Ничего, кроме личного

– Я же говорил, что мы живем в мире победивших дихотомий. Секс или пиво? Безработица или черноморские закаты? При такой постановке вопроса ответ очевиден, – Виктор пытался балагурить, но было видно, что он едва не плачет. – Я выбираю море.

– Неожиданный выбор, – усмехнулась Ольга. – Ладно, иди, обрадуй подругу.

Она жестом показала, что хочет остаться одна.

– Слушаюсь и повинуюсь, госпожа Ольга.

Виктор исчез, послав на прощание улыбку, в которой в правильных пропорциях смешивались рабочие отношения и личная симпатия к Ольге Петровне.

Закрыв за ним дверь, Ольга поздравила себя с ожидаемой победой.

Теперь у Петухова будет соглядатай. Как говорится, береженого бог бережет. Если у Антона, так кажется его зовут, созреет коварный план, Скунс выпустит сигнальную струю удушливой вони, и Тихон примет меры по недопущению поползновений на свою собственность.

Увы, российский рынок так устроен, что чиновник вынужден притворяться бессребреником. По законам жанра до некоторых пор собственность Тихона будет принадлежать Петухову. «Интересно, а где-нибудь в живой природе петухи встречаются со скунсами?» – подумала Ольга. И тут же отмахнулась от глупой мысли. Она была не биологом, а стратегом.

Виктор и Влада

Ничто так не украшает мужчину, как уверенный взгляд из окна дорогого автомобиля.

Виктор стремился к этому долгие годы. Совсем недавно он купил дорогую машину, осталось приобрести соответствующий взгляд. Казалось, что до желаемого образа осталось рукой подать. Но звонок Ольги Петровны спутал все карты.

Виктор возвращался от «госпожи Ольги» в подавленном состоянии. Как он сообщит Владе, с которой жил последний год, о необходимости переезда в дыру, на Черное море? Она девушка с ногами от коренных зубов. Такие должны купаться как минимум в Средиземном море. А он? Разве он не заслужил того же?

Как долго и упорно он шел к своему нынешнему благополучию! И теперь должен всем пожертвовать ради новой прихоти Ольги Петровны. Будь она трижды проклята! Таким, как она, судьба все преподносит на блюдечке с голубой каемочкой, а он собирал свой успех по крупицам.

Баюкая свое горе, Виктор погрузился в воспоминания. Кажется, это было только вчера: томительные годы обитания в съемной квартире, где он лечил душу мечтами. Закрывшись в совмещенном туалете, он изображал перед зеркалом мужчину, который небрежно разглядывает трехдневную щетину, прикидывая, стоит ли побриться перед вечерним светским мероприятием. Упирая язык в правую щеку, он рассматривал щетину с прицелом на каннский кинофестиваль. Затем переходил к левой щеке и размышлял о скачках в Монте-Карло. Не определившись с этим сложным выбором, он дарил своему изображению великодушную ухмылку уставшего от радостей жизни человека, спускал воду в унитазе и покидал туалет.

И сразу жизнь меняла окраску. За порогом туалета простирался узкий коридор, ведущий в захламленную комнату. Вещи принадлежали хозяйке квартиры, поэтому не подлежали выбросу. Хотя ближайшая помойка давно мечтала получить этот хлам в свои объятия.

Квартира, которую снимал Виктор, находилась в Коммунарке, в так называемой Новой Москве. Хотя жители старой Москвы продолжали считать эту местность Подмосковьем, высокомерно наплевав на административные перекраивания карт. Коммунарка приобрела печальную известность благодаря тому, что там располагалась больница, принявшая на себя первые волны ковида. Есть места, в которых отметились писатели или поэты, а пристанище Виктора ассоциировалось у всех с болезнью. Даже неудобно было сказать друзьям: «Приезжайте ко мне в Коммунарку». Все равно, что пригласить на Колыму. В ответ он получал неизменное: «Нет уж, лучше вы к нам».

Много лет назад Виктор приехал в Москву, ободранный как липка после кровавого развода. Все, на что он мог рассчитывать, это снять квартиру в Коммунарке.

