Страница 4 из 8
Дюбуа переменился в лице, но ничего не сказал. Я ожидал, что Бродбент будет доволен и с его души упадет камень, но вместо этого он выглядел обеспокоенным.
– Хорошо, – согласился он, – тогда давайте обсудим все до конца, Лоренцо. Я не могу точно сказать, в течение какого времени мы будем наждаться в ваших услугах. Но конечно уж не более нескольких дней – и за это время вам придется сыграть свою роль только раз или два.
– Это не имеет значения, если у меня будет достаточно времени войти в роль – перевоплотиться. Но скажите хотя бы предположительно, на сколько дней я вам понадоблюсь? Должен же я известить своего агента!
– О нет! Ни в коем случае!
– Так каков же все-таки срок? Неделя?
– Наверное, меньше, иначе мы пропали.
– Что?
– Да нет, это так. Вам достаточно будет ста империалов в день?
Я поколебался, вспомнив с какой легкостью он воспринял мою минимальную цену за небольшое интервью – и решил, что сейчас самое время сделать широкий жест. Я попросту отмахнулся от него.
– Сейчас не стоит об этом. Вне всякого сомнения, что ваш гонорар будет соответствовать уровню моего представления.
– Хорошо, хорошо, – Бродбент нетерпеливо повернулся к Дюбуа.
– Джек, свяжись с Полем. Затем позвони Лэнгетену и скажи ему, что мы приступаем к выполнению плана Марди Грас. Пусть он синхронизируется с нами. Лоренцо… – он знаком велел мне следовать за ним и направился в ванную. Там он открыл небольшой ящичек и спросил:
– Можете ли вы как-нибудь использовать этот хлам?
Да, это действительно был хлам – что-то вроде очень дорогого и непрофессионального набора косметики, который обычно покупают юнцы, горящие желанием стать великими актерами. Я взглянул на все это с легким недоумением.
– Если я правильно понял вас, сэр, вы хотите, чтобы я немедленно начал работу по перевоплощению? И вы даже не дадите мне времени на изучение прообраза?
– Что? Нет, нет, нет! Я просто хотел попросить вас изменить лицо – на случай того, что кто-нибудь может узнать вас, когда мы будем выходить из отеля. Я думаю, это вполне возможно.
Я холодно заметил, что быть узнаваемым публикой – это ноша, которую вынуждены нести все знаменитости. И даже не стал добавлять, что наверняка большое количество людей сразу узнает Великого Лоренцо, если он появится в общественном месте.
– О'кей. В таком случае измените свою физиономию так, что вы вас никто не узнал, – сказал он и быстро вышел.
Я тяжело вздохнул и стал рассматривать детские игрушки, которые он определенно считал орудием моего искусства – жирный грим, годный разве что для клоуна, вонючие резиновые накладки, фальшивые волосы, как будто вырванные с мясом из ковра, устилающего гостиную тетушки Мэгги. Зато ни единой унции силикоплоти, ни одной электрощетки и вообще никаких современных орудий моего ремесла. Но подлинный художник может творить чудеса даже с помощью того, что можно найти на любой кухне – и конечно, с помощью своего гения. Я подрегулировал освещение и углубился в творческие размышления.
Существует несколько способов изменить лицо так, чтобы не быть узнанным. Самый простой – это отвлечь от лица внимание. Оденьте человека в форму и его наверняка никто не приметит – смогли бы вы, например, восстановить в памяти лицо последнего встреченного вами полисмена? А смогли бы вы узнать его потом, переодетым в штатское? На том же принципе основан метод привлечения внимания к какой-нибудь одной черте лица. Приделайте человеку огромный нос, да еще, например, обезображенный бородавкой; нескромный человек уставится только на этот нос, воспитанный человек отвернется – но ни тот ни другой не запомнят вашего лица.
