Страница 47 из 81
Полупрозрачное марево висело на небе. Солнце отбрасывало радужный ореол, редкие лучи с трудом пробивались к земле. Совсем недолго оставалось до заката, обещавшего быть красочным и незабываемым. А пока мягкий свет дня освещал все вокруг, горные вершины заигрывали друг с другом, то прячась, то показываясь, из редкого тумана. Шаловливые красавицы, кутались до основания в длинные шали, потом игриво обнажали плечико или ножку, чтобы через миг стыдливо спрятаться в белый полумрак.
Шутливые прятки обычно длились недолго. Непоседливому ветру быстро наскучивали заигрывания местных красоток, и он срывал белые облака, уносил прочь, рассеивая над далеким морем. Вершинам ничего не оставалось, кроме как стоять голыми и грустными, жалея, что ветер совсем понимает шуток.
— Учитель, а откуда у вас идеи новые берутся? Ведь «быть там, где не ждут» означает придумывать такое, что другим в голову не придет. Где же такие мысли необычные находить?
Моисей не ответил, только головой покачал. Осия думал, что тот по обыкновению подождет, а потом объяснит все, но старый вождь никуда не спешил. А когда молчание совсем затянулось, пришлось Осии самому продолжать:
— Я понимаю, вы, как всегда, скажете, что во внутреннем мире. А там они как появляются?
Видя, что учитель говорить не собирается (может опять испытывает?), Осия принялся рассуждать вслух:
— В том отличие человека от животного неразумного, что он новое создавать способен. Потому и сотворил Господь людей по образу и подобию, чтобы могли мы на земле замыслы его небесные воплощать. А так как во внутрь каждого человека, он частичку себя поместил, то и получается, что носим мы в себе клад бесценный. Беда только, что, как им пользоваться, не знаем.
Моисей впервые заговорил:
— Господом подарено нам чудо творения. Никто объяснить не способен, как именно внутри новые мысли возникают. Зато люди опытные знают, как можно идеям родиться помочь.
Напрягся Осия: верно что-то важное сейчас услышит. И вправду Моисей на валун облокотился, как всегда бывало, когда самое сокровенное объяснял:
— Перво-наперво надобно для новой мысли место подготовить. Ведь как зачастую случается: видишь проблему и знаешь сразу, что решить нельзя. Сколько ни думаешь, сколько ни напрягаешься — ничего не выходит. А дело лишь в том, что место для новой мысли неверием занято. Убери его — и раз, решение отыщется. Ведь, как телу ночью отдыхать положено, так и мозг надобно от мусора повседневных забот очищать. Помнишь, как Иофор учил меня на огонь смотреть? Ведь это он мой разум от шелухи избавлял. А когда мусор уберется — глядишь, и место для необычных решений появится.
— Далее, чтобы идею новую найти, надобно время потратить. Большинство ведь как: все надеется, что мысль сама придет. Человек будет обычными делами занят, а она возьмет и явится. А еще лучше — во сне откроется. Только не бывает такого. Хочешь решение отыскать — будь добр, сядь и подумай. А большинство людей думать разучилось. И пяти минут не могут без дела провести — сразу занять себя спешат. А ты научись в покое вначале минуту, потом пять, а в конце — и час проводить. Научись останавливать суетливый темп жизни. Уходить от груза забот и важных дел. Пойми, что размышлением творческим, куда большего добиться сможешь, чем действиями пустыми.
— Учитель, а как же заповедь вторая «Действуй!»? Там ведь, наоборот, предпочтение делам дается!
— Во второй заповеди не о творческом размышлении говорится, а о сомнениях, что душу изнутри разъедают. И вместо, чтобы бесконечно терзать себя, лучше решение принимать и действовать. Творчество же, наоборот, человека сильнее делает. Ведь кроме пользы от идей новых, получает человек что-то куда более важное: чувствует то самое могущество, что роднит его с Богом. Потому так счастливы те, кто смогли стать Творцами. Вообще, запомни Осия: у счастливых людей — и мысли счастливые. Идеи крепкие, новые, любо дорого посмотреть. А у несчастного — и идеи такие же хиленькие.
