Ведьма

– Ну, какая же она ведьма, – отвечает Марек рассудительно. – Я никогда не слышал, чтобы ведьмы ездили на мотоцикле. А ты слышала?

– Нет, и я не слышала.

Катаржина садится на велосипед и едет вдоль ограды, поглядывая на стену коровника с маленькими окошками.

– Давай поглядим? – предлагает панночка Мареку.

Глаза у Катаржины становятся совсем шальные. Не дожидаясь, пока Марек ответит, она останавливает велосипед, перелезает через ограду, сколоченную из длинных кривых жердей, и быстро идет к коровнику. Марек идет следом.

В сложенной из потемневших бревен стене не очень высоко прорезаны маленькие окошки. Встав на цыпочки, Катаржина заглядывает сперва в одно окошко, потом в другое. Мареку становится любопытно, он подходит ближе и тоже заглядывает через окошко в коровник.

В коровнике стоит коричневый сумрак. Вечерний свет льется внутрь через распахнутые ворота. Марек видит два пустых стойла и белую с рыжими пятнами корову, стоящую в третьем. Корова помахивает хвостом и неторопливо и вдумчиво подъедает свежее сено из кормушки. Возле пустого стойла стоит Халина Подлещ с пучком крапивы в руке. На руках у пани надеты брезентовые перчатки.

У Марека в голове не укладывается, что Катаржина позвала его смотреть, как пани Подлещ будет наказывать Иренку крапивой. Марек чувствует смущение, ему становится неловко и хочется тотчас уйти, но он стоит и смотрит, как Иренка стаскивает через голову короткое линялое платье. Стройные ножки Иренки светятся в сумраке коровника. Марек разглядывает узкие белые трусики, плотно сидящие на маленькой круглой заднице панночки. У Иренки совсем нет груди, только темные, как шоколад ореолы сосков.

– Рот закрой, а то муха залетит, – шепчет на ухо Мареку Катаржина и больно пихает его локтем в бок.

Её жаркий шепоток волнует Марека не меньше всего прочего. Бросив на Катаржину быстрый взгляд, он замечает, как азартно блестят у панночки глаза.

Иренка вешает платье на ограду стойла и оглядывается на пани Подлещ. Она стоит босая, в одних только узких трусиках на засыпанном старой соломой земляном полу коровника.

– Ну, и чего ты ждешь? – спрашивает пани Подлещ.

– Маменька, честное слово, на станции в Картузах автобус сломался. Я, наверное, час прождала, пока следующий не пришел… Я обещаю, я вам клянусь, ни за что на свете я не стану возвращаться так поздно…

– Не желаю слушать твое бесконечное вранье, – раздраженным голосом говорит Халина Подлещ. – Не испытывай мое терпение, Иренка! Живо!

Иренка всхлипывает и смотрит на пани Подлещ большими испуганными глазами. Потом медленно поворачивается к Халине спиной. Панночка делает один шажок к толстому, покрытому паутиной столбу, подпирающему крышу коровника. Иренка прижимается к столбу и крепко обнимает его руками.

– Не смей являться среди ночи, как гулящая девка, – говорит пани Подлещ и хлещет пучком крапивы по голым плечам Иренки.

Иренка шипит сквозь зубы и переступает с ноги на ногу подле столба.

– Жжется? – спрашивает с усмешкой Халина и сама себе отвечает. – Жжется, еще как жжется.

Халина хлещет крапивой по пояснице и ляжкам панночки, а та пританцовывает и приседает возле столба. Марек чувствует, как его охватывает странный азарт. Он видит, как на белой коже Иренки проступают волдыри от ожогов.

– Маменька, хватит уже! – просит Иренка. – У меня вся спина горит! Я вам клянусь… Я никогда-никогда… Ай!

– Ты и в прошлый раз клялась всем на свете, – качает головой пани Подлещ и хлещет крапивой по голым ногам Иренки. – Ты меня за дурочку держишь? Нет тебе больше веры, Иренка.

 Марек замечает, что на щеках Иренки блестят слезы. Он понимает, что не на шутку взволнован этой сценой в коровнике. С удивлением Марек чувствует растущее возбуждение. Его член твердеет, поднимается в штанах и упирается головкой в ширинку.

