Страница 31 из 95
Люди стали спешно покидать залу. Жерар проследовал за толпой, а председатель шёл впереди, показывая оскорблённому путь через лабиринт сада. К удивлению графа, в глубине сада стояла крытая беседка шагов пятнадцать в диаметре. Внутри неё было пусто, а пол устилали ровные деревянные доски. Председатель взял у слуги факел и поочерёдно разжёг восемь ярких огней под потолком.
Кавалер вслед за ним вступил в беседку. Пьян, или Жерару показалось?
Второй дуэлянт также не спеша прошёл внутрь и встал подальше от первого. Достал эспаду, сделал несколько взмахов, пару нерезких разминочных выпадов. Совсем не походило, что он волнуется.
Первый же из сражающихся нетерпеливо топтался на месте и смотрел на председателя в ожидании, когда он покинет беседку. Он достал клинок одновременно с тем мигом, когда де Бижон занял своё место возле ограды беседки, среди толпы.
— Можете начинать, господа!
Оскорблённый ринулся на противника сразу же. На взгляд Жерара, слишком поспешно, слишком уверенно. Неужели он так хорошо знает того, кто напротив? Или вино всему виной? Второй-то не нервничает: отбил упреждающий выпад и сразу сместился, отбил ещё пару, отскочил. Выжидает. Правильно, при таком-то напоре. Первый проводил атаку за атакой — сдвоенные, строенные удары — но выходил из этих атак плохо, или вовсе не выходил. Глупец. Наконец, даже этот глупец понял, что был излишне самоуверен, и лицо его стало выражать раздражённое недоумение, словно он прихлопнул уже жука, а жук взял и пополз опять. Но недолго ещё ему оставалось досадовать: после очередной атаки разъярённый кавалер пропустил смертельный укол прямо в солнечное сплетение. Жерар не видел его лица — дуэлянт был спиной, когда пропустил выпад и тут же упал замертво. После мёртвый уже кавалер раскинул руки, и голова его сама собой повернулась в сторону Жерара, но лицо его стало уже абсолютно стеклянным.
Молодому графу сделалось неприятно, он отвёл взгляд в сторону и ему показалось, что председатель слегка кивнул той даме, которая и явилась причиной ссоры. Утешает?
Де Бижон вышел на беседку:
— Господа, состоялся поединок чести. Прошу не сообщать о нём тем, кому не следует сообщать, иначе я посчитаю себя глубочайше оскорблённым. Надеюсь, вы все чтите наши добрые традиции так же, как и раньше, так же, как чту их я. Засим предлагаю вернуться в дом. Мои слуги сделают всё, что должно.
Давешняя дама смотрела на своего мёртвого кавалера с лёгким оттенком грусти на лице. Сдержанно и без слёз.
Жерар только сейчас заметил среди толпы господина Астарлоа де Ветта и неуверенно махнул ему рукой.
Мастер фехтования тут же подошёл:
— Как вам? — кивнул он в сторону беседки.
— Опрометчиво и поспешно. Будь я на его месте…
— Полно, господин граф, я не об этом. С боем всё ясно. Как вам сие укромное местечко? Ни стражи, ни вашего дяди со своими головорезами. Кто их сюда пустит? Недурно, правда?
— Часто ли здесь случаются дуэли?
— Как придётся. Раз у нас отняли городские улицы, будем держать оборону в домах. Как раньше мы сберегали наши жизни в замках от всяких дикарей, так сейчас бережём нашу честь в собственных домах, и пусть министр со своей сворой псов изойдут пеной, им нас не достать.
Наверное, Астарлоа был прав, но Жерара покоробило, с какой откровенностью он отозвался о де Крюа и, раз уж на то пошло, о его дяде тоже.
— Не боитесь, что я сдам вас дяде?
— Вы не сдадите, вам самому противен этот закон.
— И всё же?
— Что вы скажете?
— Что здесь проходят дуэли, а граф де Бижон их пособник.
— Остальная толпа скажет, что это была самозащита, и вас поднимут на смех, а люди министра больше вам не поверят. Но этого никогда не будет, ведь дуэль для таких, как вы и я — вся жизнь и даже больше.
— Мой дядя говорит прямо противоположное. Каждый день он твердит, что дуэль не решает проблем, а создаёт их.