— Почему же тогда вокруг столько людей несчастных?
— Потому что Творчество лишь тем доступно, кто заботы обычные решить сумел. Человек ведь как устроен: если спать хочет, то ни до чего другого ему дела нет. Или пить, или есть — пока жажду и голод не удовлетворит, ни о чем другом не думает. Если он целый день на работах занят, чтобы себя и семью прокормить, то вечером, когда с ног валится, только мысли об отдыхе в голове — куда там месту для идей новых.
Моисей говорил горячо, вечерний ветер трепал длинные седые волосы, и грозный старец удивительно походил на самого Господа.
— Чтобы настоящим Творцом стать, будь добр, позаботься о себе — чтобы сыт был, полон сил и энергии, затем о тех, кто рядом — чтобы тоже недостатка ни в чем не испытывали. Только тогда можешь по-настоящему творить. Поэтому прежде, чем думать, как других облагодетельствовать, найди, как себя счастливым сделать.
— Выходит, учитель, простому человеку о Творчестве можно совсем позабыть?
— Зачем же так? В самый пасмурный день может хоть на минуту показаться солнце. Так и самый несчастный человек может на миг почувствовать себя спокойным и умиротворенным. А поможет в этом сокровенный уголок, что каждый имеет. Прохладный берег реки, тенистый оазис в пустыне или песчаный бархан за стенами храма — у каждого свой. Найди время, чтобы туда отправиться. На час, не можешь — на пять минут. Если совсем никак не выходит, то хоть в мыслях. Побудь в том месте, пока не почувствуешь, как скачущие мысли останавливаются, ощути пустоту внутри. Не пугайся, наоборот, радуйся: ведь делаешь первый шаг к обретению божественного могущества. Поступай так изо дня в день — и вскоре заметишь, как появляются и мысли новые, и решения необычные, и спокойствие внутреннее.
Тут Моисей улыбнулся, и вся строгость вмиг улетучилась:
— А теперь пора, Осия, голову от мыслей очистить. Смотри, солнце садится. Нет ничего лучше для спокойствия внутреннего, чем вид светила, твердь небесную во все краски расцвечивающего…
Глава Восьмая
Решай проблемы сразу!
Но тесть Моисеев сказал ему: не хорошо это ты делаешь: …усмотри из всего народа людей способных, боящихся Бога, людей правдивых, ненавидящих корысть, и поставь их над ним тысяченачальниками, стоначальниками, пятидесятиначальниками и десятиначальниками; пусть они судят народ во всякое время и о всяком важном деле доносят тебе, а все малые дела судят сами: и будет тебе легче, и они понесут с тобою бремя.
— Для того мы жизней в пустыне не жалели, чтобы сейчас такое непотребство терпеть?
Статный мужчина лет сорока замолчал. Высокий и широкоплечий, он скорее походил на сотника, чем на простого ремесленника. Ухоженная борода в последний раз резко вздернулась, глаза сверкнули негодованием, и Шаллум присел на камень. Мощные руки величаво устроились на коленях, и только въевшаяся в кожу белая каменная пыль выдавала, кем он был на самом деле. Открытый лоб, ясный взгляд серых глаз, презрение на лице — сразу видно: этот человек всегда говорит правду, не задумываясь, кто стоит перед ним.
Толпа одобрительно зашумела, а Моисей только подумал: «Тебе бы, Шаллум, Везиром у фараона служить, а не камни точить».
Моисей сидел на небольшом возвышении, прямо перед ним, посреди ровной песчаной площадки — места Истины, на одинаковых валунах расположились оба спорщика. Чуть поодаль стояли израильтяне, плотным кольцом охватившие троицу в центре.
Поднялся второй резчик — Бирзаиф из Асиров. Несмело окинул взглядом довольные лица людей, глубоко вдохнул и, зачем-то спрятав голову поглубже в плечи, принялся говорить. Голос его дрожал и срывался, даже Моисей слышал с трудом, а зрители тем более не могли разобрать ни слова. А когда из толпы раздались издевательские возгласы, Бирзаиф и вовсе покраснел, сбился и замолчал.