Нельзя сказать, что в браке удалось нажить внушительное благосостояние, но что-то все же у него было. Квартирка, дачка, мебелишка. Именно так называла нажитое имущество его жена, профессиональная домохозяйка. Она всегда пользовалась уменьшительными суффиксами для обозначения того, что сделал муж. Потом она и его обозначила как мужчинку, после чего развод стал делом времени. Когда это случилось, Виктор испытал облегчение и решил, что пришла пора делить имущество. Эта мысль показалась жене дикой. Она сразу перешла на язык жестких требований и впилась зубами в квартиру, дачу и мебель. Уменьшительные суффиксы неожиданно ушли из употребления.

Виктор женился не с бухты-барахты. Он целился в высшее общество. Помимо подобия любви, его влекло к жене восхищение перед ее отцом, прокурором, который так бдительно охранял законность, что жизнь отблагодарила его благосостоянием, которого хватило бы внукам и правнукам. После развода тесть занял однозначную позицию: мужчина должен уходить от бывшей жены в одних трусах. И плевать на закон. Ну ладно, пусть оставит себе еще и носки. А мнение прокурора в судебных коридорах приравнивалось к закону.

Так Виктор в трусах и носках вышел на новый жизненный виток. Списав былое на ошибку молодости, он начал все заново. Рванул в Москву, которая кажется провинциалам территорией неограниченных возможностей. Там снял квартиру в Коммунарке и нашел работу. Начало было положено. Но быстро выяснилось, что это не виток, который по спирали устремлен вверх, а замкнутый круг. И он, Виктор, не покоряет Москву, а как ослик крутит тяжелое мельничное колесо. Только мелет он не муку, а превращает в труху свои годы.

В этом понуром состоянии он прожил года два, пока судьба не решила угостить его конфеткой.

Их фирма выкупила крохотный пятачок выставочного пространства на экономическом форуме. Руководство решило, что на фоне баннера должен дежурить Виктор, привлекая потенциальных покупателей. Дескать, у Виктора представительная внешность и хорошо подвешенный язык. Про ум и профессионализм не вспомнили, что немного огорчило Виктора. Но печаль быстро отступила, как только он узнал, что на форуме будет работать кофемашина, заливающая офисный планктон бесплатным кофе.

Он не забудет тот день: по павильону, как ветер, пронесся шум приветствия, и проход моментально очистился от случайных людей. Не спеша, изображая внимание к представителям бизнеса, по проходу шла группа важных персон. Даже издалека было понятно, что это чиновники высокого полета. Они несли себя гордо, как соль земли русской. Шли с обязательным соблюдением иерархии, на полкорпуса уступая дорогу тем, у кого больше кабинет. Никто не преграждал им путь, потому что рассыпать соль, как известно, к ссоре.

Среди них были женщины. Кого-то Виктор даже смутно узнал по новостным передачам.

Одна из женщин, немолодая и полноватая, показалась ему чужеродным элементом. У нее был живой и цепкий взгляд, что плохо монтировалось с эстетикой чиновничьего мира. Виктор разглядывал женщину и вздрогнул, когда она, встретившись с ним взглядом, подмигнула ему. Совсем как пиковая дама Германну.

Вечером был фуршет, напоминающий кормление голубей на площади Святого Марка. Море птиц, которым разбрасывают корм, чтобы сделать удачные фотографии. По проходам павильона серпантином вились столики, на которых стояла закуска в виде кусочков сыра или оливок, пригвожденных к хлебу пластмассовыми шпажками. Официанты разносили подносы с бокалами шампанского.

Виктор почти не удивился, когда рядом оказалась та самая женщина. «Пиковая дама», как он ее для себя назвал, без церемоний подошла к нему и первая начала разговор:

– Мне кажется, нам пора познакомиться.

– Виктор, – представился он.

Она в ответ не назвала своего имени, а только спросила:

– Скажите, Виктор, в чем ваша уникальность?

Нужно было отвечать. Срочно. Времени на размышление не было. Если бы Виктор взял паузу на придумывание эффектного ответа, то сказал бы про креативность, эмпатию и разные подобные штуки, чтобы набить себе цену. Но, к счастью, времени подумать у него не было. От волнения он сказал правду.