Перстень младшего Бога

– У вас здесь Иван-царевич живет? – искренне удивилась я.

– А вы чаво, знакомы с ним? – уточнил дед.

– Нет, но наслышаны! – нейтрально объяснила в ответ.

– Да, он как последнее задание провалил, так у нас и остался. На Марфушке женился и живет, не тужит. И точно знает, где наша Апсарка находится, – хитро улыбнулся дед.

– Задание провалил? – удивился Кир. – И что за задание было? Или это секрет?

– Какой сякрет, коли вся деревня в курсе? – фыркнул наш собеседник. – Яго пенсионный фонд послал убить Кащея Бессмертного.

Берст Модестович во мне особой симпатии не вызывал. Но смерти  ему точно не желала, поэтому и спросила:

– А в чем он провинился-то? Вроде как мужчина мирный, особо вреда никому не причинил, – поинтересовалась я, не уточняя про разгульный нрав и брошенных детей.

– Дык, говорят, живет слишком долго. Перерасход пензии на него идет. Да только я слышал, что это был лишь предлог, – дед был явно рад, что ранним утром у него появились собеседники, поэтому рассказывал нам местные сплетни с удовольствием. – Говорят, он как-то встретился нашему   повелителю, с которым до этого знаком не был. И решил поздороваться. С начальством ведь жить нужно хорошо. А коли вы его знаете, то представляете, как он свои кудри золотые развесит, губки бантиком сложит, глазищами синими стрельнет.

Я очень живо представила Модестовича и хихикнула. Дед одобрительно кивнул головой и продолжил:

– Повелитель же по саду под руку с женой гулял. Он ей говорит: «Это что за такой приятный мужчина?». А она ему в ответ: «Да какой он приятный? Ночью храпит как лошадь!». Вот тут пенсионный фонд и всплыл, – дед снова перекинул цигарку и удовлетворенно замолчал.

В это время из соседнего проулка показалась черная корова с лоснящимися боками, которая плыла по улице с королевским достоинством и никуда не спешила.

– Наконец–то появилась! – наш собеседник тяжело встал с завалинки, опираясь на свою палку. – Второй дом слева.

Он махнул рукой в нужном направлении, корова встала на пустующее место. И вся компания двинулась правильным строем в сторону луга, видневшегося вдали.

Главам 21

Иван-царевич в моем понимании полностью соответствовал внешнему виду другого сказочного героя – Ивану Дураку. Ростом он был почти с Кира, а в плечах даже шире. Ходил в белой косоворотке навыпуск, подпоясанный красным кушаком. Штаны в полосочку, где коричневый цвет перекликался с серым, были до колена обмотаны онучами, перевитыми завязками от новых лаптей. Льняные кудри, расчесанные на прямой пробор, обрамляли круглое веснушчатое лицо с крупным носом-картошкой посередине. Он встретил нас на крыльце, пристально вглядываясь в незнакомцев.

Внешний вид моего бога, скорее всего, у представителей мужского пола должен был вызывать как минимум настороженность. Два метра литых мышц, затянутых в легкую кольчугу и кожаные штаны, к поясу которых был подцеплен скандинавский меч, давали понять, что этот товарищ может быть как минимум опасен.

– Доброе утро! – поздоровались мы в унисон.

– Доброе! – кивнул Иван, – коли не шутите. С чем пожаловали?

Голос у него был тоже примечательный. Такие голоса встречаются у ведущих артистов провинциальных театров: громкие, четкие, несколько вызывающие. В нашем театре так говорил артист, играющий Остапа Бендера на ежегодном празднике под названием «Бендариада»[1].  Про таких часто говорят: переигрывает.

– Вань, нам бы до столицы добраться как. Нас там человек ждет! – Кир вопросительно поиграл бровями.

– Кирка, ты что ли? – удивился царевич. – А я тебя не узнал! Кудри, смотрю, отрастил!

– Я, Вань, я, – согласился Кир. – Властина свое проклятье сняла. Вот я и вернулся в собственную молодость.

После этих слов   хозяин сбежал с крыльца, мужчины обнялись, хлопая друг друга по спине.

– Тебя каким ветром в Аспарку-то занесло?

