Молочная даль

Поговаривали в этом деле о многом, много было и правды и лжи, да только единую картинку сложить не удавалось никому. Но старожилы, седовласые и морщинистые, помнили многое. Вот и тут говорили на удивление слаженно и однозначно, да такими подробностями сорили, что грех было не прислушаться.

В детстве, поговаривали они, когда причудливый Данил Иванович был еще совсем мальчишкой, одна из заплутавших коров забрела прямо к усадьбе тогдашнего градоначальника. Как и почему – то было неизвестно, толи пастух ворон считал, толи где в коровнике забор был дыряв, ну да неважно. Кто ж все может знать на свете?

И вышло так, что именно в этот день, а все сходятся во мнение, что стоял именно день, хоть и пасмурный, но ни вечер и ни ночь, маленький Данила Иванович прогуливался вокруг усадьбы совсем один. Уже потом, оставивший ребенка без присмотра гувернер свое получил и получил так, что к следующему утру в городе его вроде как уже и не видали, да только о гувернере ли речь? А речь о мальчике и стал Данила Иванович свидетелем так некстати проходившей мимо стаи бродячих псов. Шла стая спокойно, собак в ней было четыре-пять, все как одна грязные, худющие, все ребра можно было пересчитать. До поры до времени шли спокойно и уверенно, людей то в округе не было, да вот только завидев мальчика и в собак вдруг вселился какой-то бес.

Сами то шавки были не местные, территорию явно не защищали, да и кто позволит тварям блохастым ошиваться возле усадьбы? Да и кормовая база стаи была далеко от усадьбы, здесь их и близко никто не осмелился бы подкармливать. Вот и выходило так, что день был полон странностей: народ в округе словно испарился, а стая, наоборот, появилась словно из воздуха. Только потом люди поняли – того были и вправду происки бесов.

Видно одна из шавок особенно сильно невзлюбила ребенка, чем-то он ей явно не пригляделся. Не ограничилась она ни лаем, ни оскалом, а возьми да и набросься на Данила Ивановича, клацая зубами и пуская когти. А мальчик даже пискнуть не успел, только глаза от ужаса округлил да и остолбенел, будто из камня сделанный. Волосы дыбом встали так, что с головы слетел картуз, а чистые порты мальчик обмочил почти в одно мгновенье. От смерти Данилу Ивановича отделяли лишь пара метров и несколько острых собачьих зубов.

Тогда-то и подоспело вдруг откуда не возьмись заплутавшее животное, ну точно из воздуха. Закрыв мальчика, расколола корова череп собачий одним выпадом своего копыта. Другие шавки ту же разбежались прочь, а поверженный пес еще какое-то время бился на земле в судорогах. Вся левая половина морды была вогнута внутрь, Глаз заплыл, а из морды и пасти кровь лилась, как из ручья. Так пес дворовый и издох. Корова, словно почуяв что-то, не только не испугалась, но и не убежала, позволив мальчику обхватить свою шею. Оставалась она рядом с ребенком и тогда, пока того, сидя в грязи и в слезах от бессилия, наконец не отыскали. Корова просто легла рядом с ним и смотрела на мир пустым взглядом.

Вне себя от ярости оставшихся собак градоначальник приказал выловить и придушить на месте. Изловили и умертвили тогда с десятка два самых разношерстных дворняг, кого по делу, а кого так, на всякий случай. Одежду Данила Ивановича сожгли, потому как она провоняла мочой и псиной, а гувернер…. с ним и того хуже кончина была.

Так и все и кончилось…. и так все и началось.

Буквально подарив мальчику вторую жизнь, тот в одночасье потребовал от своего папеньки забрать корову в свое личное хозяйство. Теперь и впредь держал мальчик корову никак иначе, как в качестве своего домашнего животного. Катался на ней верхом, гулял по окрестностям и даже спал на корове, словно на стоге сена. Мыл и расчесывал животное Данила Иванович тоже сам, кормил с рук и слова гадкого про нее ни от кого не терпел и любил животину так, как некоторые родители не любят своих детей.

