразумной себя чуяла с тобой, Стригор. Как приворожил, сам не знаю, что творится.

— Ты такая и есть, — хмыкнул я.

— А ты мальчишка!

— И я — такой и есть, — важно покивал я. — Ладно, уговорила, давай оплату, — важно потёр я лапки.

— Принимай… Карачун, — хмыкнула она.

— Это с чего это я — Карачун? — вяло отбрыкнулся я.

— А Храбра мне показала, как болтом, силой чернобожьей полным, в тебя попали. Пересилил, силён ты… Но Карачун вылитый, аж дрожь пробрала!

— Ну и ладно, — махнул я лапой.

И выложила Тенетница листов двадцать на стол. Я бегло в читало просмотрел, убедился, что вещи нужные и интересные, да к лапам прибрал.

— Всё интересно, всё беру, — озвучил я.

— За работу возьмёшься? — вдруг выдала Тенетница.

— Через седмицу, не ранее. Отдохнуть надо, почитать, подумать. Тебя через седмицу навещу, — посулил я.

— Навести, седмица — не столь велик срок, — покивала она.

На том и распрощались, а я Индрика мало, что не подгонял. В флигельке девчонок потискал, на колени себе усадил, ну и стал читать, спокойно и неторопливо. Потому что достались мне вещи ценные и интересные.

Правда ни черта “на все” вопросы ответа не дающие. Итак, были это пересказы книг и, подозреваю, чего-то типа газет и прочего. И… ни черта не понятно, откуда эфир, точнее, методы оперирования, биообразцы и прочее взялось. Более того — о Мирах других не словечка. А вот о использовании эфира в биотехнологиях — было. И, судя по всему, Пущи уже были, именно как заводы и лаборатории. Но никакой конкретики, что откуда. Описывалось как факт “Южный Экспериментальный Комплекс” и прочее подобное.

То есть, девятнадцать из двадцати томов описывали что-то в художественной манере, что-то в репортажной, с учётом, конечно, “ошибок переписки”. Мир, в котором эфир был, активно использовался, но операторов, судя по всему, не было.

Например, описывались эфирные листы и читала. Именно как прорывная технология, которую не столько для текста использовали, сколько для трёхмерных моделей. Ну и вообще — как вечные носители информации, удобные не только объёмом хранения, но и простотой считывания, не требующие “сложных стационарных организмов, считываемых индивидуальным и универсальным визором”.

А двадцатый лист — воспоминания некоего родовича. Ну, я так думаю, хотя, может, и просто человек. Но наблюдательный, неглупый, и… ни черта не знающий, “что произошло”. Поля скелетов, твари ночные и не только, пожирающие людей. И “богами одарённые”, от тварей оберегающие. Всё с подробностями, про самого писателя ни черта. Почему я и думаю, что родович какой — он явно и много путешествовал, писал, “что вижу”.

А твари, им описываемые — ерунда, но не голым, беспамятным людям. Видно, большую часть просто сожрала фауна, причём не пущная, которой и не было-то толком. Не намного меньше, очевидно, померли с голоду. А остальные потихоньку приспосабливались. И вот этот процесс приспособления в двадцатом листе и описывался.