Страница 8 из 10
Криббе поднялся из-за стола и направился к двери, которая распахнулась прямо перед ним. Молоденький гвардеец уставился на него, и лишь спустя почти минуту додумался, что надо бы пропустить человека. Когда же Гюнтер вышел, он растерянно посмотрел на меня.
— Чего тебе? — я слегка наклонил голову набок, внимательно разглядывая бедолагу.
— Тут, ваше высочество, письмо из Швеции привезли, — наконец, гвардеец догадался, что нужно говорить, а не просто стоять и пялиться на меня.
— Кто привез? — мы стояли друг напротив друга, и я в это время пытался понять, кто из нас дурнее.
— Олсуфьев Адам Васильевич, — гвардеец пару раз моргнул и покраснел. Откуда его выкопали вообще?
— Ну, так пускай Олсуфьев Адам Васильевич заходит, коли письмо привез, да еще и из самой Швеции, — я решил подбодрить его, но, похоже, только еще больше испугал. Тем не менее, парень справился с волнением и подался назад, пытаясь закрыть за собой двери, чтобы уже через пару секунд снова их открыть.
В кабинет вошел молодой человек в дорожном плаще и зимней треуголке. Поклонившись, он молча протянул мне письмо, и остался стоят, ожидая, что я скажу. Я же вскрыл послание и тут же вернул его Олсуфьеву.
— Ваше высочество? — он недоуменно приподнял бровь. Парень был молод, лет двадцати, и было в нем что-то весьма располагающее к себе. Скорее всего, дело было в открытом лице, на котором блуждала очень славная улыбка. Правда, эта улыбка сама сползла, как только я протянул ему письмо. — Вы не будете читать?
— Нет, — я покачал головой. — А не буду я читать по одной весьма простой причине, я не знаю шведского языка.
— Но, как же так, ведь письмо… — курьер явно растерялся, глядя то не меня, то на зажатое в руке письмо.
— Вот что, вы же знаете язык, на котором это письмо написано? — Олсуфьев, помедлив, кивнул. — Очень хорошо. Располагайтесь, — я указал ему на стул для посетителей у стола. Если хотите, то снимите плащ и треуголку, — мне до сих пор была не слишком понятно, почему для посланников и курьеров было вполне нормально вот так вот взять и ввалиться хоть даже к королю, про наследников вообще можно промолчать. А самый шик, чтобы с плаща вода капала прямо на ковер.
— Ваше высочество, я не понимаю… — он стянул треуголку, и я отметил, что парика он не носит. Хотя, может быть в дороге было неудобно, я впервые видел этого молодого офицера, и поэтому понятия не имел, что ему удобно, а что нет.
— Адам Васильевич, — я только что глаза не закатил, глядя на его переминания с ноги на ногу. — Вы шведский знаете?
— Да, конечно, я же приписан к Российскому посольству в Стокгольме, — он кивнул, явно обрадовавшись, что наконец-то может ответить хотя бы на один мой вопрос.
— Ну и отлично. В теперь садитесь и читайте, или вы предпочитаете делать это стоя?
— Я? Читать письмо, адресованное вам? — нет, ну что за тормоз, на меня накатило раздражение.
— Адам Васильевич, из нас двоих только вы знает шведский язык. А мне, чтобы узнать содержимое письма, хотя я догадываюсь, о чем оно, все равно нужно кого-то просить мне его прочитать. Зачем же мне тратить время и кого-то искать, если прямо передо мной стоите вы, знающий шведский?
— Но, вы не боитесь, ваше высочество, что содержимое может быть мною рассказано в каждом салоне, куда меня, дай Бог, пригласят в те дни, что я пробуду в Петербурге?
— Да кому надо, тот итак уже знает, что мне написал какой-то швед от лица своего короля, — я пожал плечами. — Уж во всяком случае, ее величеству точно доложили.
— И вы так спокойно к этому относитесь? — Адам покачал головой и принялся разворачивать письмо.
— А как мне еще к этому относиться, если я считаю такое положение дел вполне естественным и дюже важным. Более того, Андрей Иванович Ушаков по моей просьбе усилил эту службу, выделил специальное небольшое подразделение, которое уже начало заниматься исключительно чужой перепиской, включая расшифровку. Ну и знания языков у его сотрудников должно быть не уровне, естественно. Так же, как и способность не просто расшифровывать чужие шифры, но и разрабатывать свои. А вы удивляетесь, почему я к таким действиям отношусь нормально, — я не удержался и хмыкнул. — Так вы будете читать, или мне поискать другого полиглота?