Местные и вправду отмечали некоторую химию между ребенком и животным. На прочих корова глядела без особого интереса, а завидев Данила Ивановича принималась вилять хвостом так, как не каждая старуха орудовала метлой у порога. Сам же мальчик… смотрел он на своего питомца день ото дня все страннее, будто ни на корову, а на какую бабу нагую. Одним словом холил и лелеял рогатое животное Данила Иванович до самой его смерти, а оплакивать потерю заставил чуть ли не весь город. Даже через года, на похоронах своего папеньки, где собралась добрая половина горожан, Данила Иванович не удостоил таких особых почестей своего родителя, как когда-то свою корову. Этим он, несомненно, лишь укрепил мнение горожан о том, что мальчик после тех событий немного вышел придурковатый. Да и не мальчик это уже был, а настоящий мужчина, хоть и взаправду было в нем что-то странное, не от мира сего.

Время шло и народ тот думал, что горе новоиспеченного градоначальника поутихнет, однако случилось с точностью, да наоборот. Данила Иванович буквально помешался на коровах, казалось, еще даже пуще прежнего. С тех пор он делал все, чтобы условия проживания в коровнике были самими лучшими и самого высшего качества. Данила Иванович все чаще захаживал в коровник, лично следил за кормежкой и принимал непосредственное участие в реставрации этой пристройки. Последнее способствовало вечной перепланировке, а после и расширению коровника.

Так, коровник стал в непосредственной близости с торговой площадью. Ужасные последствия этого раскроются лишь много позже.

Так или иначе градоначальник мог часами ходить за коровами по пятам, изучая их нрав и повадки. Кто-то клянется, что даже видел, как Скрябин лично принимал роды у одной буренки, улыбаясь до самых ушей, словно идиот! Ходили слухи и о том, что Данила Иванович в какой-то момент хотел и вовсе запретить употреблять корову в мясо и даже не использовать их молоко! В такие байки уже не поверил бы и самый распоследний дурак, хотя наверняка имелись и такие. Один чудак и вовсе как-то неуместно высказался, мол, Скрябин, того глядишь, и окажется на деле настоящим скотоложцем. Весть об этом прошла быстро и этого беднягу повесили на следующий день прямо на площади со спущенными штанами. Дерьмо покойника, который опорожнился прямо в петле, воняло еще не один день.

Однако истина такова, что коров Данила Иванович обожал, да что там – был помешан на них. В обиду их не давал, а тому кто даже со злобы пнет какую буренку ногой, эту же ногу и отсекут прямо на месте. Знали это все и потому обходили это место стороной, а работающие там пастухи тряслись над каждой буренкой. Знали ведь о том, в чьей собственности эти животные.

Но видно козни судьбы были выше любого из представителей рода людского. По воли всемогущих богов вышло так, что расположение пекарни Шиловых, так некстати приходилось именно в самой непосредственной близости с этой злополучной городской собственностью и святая святых градоначальника. Это соседство было настолько близким и тесным, что порой казалось до неприличия интимным. Вот только радостей этого интима разделяли далеко не все.

Иногда в коровнике пастух мог отчетливо расслышать, как в местной пекарни взбивается очередная порция первосортного теста. А иногда, стоя возле прилавка с отменной и свежей выпечкой, завсегдатаи покупатели в ужасе вздрагивали, испуганные неожиданным громогласным мычанием коров неподалеку. И эта повторяющаяся череда событий не могла не огорчать одну из ключевых фигур, обосновавшейся на пересечении «Купеческой тропы „и „Центрального рынка“. Фигура, представляющая собой нынешнего владельца местной пекарни и главу семейства Шиловых – Шилова Петра Андреевича.

Петр Андреевич имел глубоко посаженные глаза цвета ясного неба, но его веки нависали над ресницами, что делало его взгляд тяжелым. Иногда казалось, будто глаза пекаря вечно закрыты от чужих взглядов. Его губы были всегда сухими и потрескавшимися, должно быть от жара в пекарни и больше напоминали губы мертвеца, нежели пекаря. За долгие годы жизни брови Шилова заметно обросли, в то время как количество торчащих волос на макушке можно было сосчитать на пальцах одной руки.