Страница 25 из 36
Я совершенно голая, но именно это заставляет меня краснеть. Он проводит губами по чернилам и поднимает голову, в его глазах замешательство, потому что они не размазываются.
— Это татуировка.
Он повторяет это слово, и внезапно смертельно красивый инопланетный король становится… милым.
Я ухмыляюсь.
— Это атом. Я типа ботан, заучка-зубрилка.
Он снова обращает свое внимание на татуировку.
— Как же я ее не заметил?
Я снова краснею, вспоминая, как я сидела у него на лице в прошлый раз, когда мы оказались в этой постели.
— Ты был… э-э… немного занят другими вещами.
Мой атом сделан так, чтобы выглядеть как компас, и он изгибается вверх по бедру, напоминая мне, в который раз, о моем стремлении достигать своей цели.
Затем Дексар целует мое бедро и чувствительную кожу живота. Он двигается вверх по моему телу, его руки скользят подо мной, и я оказываюсь словно в клетке, в плену его тела. Мое дыхание учащается, и он опускает на мою грудь взгляд, внезапно ставший хищным.
Похоть сносит меня, как наркотик, и я мгновенно закрываю глаза, когда он осыпает поцелуями верхнюю часть моей груди, а затем, наконец, он наклоняется и целует меня, его горячие губы крадут мое дыхание.
Его язык вжимается в мой рот, овладевая, соблазняя и побуждая поцеловать его в ответ.
Я стону, вкладывая всю свою страсть в наш поцелуй.
Он усмехается мне в губы, и я чувствую острую необходимость поменяться ролями. Я скольжу рукой вниз, находя твердую длину его члена, и все его тело напрягается, когда я провожу рукой вверх и вниз по его члену.
Он отстраняется, глядя на меня сверху вниз. Затем он наклоняется, посасывая мои соски, поочередно касаясь их зубами. Удовольствие охватывает меня, и я дрожу, постанываю, когда мои мышцы превращаются в воду, и я откидываю голову назад.
Он скользит рукой вниз, по моим чувствительным складочкам, туда, где я хочу ощутить его больше всего. Он движется своими скользкими пальцами обратно вверх, поглаживая мой клитор, и я трусь об эти умелые, проворные пальцы, уже пребывая на грани оргазма.
— Сейчас, — выдыхаю я. — Почти, еще чуть-чуть.
Он смеется, но он звучит натянуто, его голос хриплый, когда он приподнимается, прежде чем, наконец, войти в меня. Он отстраняется и толкается снова, и я выгибаю спину, извиваясь под ним, притягиваю его голову ближе, проводя зубами по его шее.
Он ругается, и я ухмыляюсь, а затем хватаю его за спину, подгоняя его, и он ускоряется, все быстрее и быстрее входя в меня.
Моя киска сжимается, и я задыхаюсь, когда ощущение блаженства накрывает меня. Я кричу, пока мой оргазм продолжается и продолжается, и Дексар толкается еще раз, его тело содрогается, когда он изливается внутри меня.
Я прикрываю глаза, когда Дексар перекатывается, притягивая меня к себе, пока я не растягиваюсь у него на груди.
Я сижу на верхней ступеньке лестницы, спрятавшись в тени. Я здесь уже полгода, но делаю все неправильно. Что бы это ни было.
— У тебя была только одна задача. Дай мне гребаного ребенка. Ты не только в этом облажалась, но и решила, что лучшее решение — это вырастить чужую дворняжку?
Я вздрагиваю, предательство пронзает меня, как нож. Мне нравится Брайан. Он никогда не заставляет меня называть его папой. Однажды он взял меня с собой на рыбалку и с безграничным терпением учил ловить на удочку мелкую рыбешку.
Но он такой же, как и все остальные.
— У нее была одна цель. Сделать нас семьей. Малышка почти не разговаривает!
— Ты тоже хотел ее, Брайан, — голос Джулии дрожит, но я знаю, что будет дальше.
Я крадусь обратно наверх и начинаю собирать вещи.
Я резко просыпаюсь и хмурюсь. Мне казалось, что я не настолько устала, чтобы заснуть, и я стряхиваю с себя воспоминания, которые налипли на меня, как паутина. Разговор с Дексаром о моем детстве открыл ящик Пандоры. И теперь мне нужно его закрыть.
