Коллоидный Мир

Да щаззз, мысленно хмыкнул я. Не собирается моё стрижичество помирать. Да ещё под тушей Глотки, а уж, тем более, на хере жоруна — это, как минимум, неприлично!

Так что плюнул я на эфирную “тишину” — два этих деятеля с гарантией всю живность на километр, а то и побольше, распугали.

Закрутил воздушный вихрь, подхватывая и отламывая окровавленную траву и ветки, и почесал к Жоруну. И глотка, к счастью, повелась, во всех смыслах, шуруя за комом вкусняшки.

И Жорун на эфирную манифестацию вздёрнул свой головной хер, ну и целенаправленно почесал мне навстречу. Тут главное, мысленно хмыкнул я, чтоб дружба не победила, с призом в моей роже.

С пятнадцати метров Жорун свою морду неприличную назад отвёл, имея мою персону в виду. Но я подал побольше эфира в ком окровавленных веток и травы, морковкой болтающейся перед перекатывающейся Глоткой.

Жорун на миг замер, переориентировался и рванул своим хером на новую цель. И блин, я увернуться толком не успел, а Жорун — хуй, как он есть, злобно шипел я, отмечая стёсанный в ноль биодоспех и кусок руки, оставшейся на “шее” Жоруна. Ну реально, гандон ходячий, осудил я противную тварь. Не успевал я всё отследить, надо было приманку удерживать, шуровать бодро…

Ладно, биодоспех шрамом на мою дырку наплыл, предотвращая кровотечение, а я матерно отшипев, стал наблюдать борьбу бобра с ослом в условиях Голодной Пущи.

Итак, Жорун хером своей морды в ком окровавленного сена въехал и стал его всасывать. Глотка в этом подлом деянии усмотрела посягательство на свои права, прыгучей амёбой наскочив на жорунский хер.

Хер, который Жорун, тоже в сдавливании себя усмотрел нехорошее деяние и начал собой, да прицепившейся Глоткой помахивать. Последняя отпускать не хотела, но на определённый момент ложноножками засучила, да и отцепилась. Показав выжранную Жоруном дырку в себе. Впрочем, Жорун жрал не просто так — “головка” хера, которая его башка, приобрела ещё большее анатомическое сходство, набухнув, покраснев и вообще — явно пребывание в недрах глотки на его здоровье сказалось не лучшим образом.

И начали твари друг друга в тишине, прерываемой только треском деревьев, воевать. А я чистые и сухие лапы потёр, мысленно пожелал им успешной взаимоаннигиляции, ну и аккуратненько потопал к своим.

Свои нашлись на месте, где и должны были быть. На мою живую и относительно целую персону отреагировали очами столь выпученными, что чуть не рассмеялся.

— Глотка? Жорун?

— Там дерутся, стравил, — не стал я с песнями и плясками описывать подвиг багатура Стрижича.

— Постойте, Стригор Стрижич, — подскочила ко мне Ладонега и принялась лечить.

И меня, и биодоспех, против чего я не только не возражал, но и приветствовал всячески. Чай, я не Чернобожич какой, которому и дырявым ходить можно.

И потопали мы дальше, на выход из Пущи. Причём довольно бодро, Лихычи зелья дули, как и Ладышны. В общем-то, никто нас больше не трогал — статистика и тут сработала, и тройная жопа неподалёку от Сердца Пущи была последней.

Правда… ну, довольно забавно вышло. Итак, был в Пуще некий Змей. Описывали его Лихычи, и в общем-то, каким описывали, таким и был. Радужная чешуя, змеиная физиономия морды, пера разноцветные, из мест различной неприличности торчащие. Трёхметровый такой змеюк. Быстрый-сильный-опасный, воздухом атакует и зубами ядовитыми, трёх метров. И летает, да.

Ну вообще — Кецалькоатль, как он есть, если разобраться. И вот начала вокруг нас, уже в подлеске, радужная молния на воздусях круги нарезать. Ну я напрягся, как и спутники — они его не контролят, а, с их же слов, тварюшка ни хрена не приятная.

А змеюк к эфиру воздушному причувствовался, свой ответно послал — вот реально, не видел бы змеюка своими глазами — подумал бы, что Стрижич здоровается. И начал вокруг нас, особо не приближаясь, фигурять в воздухе всячески, в бантики завязываться. И я не уверен, в этом случае Лихычам больше такие тонкости подходят, но вроде даже что-то мауглистое через эфир посылал, типа “мы с тобой одной крови”. Но не уверен.

В чём уверен — проводил нашу компанию до опушки, перами разноцветными помахал. Не атаковал, гадостей не чинил и вообще.

— Видно, Стрижичей прототип, — под нос пробормотал себе под нос Твёрд почти неслышно, а Тиха покивала.

Ну уж что-что, а воздушные вибрации до меня ветер доносил. И мысленно я с Лихычами согласился — более чем вероятно, что встретился я с “донором” нашего надсердечника.

Правда, с самими Лихычами нихрена не понятно — где гравитация, а где ментал. Хотя, возможно, композитный орган — глазище Лиха во всю башку. А гравитация, например, ежели в очи пихать — дохлой выходила. Ну или что-то такое.

В общем, уже в сумерках добрались до засечной полосы. Вежливо постучались (я — ногой, как самый культурный). Ладышны, тем временем, перепонку бегуна расправляли, видно, от неделикатных взглядов нашу добычу ныча.

— Живые, родичи, — аж с некоторым удивлением выдал давешний имперец-ветеран.

— И с добычей, Светыня. Сопровождение до Алтыря нужно, время, — отрывисто выдал Твёрд.

— И Трапан. Организуем, — кивнул дядька, с явным непониманием покачивая головой.

Ну, в реалиях урезанной информации о походах в Пущу от Лихычей — удивление вполне понятно. Идём каким-то смешным составом, с одним воякой, да и то мальчишкой. Если не слабосилком, то ничего из себя не представляющим — ентот Светыня по дороге нас эфиром всех эфирно прощупывал. Я, правда, на него пыхнул воздухом, за щупанье неделикатное, но “общую силу” он прочуял, факт.

Ну и вместо могилок на полпути — “вернулись и с добычей”. Вот и удивляется пущевед старый, хмыкнул я.

Тем временем, отряд родовичей из пары десятков собрался. Наша пятёрка бегуна взяла “в коробочку”, а сопровождающие — уже нас. И так, коробочками, в сторону Алтыря и выдвинулись.

В дороге уже совсем стемнело, но твари, пущные и не очень, от нашей компании, по-моему, сами шарахались. Правильно делали — я бы тоже шарахался, факт.

Во врата Алтыря, по ночному времени закрытыми, Ладыч, с горбунка свесившись, так кулачком невзрачным зарядил, что десятиметровая коралловая пластина аж завибрировала. Я даже подумал, не рассыпется ли, став наблюдать с интересом — всякие там разрушения я оченно люблю и уважаю, если не мне их чинить, конечно.

Но врата выдержали, морда стража привратного в окошечко выглянула, на костяную пластину в лапе Светыни полюбовалась и скрылась. А врата стали опускаться потихоньку.

Да, это вам не тут, оценил я прелесть бытия “с мигалкой”. Но решил не привыкать. Дело хоть и приятное, но не самое правильное.