Олсуфьев вздохнул, согнул руку, пристроил на сгибе свою треуголку и развернул, наконец-то письмо. На предложенный стул он так и не сел. Я тоже стоял, правда опиравшись на стол, внимательно слушая, как он читает. Получалось у Адама очень хорошо. Он прочитывал про себя, затем про себя переводил и выдавал мне уже переведенную версию. Он изначально взял определенный темп, и читал хоть и медленно, но создавалось впечатление, что он не занимается сложным переводом, а просто читает вслух написанное.
Если кратко, то после витиеватых приветствий на полстраницы, в письме было сказано, что Швеция принимает Георга в качестве наследника, и что уважает мой собственный выбор. Надеется дружить семьями… тьфу… надеется на добрососедские отношения и так далее и тому подобное. Ничего, о чем бы я не догадывался в письме не было, всего лишь положенная по протоколу отписка. Единственное, что немного выбивалось из колеи, это просьба сразу же сообщить в Стокгольм о рождении моего сына и наследника. Я с трудом удержался, чтобы не покрутить пальцем у виска. Они вообще соображают, что пятнадцатилетнему парню это написали? Почти пятнадцатилетнему. Потому что пятнадцать мне исполнится очень скоро, но пока не исполнилось. Ладно, скорее всего, писал секретарь по шаблону, и о таких нюансах даже не задумывался.
Олсуфьев закончил и вопросительно посмотрел на меня. Я даже сначала не понял, что он хочет этим своим взглядом мне сказать.
— Все? Постскриптумы все прочли? — я решил уточнить, что же он хочет от меня.
— Да, ваше высочество, — кивнув, теперь уже я вопросительно посмотрел на него.
— Прекрасно, можете быть свободны.
— Но, вы не будете писать ответ? — он снова удивленно уставился на меня, я же вздохнул.
— Конечно, нет. Вот когда наследником обзаведусь, то сразу же восторженным эпосом разрожусь, листа на три не меньше. А пока мне нечего сказать его величеству.
На этот раз Олсуфьев не стал ничего переспрашивать. Он аккуратно положил письмо на стол, поклонился и направился к выходу. Дверь за ним закрылась, и я потер шею и негромко рассмеялся. Бывают же такие кадры. Мне сегодня везет. То недотепа охранник у дверей, но очень старательный, то вот этот посланник из Стокгольма. Рутинное, на самом деле ничего не значащее происшествие.
Тут за дверями раздался какой-то плохо дифференцированный шум. Я невольно прислушался.
— А я настаиваю, чтобы его высочество принял меня незамедлительно! — О, кажется, я знаю, кто это визжит, как боров недокастрированный. Лесток приперся отношения выяснять. Ну пусть попробует войти, я ему махом парик плоским сделаю, вот, например, эта штуковина прекрасно подойдет. Я поднял со стола небольшой, но вполне тяжелый пресс, и приготовился встречать бывшего лейб-медика императрицы.
— Я никак не могу пропустить вас к его высочеству, — от удивления у меня брови поползли вверх, потому что отвечал Лестоку сейчас тот самый Олсуфьев. Отвечал предельно вежливо и не менее твердо. — Если бы его высочество назначил вам встречу, то наверняка предупредил бы этого бравого гвардейца.
— Но я жажду увидеться с его высочеством! — Лесток продолжал визжать, а его акцент усилился. Я так и не понял акцент у него больше немецкий или все-таки французский.
— Милостивый государь, я вот, например, жажду увидеть дочь китайского императора. Но, вы же понимаете, что, это наши желания, и они тихо умрут в нас, так никогда и не исполнившись. Поэтому, прошу вас уйти, иначе я вынужден буду с помощью гвардии, ежели один не справлюсь, выкинуть вас отсюда, а это не придаст чести ни мне, ни вам.
По мере того, как он говорил, его голос становился тише, словно в этот момент он удалялся от двери, ведущей в мой кабинет. Когда ни Олсуфьева, ни Лестока не стало слышно, я поставил пресс на стол и сам выглянул из кабинета. У дверей стоял только тот самый гвардеец, который не сумел пару слов связать. На стоящем неподалеку столике я заметил оставленную треуголку. Видимо, бешенный француз немецкого происхождения прервал процесс сборов восвояси, которые и проводил посланник из Швеции.