– Ты же знаешь, что у порталов свои мысли и чувства. И куда они тебя выбросят в следующий раз, если ты ими пользуешься чаще раза в неделю, непонятно, – они успевали перебрасываться фразами в перерывах между объятиями. Иван, наконец, выпустил бога из объятий.

– Координаты я тебе, конечно, скажу. Но сначала вы с нами должны трапезу разделить! – развернулся, приоткрыл дверь и тоном, нетерпящим возражений, бросил вглубь дома:

– Марфа, на стол накрой! К нам гости дорогие пожаловали.

Мы переглянулись. Кир кивнул, давая понять, что завтрак бы нам не помешал. Сколько нам в Гиперборее торчать, не знает никто.

– А это что за красна девица с тобой? – васильковые глаза задержались на моей скромной персоне.

–Это? – бог приобнял меня за плечи и неожиданно ласково заглянул в лицо, – это моя жена. Ее Ирина зовут.

– Жена? – искренне удивился царевич. – Вот, брат, и ты допрыгался. Любовь в свои сети поймала. А то говорил: «Бабы-дуры, не родилась еще та, которая меня захомутает!».

– Вань, перестань. Кто старое помянет… – неожиданно смутился Кир. Вот не знала, что ему это чувство знакомо. И меня женой представил. А, черт возьми, даже приятно. Интересно, а у богов фамилии есть? Женщину же хлебом не корми, дай фамилию примерить.

Мы вошли в полутемную горницу. Утром солнце в окна не заглядывало. Было немного сумрачно и прохладно. Я краем глаза заметила статную женщину, которая хлопотала на кухне у печи. Она была одета в типичный славянский сарафан с вышивкой. Две темные косы змеями овивали аккуратную головку хозяйки.  Когда она зашла в горницу, неся чугунок с варевом, то я смогла оценить ее красивое лицо с темными, как ночь глазами, соболиными бровями и пухлыми губами. В нашем мире она бы без всяких улучшений сошла за инста–диву.

– Добро пожаловать, гости дорогие, разделите с нами нашу скромную трапезу! – с этими словами она поставила чугунок в центр стола на какую–то деревяшку, чтобы не прожечь столешницу.

Иван нас представил жене. Она лишь скромно кивала головой и улыбалась, являя миру обаятельные ямочки на щеках.

В чугунке оказалась самая обычная гречневая каша с мясом. Запивали мы ее молоком, крынку с коим Марфа поставила перед нами.

Неожиданно под столом, за которым все сидели, что-то зашевелилось и зафырчало. Я от неожиданности взвизгнула, поджав под себя ноги.

– Барсик, опять ты гостей пугаешь! – строго сказала хозяйка дома. – давай, вылезай из-под стола. Я тебе молочка налью!

И из-под стола тут же показались три знакомые головы. Затем вылезло толстое брюшко на коротких лапках, тянущее за собой длинный хвост.

– Деток нам пока бог не дает. Животинку завели, чтобы жинка дома не скучала! – извиняющимся тоном сообщил Иван, поглаживая по трем головам Змея-Горыныча, который по очереди подставлял их под широкую ладонь хозяина. Но заслышав звук наливаемого молока, животинка оторвалась от ласки и смешно поковыляла к трем мискам, стоящим возле печи.

Нет. Говорящий кот намного круче, чем любое другое живое существо. Но я как представила себя прогуливающейся по университетскому парку с Горынычем на поводке, так расплылась в улыбке. А Горыныч, налакавшись молока сразу тремя ртами (видимо, по этой простой причине он успел за неделю округлиться) развернулся в сторону Марфы и сказал каждой головой по очереди:

–Мама!

–Яша!

–Домой!

Это был первый круг. По второму кругу прозвучали другие слова:

– Мама!

–Дома!

–Груня!

– Он и говорить умеет? – искренне удивилась я, в тайне радуясь, что мой кот делает это на порядок лучше. Даже если его перлы не слышать.

– Да, вроде бы, и умеет, да я понять не могу! Мама – это он так меня зовет. Но при чем здесь дом и Груня понять не могу, – тяжело вздохнула хозяйка дома.

– А, может, его возле той помойки Груня ждет? – высказала я свое предположение.

– Около какой помойки? – тут же насторожилась Марфа.

– Как около какой?  – растерялась я, запоздало поняв, что выдаю чью-то тайну. – Около которой он до этого жил.