Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 95



«Лишь бы не ответил, что ему всё равно — за любой другой вариант я стребую с него».

— Конечно, чтобы осталась в живых, сожри вас бездна. И теперь вы, подлецы, потребуете у меня пол королевства.

— Зачем бросаться словами, ваше величество?

— Да что вам нужно? Говорите уже, наконец!

— Сейчас ничего не могу придумать.

— Деньги?

— Тех контрактов, что мы заключили, достаточно. Я придумаю потом.

— И что, если я не смогу выполнить вашу просьбу?

— Вам придётся положиться на моё здравомыслие, если хотите видеть королеву живой. А я посмотрю, чего стоит ваше слово. Решайте, у вас одна минута, иначе будет поздно.

— Заканчивайте и убирайтесь, проклятье на вашу голову! — он отвернулся к стене.

Александр вернулся к операционному столу. Главное было сделано. Рыбку подцепили на крючок. В такого вида шантаже, конечно, был ряд рисков. Король мог заставить его завершать операцию силой, а потом приказать убить за дерзость, если был недалёким и импульсивным. Однако, этот монарх обладал достаточным количеством ума, чтобы не убивать легата древних, ведь это неизбежно закончится плохо для него самого — древние никому такого не спускали. Они бы направили на него Георга, который умел карать лучше всех на этом свете. Но король Нойер, к несчастью для него, любил свою жену, на чём и сыграл древний. Точно так же, он по опыту знал, можно было сыграть и на ненависти. Или на желании отделаться от супруги, которая с таким трудом рожает наследников.

Также возникал риск, если король покажет себя бесстрастным и дальновидным, и предпочтёт смерть супруги, лишь бы не ставить под удар королевство, обещая выполнить просьбу, сути которой он не знал. И снова опыт легата говорил, что такие правители почти не встречаются.

Самое странное во всём этом — если бы король сказал «делайте, что хотите», легат точно вылечил бы его жену. Наверное, потому, что в будущем она могла понести ещё раз. Новые роды — новый предмет для торга. Или он просто не любил, когда люди умирают. Он так и не разобрался до конца.

Утром древний явился проверить королеву и дитя, дать указания по уходу и попрощаться. Но королева волком посмотрела на него из-под своих перин:

— На что вы обрекли моего мужа? На что вы обрекли королевство? Лучше бы я умерла.

— Сейчас ваша смерть ничего не решит, его величество уже дал обещание. Вы всё узнаете, когда придёт время. Откиньте одеяло.

Он провёл осмотр, дал указания лекарю и пошёл в последний раз навестить короля, который проводил совет министров. В отличие от прошлого раза, его впустили, не заставляя ждать.

— Прервёмся, — король Нойер поднялся из-за стола, отошёл чуть в сторону и подозвал легата: похоже, он смирился с тем, что произошло и взял себя в руки.

— Я вас слушаю.

Александр протянул ему бумагу:

— Вот здесь образец моей подписи и печати. Таким образом, ваш камергер сможет удостовериться в подлинности письма, которое я пришлю, когда мне потребуется попросить у вас что-нибудь.

— То есть, лично вас не ждать?

— Я могу быть где угодно, поэтому нет. За сим позвольте откланяться.

— Прощайте. Надеюсь больше никогда вас не увидеть.

Легат церемонно поклонился и вышел из зала заседаний. Не смотря ни на кого вокруг, он покинул дворец и направился к трактиру, в котором квартировали наёмники. На душе было погано.

Байл сидел напротив входа и потягивал пиво из кружки.

— Нужно сделать пару дел в городе и убираться отсюда, — прошептал ему легат.

— Мои ребята будут готовы через час. Вторая половина взвода ушла в купальни.

— Пропасть, что вы делали два дня?

— Доспехи, оружие, лошади, всё требует ухода. Когда я получил письмо от тебя, думал, мы надолго тут застряли.

— Ладно, дай мне четверых, зайду в банк.





В местном отделении он проверил дивиденды от предприятий, натёкшие за последние годы и взял два небольших сундучка денег. Потом закупил ещё нарядов у Фортерских портных и вернулся в трактир, откуда все они отправились на рынок — загружать телеги припасами. Вода, уксус, пиво, топлёное сало, крупа в больших мешках, сушёное мясо — наёмники споро грузили всё это, укладывали и заворачивали в парусину, чтоб не отсырело. Александр дерзко торговался, заставлял людей разгружать мешки обратно, если лавочник не хотел снижать цену:

— Сколько за мешок?

