Страница 57 из 85
II
— Девчонку-то зачем с собой тащите? — д'Эрваль хмуро посмотрел на Делию. — Под ногами будет путаться, мешаться. Мало у нас других забот…
— Я не буду это обсуждать. — столь же неприветливо ответил мамлюк. — Она пойдёт с нами. Так решено.
Лейтенант скривился. Подобный обмен репликами повторялся уже в третий раз за последние полчаса, с тех пор, как они встретились напротив Спасских ворот. Д'Эрваль, как и было условлено, привёл с собой еврея-проводника; Дауд же явился в компании Опиньяка, Далии и ещё двух мамлюков — хмурых, неразговорчивых, оба с большущими, чёрными, как смоль, усами, кончики которых закручивались чуть не до уголков глаз. Вооружились мамлюки, как и их командир, не обычными своими саблями-скримитарами, а куда более короткими и удобными в ближнем бою ятаганами. Кроме того, у каждого за пояс было заткнуто по паре пистолетов — восточные воины всерьёз отнеслись к перспективе схватки в узких подземных тоннелях, и гасконец не мог не одобрить их выбор.
Помимо оружия, каждый из мамлюков нёс завёрнутые в рогожу инструменты — кирку, лом и топор. За спиной у каждого имелся туго набитый ранец, к которым были притянуты ремнями манерки с водой.
«…основательно подготовились, ничего не скажешь…»
— Ладно, дело ваше. — лейтенант пожал плечами. — Спасибо хоть, мадемуазель платье себе подобрала подходящее…
И действительно, спутница Дауда предпочла мужскую одежду — рабочую кавалерийскую куртку, штаны из плотного серого сукна, какие солдаты надевали на биваках и для хозяйственных работ, и крепкие башмаки. Наряд дополняла зелёная с голубой тесьмой фуражная шапочка-бонэ, залихватски сдвинутая на правое ухо. За шарфом, перетягивающим девичью тонкую талию, имел место маленький двуствольный пистолет с металлической рукоятью, а с плеча свешивалась сухарная сумка.
Проводник кашлянул, раз, другой. Д'Эрваль обернулся.
— Что ещё, мсье Янкель?
— Если господа позволят мне немножко сказать, — заговорил Янкель, — то нас, таки да, слишком много. Не надо бы спускаться вниз такой большой компанией, там кое-где и втроём-то не развернёшься…
Дауд поглядел на Янкеля с недоумением — так, будто заговорил фонарный столб или афишная тумба.
— Однако же, ваша родня там разместилась, и места всем хватило. — сказал гасконец. — Так что советы свои оставьте при себе до тех пор, пока вас спросят.
Сказано было с лёгкой угрозой — лейтенант опасался, что проводник случайно сболтнёт лишнее. Хотя — они говорят по-русски, а ни Опиньяк, ни мамлюки этого языка не понимают. Вот, разве, их спутница… впрочем, откуда магометанке из Египта (или откуда они там?) знать здешнюю речь?
— Если вы обо всём договорились — то пойдёмте, пожалуй? — напомнил о себе учёный. Времени у нас не так много.
д'Эрваль согласно кивнул и сделал повелительный жест Янкелю. Тот пожал плечами и, бормоча что-то себе под нос, посеменил в сторону Варварки, огибая костры, разложенные прямо на брусчатке площади. Вокруг каждого из костров сидели, лежали, бродили солдаты — разглядев в Далии представительницу прекрасного пола, они приветствовали её скабрёзными комментариями, но сразу замолкали, встретившись вздлядами с Даудом.
— Далеко тут идти? — спросила девушка на хорошем, почти без акцента, русском языке. Гасконец от неожиданности споткнулся и едва устоял на ногах, с трудом удержав проклятие.
«…вот тебе и Египет!..»
— Совсем близко, госпожа! — зачастил Янкель, тоже изрядно удивлённый. Пройти квартал вниз по Варварке, потом мимо палат бояр Романовых, а там уж рукой подать! Подворье выгорело, и синагога, сгорела тоже, и придётся немножечко полазить по пепелищу, чтобы отыскать спуск в соляные подвалы. Как бы вам не испачкать ваши белые ручки, госпожа, там сплошь сажа и уголья!
— Веди уже… — буркнул д'Эрваль. Многословие Янкеля ему не нравилось. Вот так, заболтается — и проговорится о тех, кто ждёт их под тем пепелищем.
— Вон они! — прошептал Ростовцев. — Замрите…
Мог бы и не говорить. Как только первые слабые отсветы заплясали по стенам и потолку, мы постарались слиться со штабелем бочек, за которым прятались последние полтора часа. Было это не слишком приятно — бочки остро и свежо воняли солёной рыбой, будто их только что избавили от содержимого, и запах, надо полагать, успел въесться не только в нашу одежду, но и в волосы и даже в кожу. Вот выберемся из этой дыры, и непременно в баньку. А потом, согласно завету Александра Васильевича — «Портки последние продай, но после бани выпей». И чтоб непременно наливочки домашней, из полугара, на корешках да травках, какой потчевала нас незабвенная Наталья свет Петровна.
«… да суждено ли мне ещё попробовать мне той наливочки?..»
Справа от меня едва слышно ворохнулся Прокопыч. Поручик, услыхав этот звук, злобно зашипел на ординарца, и я, не оборачиваясь, ткнул его локтем. Понимаю, у самого нервы на пределе — но здесь, в низких, сводчатых подвалах, где на кирпичных стенах до сих пор можно найти наслоения окаменевшей десятки, если не сотни лет назад, соли, акустика не хуже, чем в концертном зале филармонии.
Хотя — те, от кого мы так старательно таились, и не думали осторожничать. Их шаги гулко разносились по подвалам, фонари — вообще-то обыкновенные сальные свечи, заключённые в металлические футляры со стеклами — светили достаточно ярко, чтобы сделать тьму в дальних углах и вовсе непроницаемой. Видимо, незваным гостям тоже было здесь не по себе, а потому они непрерывно разговаривали, что делало шанс расслышать наше шевеление и вовсе иллюзорным.
Света, как я уже упомянул, было вполне достаточно, а потому я смог разглядеть каждого. И разглядев, едва сдержал изумлённое ругательство.
— Что там? — прошипел Ростовцев.
— Далия! Студентка из Алжира, та, что при налёте на книжный обоз сбежала с французом.
Поручик озадаченно крякнул.
— Откуда она тут взялась?
— Спроси, чего полегче. И замолчи свой рот, не дай Бог, услышат…
Не услышали. Процессия проследовала к дальней стенке подвала — мы специально расположились так, чтобы видеть нужное место, как на ладони, — и остановилась. Янкель принялся что-то втолковывать д'Эрвалю, тыча рукой в груду досок и разбитых бочек, сваленных в самом углу. Лейтенант выслушал, обменялся несколькими фразами с командиром мамлюков, после чего те отдали фонари Далии и гасконцу, а сами стали разбирать завал. Подземелье наполнилось треском и грохотом.
— Хитрые всё же эти жиды. — прошипел Ростовцев. — Как Янкель и предупреждал — дверь специально завалена снаружи, чтобы никто не догадался. Поди, он сам и заваливал, коли у него там родня прячется…