Но я решил не применять этот прием, так как рассудил, что мой работодатель выказал желание, чтобы меня не заметили совсем, а не приметили из-за какой-нибудь уродливой черты лица, хотя и не узнали бы в лицо. Это уже гораздо трудней – стать заметным несравненно проще, чем незаметным. Мне необходимо было такое самое что ни на есть обычное лицо, не подлежащее запоминанию, как подлинное лицо бессмертного Алека Гиннеса. К несчастью, мои аристократические черты лица слишком изысканы, слишком приятны – большое неудобство для характерного актера. Как говаривал бывало мой отец: «Ларри, уж больно ты симпатичный! Если ты во-время не избавишься от лени и не изучишь как следует наше ремесло, то придется тебе, видно, лет пятнадцать проболтаться в дилетантах, причем будучи уверенным, что ты настоящий актер, а потом остаток жизни прозябать в фойе, продавая пирожные зрителям. „Балбес“ и „Красавчик“ – это два наиболее оскорбительных термина в шоу-бизнесе, а ты, к сожалению, являешься и тем и другим».
После этого он обычно снимал ремень и начинал развивать мою сообразительность. Папаша был психологом-практиком и был уверен, что постоянный массаж ягодичной седалищной мышцы с помощью ремня весьма способствуют оттоку лишней крови из мальчишечьих мозгов. Может, конечно, теория и была довольно шаткой, но результаты оправдывали метод: когда мне стукнуло пятнадцать, я мог стоять на голове на тонкой проволоке и декламировать страницу за страницей Шекспира и Шоу или устраивать целое представление из прикуривания одной сигареты.
Я пребывал в состоянии глубокой задумчивости, когда Бродбент вновь заглянул в ванную.
– Боже милостивый! – воскликнул он. – Вы даже и не начинали?
Я холодно взглянул на него.
– Я предполагал, что вам требуется лучшее, на что я способен – в таком случае спешка может только повредить. Как вы думаете; сможет ли даже отличный кулинар придумать новое блюдо, сидя на несущейся галопом лошади? – Черт их дери, этих лошадей! – Он взглянул на часы. – У вас в распоряжении остается шесть минут. Если вы за это время ничего не способны сделать, то вам придется положиться на удачу.
Еще бы! Конечно, я предпочел бы побольше времени – но в искусстве быстрой трансформации я едва ли не превзошел своего отца – «Убийство Лью Лонга» – всего за семь минут пятнадцать секунд, а я однажды успел сыграть эту вещь, обогнав его на девять секунд.
– Стойте там, где стоите, – бросил я ему. – Сейчас я буду готов. – Затем я загримировался под Бенни Грея, неприятного ловкого человека, который совершает убийство за убийством в «Доме без дверей» – два быстрых мазка для придания безвольности очертаниям моих щек от крыльев носа к уголкам рта, легкие тени под глаза – намек на мешки и фактор № 6 – землистого цвета грим поверх всего – процедура заняла у меня никак не больше двадцати секунд – я мог бы проделать все это во сне. Эта постановка с моим участием шла на подмостках девяносто два раза, прежде чем ее отсняли на пленку.
Затем я повернулся лицом к Бродбенту и тот ахнул:
– Боже! Глазам своим не верю!
Я оставался Бенни Греем и не улыбнулся в ответ на возглас восхищения.
Чего Бродбент не мог понять, так это того, что жирный грим совсем не нужен. Конечно, он немного облегчает дело, но я-то использовал его в основном потому, что он ждал этого – будучи дилетантом, естественно, вряд ли предполагал, что искусство перевоплощения заключается в основном в гриме и пудре.
Он все продолжал таращиться на меня.
– Послушайте, – сказал он наконец, – а не могли бы вы сделать что-нибудь в этом роде со мной? Но только быстро?
Я уже готов был ответить «нет», когда сообразил, что это отличное испытание моего таланта. У меня было непреодолимое искушение сказать ему, что если бы он попал в руки моего отца, то уже через пять минут мог бы смело водить за нос простачков на барахолке, но потом я решил, что лучше этого не делать.
– Вы просто хотите, чтобы вас не узнали? – спросил я.
– Вот, вот! Нельзя ли меня как-нибудь перекроить или приделать фальшивый нос или что-нибудь в этом духе?
Я покачал головой.
– Чтобы вы не делали с вашим лицом при помощи грима, вы все равно будете выглядеть как ребенок, переодетый для маскарада. Ведь вы не умеете играть, да и возраст у вас уже не тот. Нет, лицо ваше мы трогать не будем. – Как? Ведь если мне привесить этот клюв…