— Двадцать крейцеров.

— Пятнадцать? Хорошо, за пятнадцать неплохое пшено.

— Ладно, восемнадцать.

— А? что? Двенадцать, говоришь? За двенадцать отлично вон в том углу телеги будет смотреться.

— Леший с тобой, бери за пятнадцать!

— Не, за пятнадцать дорого…

И так снова, и снова, и снова. Можно было и не тратить время, а сразу заплатить, что требуют. Но ему не хотелось расслабляться, становиться мягким и податливым, как глина. Легат понимал — начнёшь давать слабину здесь — сам не заметишь, как она просочится и в другие, более важные переговоры. Поэтому из города они вышли сильно позже обеда и Байл, сверившись с картой, повёл их в сторону границы с Вудвиндом.

На дороге свирепствовал ветер, бойцы то и дело оборачивались, провожая город с его теплом и уютом долгими грустными взглядами.

Терпеть ненастье пришлось недолго — они встали на ночлег через три часа пути, чтобы успеть разбить лагерь затемно. Утром ветер совсем стих, и, вместе с лесом, раскинувшимся за очередным холмом, их встретила золотая осень во всей своей красе. Красные, жёлтые и зелёные листья отцветающих деревьев, лесная утренняя свежесть, гомон зверей и птиц. Древний невольно залюбовался пейзажем.

— Как тебе картина, Байл?

— Что?

— Да вот эта, — Александр обвёл опушку рукой.

— Какая?

— Ну, как же, буйство осенних красок, посмотри, лес будто горит.

— Ааааа, — взводный бросил удивлённый взгляд на древнего, — Можно подумать, ты ни разу за четыре века не видел осень в лесу.

— Видел, но ведь всё равно красиво.

Наёмник недоумённо пожал плечами.

— Солдафон неотёсанный, — обозвался древний в ответ.

— Взял бы с собой фрейлин королевы Катиль вместо нас. Они бы точно оценили.

— Боюсь, протопав пару километров с протазанами в руках, они бы начали материться пуще вашего.

Байл расхохотался.

Легат развернул письмо, что лежало у него во внутреннем кармане, и ещё раз пробежался по строкам.

«Князь Болеслав, владетель Вудвинда, повелел Банковскому Дому Десяти Княжеств выдать ему все дивиденды, что причитаются Стране Древних и хранятся, приумножаясь ежегодно, на протяжении тридцати пяти лет. Подлежат изъятию доходы от Вудвиндской Артели Дровосеков, Вудвиндской Заовражной пушной компании, Пяти ферм Западных лугов Вудвинда, Конозаводчиков Серпских равнин, Рудной шахты Кинсеппа, Кожевенников Старого Ганса, Гильдии Хлебопеков Вудвинда. Князь Болеслав известен крутым нравом, и только шахтёры осмелились спросить, действительно ли он хочет лишить древних их законной доли, за что князь казнил каждого десятого прямо на месте. Остальные поспешили подчиниться.

Ближний круг князя всячески одобряет его действия и подыгрывает, как может. Виной тому страх за собственную жизнь. Однако, мне удавалось разговорить троих местных дворян, которые поведали о том, что около половины придворных тайно настроены против Болеслава. Их фамилии: Мышский, Зебо, Курлан, Сапек, Войтек, Митько, Зямось, Стеть. Все бояре, все при князе давно. У двоих по приказу князя казнили родню.

Он находится под охраной Огненной дружины, состоящей при князе неотлучно. Все безоговорочно ему преданы, руководит ей Зоран Лютич, которого называют за глаза кнутом князя. Этот безжалостный вояка не щадит никого — для него всё едино — что курице голову отрубить, что дитю малому. Очень подозрительный, с ним нужно держаться осторожно.

Филин.»

Александр попытался запомнить фамилии, после чего попросил у наёмника кусок тлеющего трута, спешился, и, пару раз чиркнув огнивом, поджёг трут, а затем и письмо.

— Байл, собери людей, мне нужно им кое-что сказать.