– Маменька, миленькая, жжется сил нет! – кричит Иренка.

Катаржина наблюдает за наказанием, улыбаясь и кусая губы. Панночка часто и взволнованно дышит. Внезапно она оборачивается к Мареку и жадно целует его в губы. Марека словно бьет молнией. Совсем близко он видит яркие, сверкающие глаза Катаржины.

Корова в стойле ни с того ни с сего поднимает голову и протяжно мычит на весь коровник. Катаржина истерически смеется и отшатывается от окна. Они бегут в тусклых закатных лучах прочь от коровника. Перелезают через ограду, запрыгивают на велосипеды и катят в темнеющему вдалеке лесу.

По поляне плывет серый сумрак. Красное, как угли закатное небо поблескивает там и сям между стволов.

– Давай передохнем, – говорит Катаржина.

– Ладно, – соглашается Марек.

У него сумятица и неразбериха в голове. Эрегированный член по-прежнему стоит торчком, всю дорогу до леса головка члена терлась о раму велосипеда.

Катаржина ставит велосипед к березе и обходит полянку. Панночка искоса посматривает на Марека и смущенно улыбается.

– Если я попрошу, ты сделаешь для меня одну вещь? – спрашивает Катаржина, и Марек слышит, как ее голос дрожит от волнения.

– Все, что попросишь, – отвечает Марек. – Ты же знаешь, я от тебя без ума.

Он чувствует, как волнение панночки передается ему.

– Пообещай, что сделаешь, – просит Катаржина. – И пожалуйста, не спрашивай, зачем мне это нужно. Просто сделай, как я прошу.

Панночка смотрит на него шальными глазами и кусает губы. Её щеки розовеют от смущения.

– Обещаю, – говорит Марек, а сам теряется в догадках.

Катаржина выламывает из куста длинный прут и очищает его от листьев.

– Мне немного неловко тебя об этом просить, – говорит панночка, подходя к Мареку все ближе.

И тут с ветки дерева с пронзительным криком срывается большая птица. Она пикирует вниз, прямо на Катаржину, и Марек успевает заметить черные с белыми кончиками крылья и длинный хвост. Катаржина испуганно вскрикивает и пытается закрыть лицо руками, но сорока налетает на нее и бьет крыльями, а потом облетает поляну по кругу и исчезает среди темных деревьев.

– Да что с ней такое? – удивляется Марек.

– Чертова птица мне щеку разодрала, – жалуется Катаржина. – Больно как…

В слабеющем свете Марек видит капельки крови, выступившие на щеке панночки из неровной царапины, оставленной когтями птицы.

– Так не бывает, – говорит Марек. – Сороки не бросаются на людей. Это какая-то ерунда. Знаешь, я уже где-то видел эту птицу…

– Здесь полно этих несносных сорок, – злится Катаржина.

Она находит платок и осторожно стирает кровь со щеки.

– Знаешь, что-то мне не по себе, – невесело улыбается панночка. – Поехали отсюда, пока совсем не стемнело.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В темном саду под окнами гостиной трещат цикады. Пани Фелиция сидит за столом в шелковом пеньюаре с короткими кружевными рукавами. У неё хмурое и строгое лицо. Марек следит, как тетушка делает очередную запись в дисциплинарном журнале, старательно выводя ровные круглые буквы. С удивлением и тревогой Молодой человек замечает, что в журнале непонятно откуда появились три новых записи о его проступках. Мареку становится тоскливо, он оглядывается на высокую конторку, стоящую в темном углу и считает про себя, сколько осталось дней до субботы. До субботы осталось всего ничего.

Тетушка торжественно закрывает черную коленкоровую обложку.

– Ты ни о ком, кроме себя, не думаешь, – говорит тетушка обиженным тоном. – Я весь вечер места себе не находила, думала, с тобой что-то случилось. Хотела завтра ехать в Картузы, писать заявление в полицию, так, мол, и так, пропал мой племянник.

Густые черные волосы пани Фелиции лежат на плечах и поблескивают в льющемся из-под абажура электрическом свете. Взгляд Марека скользит ниже и останавливает на глубоком декольте пеньюара, в ложбинке между тяжелых грудей пани Фелиции. Марек напоминает себе, что неприлично так пялиться на тетушку, и отводит в сторону взгляд.