— Вот как? Значит, он не видит очевидного. С их помощью можно добиться самых разных целей.
— Разве они придуманы не для того, чтобы расправляться с наглецами?
— Не только, дорогой Жерар. Завоевать сердце дамы, отстоять собственную правоту, прославиться. Убрать неугодного, мешающего человека, или врага — всего этого возможно достичь с помощью поединка.
— Убрать неугодного? Позвольте, это же низость…
— Отчего? Когда вам дерзят или грубят, становятся вам неугодны, вы вызываете наглеца на дуэль и избавляетесь от него, не так ли? Почему же нельзя сделать то же самое с человеком, который мешает вам — по службе ли, как неугодный сосед, или соперник в чём-либо?
— Разве это не бесчестно?
— Отчего же? Вы, а не он, упражнялись изо дня в день, оттачивая навыки. Вы, а не он, терпеливо слушали мастеров. Вы, а не он, задыхались в учебных боях, обливаясь семью потами под маской и преодолевая сопротивление искусных соперников, попутно побеждая собственную лень. Так почему бы вам не воспользоваться плодами собственного труда и отваги и не употребить их себе на пользу?
Жерару нечего было ответить.
— Молчите, чёрт возьми? Потому, что я прав, и вы это прекрасно знаете. И в борьбе таких, как я и таких, как ваш дядя, по всей справедливости, я должен победить. Присоединяйтесь к нам, Жерар, — он указал на беседку, где слуги возились с трупом, — Сегодня мы сделали ещё один шаг к справедливости, эта смерть сослужит нам добрую службу. Но впереди множество таких шагов. Нам нужен каждый, кто почитает искусство фехтования, а такие, как вы, нужны втройне. Люди, подобные вам и Истеру — наша душа, наше сердце. Мы заслужили решать сами за себя. Заслужили кровью, потом и трудом.
Что мог Жерар на это возразить? Он сам не сумел бы выразить свои мысли лучше, чем это только что сделал Астарлоа.
Граф оглянулся по сторонам — он и не успел заметить, когда ушли все остальные, и они с мастером де Веттом остались в саду вдвоём.
Фехтовальщик положил руку ему на плечо:
— Хватит с вас тяжёлых дум. Идёмте, в конце концов, сегодняшний приём — в вашу честь.
В главном зале играла музыка. Столы отодвинули и пять пар танцевало посреди зала. Остальные же столпились возле стен. Он не видел среди танцующих Элизы де Керье и стал искать её глазами. Похоже, это не укрылось от взгляда мастера:
— Дама точно ждёт вас, — указал он на де Керье, стоящую чуть в стороне от основной толпы.
— У неё что же, нет ухажёра?
— Как видите, дорогой Жерар. Не тушуйтесь. Только представьте, каково бедняжке стоять там одной, когда остальные танцуют. Оставлять её так — высшая степень неучтивости.
Пожалуй, и в этом Жерар вынужден был согласиться.
— Позволите пригласить вас? — он подошёл к Элизе, и, не зная, куда деть руки, так и оставил их висеть плетьми по бокам.
Она присела в реверансе, протянула ему правую руку, он заключил её в свою, положил вторую ей чуть выше талии, как учила матушка, и тут на него повеяло запахом. Что это был за запах — нежный, волнующий, сам по себе являющийся вознаграждением — сразу и не объяснишь. Они закружили по залу. Ноги фехтовальщика компенсировали почти полное отсутствие опыта вальсирования на подобных приёмах — молодой граф не отдавил ей ногу и не наступил на платье, неся её сквозь воздух, как величайшую на свете драгоценность.
— Вы превосходно двигаетесь, — заметила она как бы невзначай.
— Спасибо, — он не знал, как продолжить беседу, и это тяготило, словно тяжёлая эспада после трёх часов занятий.
Но Элиза сама пришла на помощь:
— Как вам поединок?
— Побеждённый переоценил себя, нужно было действовать по-доугому. С таким выходом из атаки заколоть его, право, не сложно.
— Уверена, вы без труда расправились бы с обоими сразу.
Жерар почувствовал, как горят щёки:
— Почему вы так решили?
— Луиза рассказала мне о вас всё, что поведал ей брат. Он говорит, таких как вы в королевстве по пальцам перечесть. Уж в вопросах фехтования Истеру можно доверять больше, чем кому-либо, это знает весь высший свет.