Я скатываюсь с его груди, игнорируя его руку, когда он тянется ко мне.
— Уверена, у тебя есть дела, — бормочу я, натягивая платье.
Дексар наблюдает за мной своими темными глазами.
— Ты в порядке?
— В порядке. Увидимся позже.
ДЕКСАР
Алексис отстраняется. Даже слепой мужчина мог бы увидеть, что она полна решимости не испытывать ко мне никаких чувств. Ее пустая улыбка, когда мы закончили кувыркаться, и то, что она проводила меньше времени в моих комнатах, ясно дает понять, что она не собирается быть моей каталь.
Я пытаюсь быть терпеливым.
Лекси бросили, когда ей было всего несколько часов от роду. Это означает, что она, скорее всего, опасается, что ей снова причинят боль. Мои руки сжимаются в кулаки при мысли о том, кто мог отказаться от такого драгоценного подарка.
Так как же мне убедить ее, что я не причиню ей боль?
Возможно, тебе стоит начать с честности.
Я потираю затылок, сердито глядя на выход, через который только что прошла Алексис. Если я расскажу ей о пророчестве, она меня бросит. Может быть, не сегодня, может быть, даже не завтра, но она никогда не поверит, что мои чувства к ней настоящие.
Я вздыхаю. Хотя я пытался держать Алексис поблизости, я не хочу, чтобы она чувствовала, словно я душу ее. Она привыкла быть независимой, моя Лекси. Сейчас за ней наблюдают, куда бы она ни пошла, воины, готовые в любой момент броситься в бой и защитить ее от любого возможного вреда.
Она позволяет это. Пока.
Я провожу день, слушая прошения в Большой комнате. Но я заметно отвлекаюсь и мгновенно настораживаюсь, когда в комнату входит воин, подходит к Бриксу и что-то шепчет ему на ухо.
Взгляд Брикса перескакивает на меня, и я вскакиваю на ноги, шагая к нему, в комнате становится тихо.
— Что случилось?
Он оглядывается вокруг и жестом указывает на вход. Я пробегаю взглядом по тем, кто все еще ждет, чтобы рассказать мне о своих проблемах.
— У меня чрезвычайная ситуация. Продолжим завтра.
Раздаются ропот, но я не обращаю на него внимания, выходя из кради вместе с Бриксом.
— Что случилось? Что-то с Алексис?
— С ней все в порядке. Но… она с твоей матерью.
Я закрываю глаза и чертыхаюсь. Проблема не в моей матери. Меня беспокоит женщина, которая проводит так много времени с моей матерью.
Я словно выхожу на тропу войны, проходя через лагерь. Кради моей матери большой, с небольшим садом снаружи, с видом на реку. Она отказывается переезжать в мой кради, настаивая на том, что провела много оборотов в окружении племени и теперь предпочитает уединение.
Как бы сильно меня не тревожила угроза безопасности, я понимаю ее потребность в собственном пространстве.
Когда я приближаюсь, три женщины сидят в саду, погруженные в беседу. Мама сидит рядом с Алексис, которая сейчас бледна и смотрит на Ини, как на змею.
Ини — мудрец нашего племени, и я никогда не предполагал, что эти двое встретятся. По крайней мере, до тех пор, пока я не объясню Алексис, почему она здесь.
Я на мгновение закрываю глаза, борясь с яростью, а затем двигаюсь к ним. Алексис заметно напрягается, ее взгляд тут же находит мое лицо, и ее шок и смятение сменяются гневом.
— Ты! — выплевывает она, и мама на мгновение вздрагивает, потрясенно глядя на Алексис. Шок сменяется весельем, когда Алексис поднимается на ноги, сжимая руки в кулаки и глядя на меня снизу-вверх.
— Я предлагаю перенести это в более уединенное место, — начинаю я, и Алексис издает сдавленный смешок.
— Зачем беспокоиться, если все в этом племени точно знают, зачем я здесь? — ее голос становится жестче. — Знаешь, я задавалась вопросом, почему люди все время называют меня каталь. Я решила, что это вежливый термин для обозначения подружки катая или что-то в этом роде.
— Алексис…
— Но нет. Они называют меня так из-за какого-то дурацкого пророчества.