Страница 64 из 70
— Ну, хлопцы, работа сделана на заказ! — говорит один и смеется. Отблески пожара делают его лицо суровым и беспощадным.
— Пойдем! — отзывается другой.
— Идите, хлопцы, не ждите меня, — говорит первый. — А я постою тут немного, полюбуюсь.
Шесть человек углубляются в лес и сразу же исчезают из глаз, а он, Тимох Будик, остается один на опушке и долго наблюдает, как бушует огонь. Но эта позиция ему не нравится. Он оглядывается, подыскивая лучшую точку для наблюдения пожара. Его взгляд останавливается на могучем густом дубе. Подходит к дубу, поправляет на плече винтовку и лезет на дерево. Вот уже он влез до середины великана-дуба. Становится на толстый сук, спиной упирается в шершавый ствол. Вот это позиция!
Как высокая золотая рожь под ветром, колышется пламя, то расстилаясь над землей огненными прядями, то взвиваясь вверх яркими лентами, выбрасывая огромные столбы светлого внизу и черного вверху дыма.
Тимох не может оторвать глаз от этого дикого неистовства огня, пожирающего строения и уничтожающего панские богатства.
Буйство пожара находит живой отклик в душе Тимоха: гибнет змеиное гнездо его вековечных врагов! И, по мере того как разрастается пламя, обвивая и облизывая своими палящими языками соседние строения и деревья, вырывая из крыш и подбрасывая высоко в небо огромные пуки трухлявой соломы и множество искр, нарастает и восторг Тимоха. С его лица, озаренного отблесками огней, не сходит горделивая усмешка человека, поднявшегося против несправедливости. Но и на этом лице появляется иногда выражение озабоченности. Тимох тревожно посматривает на панский дворец. Кажется, что дворец тоже пылает, но, когда ветер отклоняет пламя в другую сторону, становится видно, что дворец еще не тронут пожаром, а стоит, высоко подняв свою башню, презрительно и гневно взирая на эту бешеную свистопляску огня.
Неужели Тимох ошибся, дал маху, когда поджигал этого ненавистного панского идола? Тимох всматривается пристальней и на минуту как бы замирает. Но вот с его лица сходит тревожная озабоченность, а в темных блестящих глазах вспыхивают искорки безудержной радости: из высокой дворцовой башни, словно из гигантской трубы, вырвался беловатый дым. С каждой минутой дым становился все более густым и темным. Вспыхнули огоньки в окнах дворца. Блестящими золотыми струйками побежали, поплыли вверх.
Нет, Тимох не ошибся. Тимох сделал свое дело, выполнил то, о чем много думал в тяжелые дни своей горемычной жизни. Среди гудения пожара, треска и грохота падающих перегорелых балок и стен слышатся отчаянные вопли панских прислужников.
И вдруг чуткое ухо Тимоха улавливает конский топот. Всматривается Тимох в ту сторону — дорогой и полем от пылающего в огне имения пана Длугошица мчатся на конях польские уланы. Доскакав до леса, они веером рассыпаются у опушки и по обеим сторонам дороги. Группа всадников, человек двенадцать, едет отдельно плотно сбитой группой. Это преимущественно офицеры. Группа направляется в ту сторону, где сидит на дубе Тимох Будик.
«Наверное, будут оцеплять лес, чтоб поймать поджигателей, — догадывается Тимох. — А что, если послать им с дуба гостинца?» Недолго думая Тимох достает из-за пояса гранату, принимает удобную для броска позу, ожидая подходящей минуты. Держась одной рукой за сук, Тимох со всего размаха швыряет гранату навстречу подъезжающим всадникам. С замиранием сердца ждет, спрятавшись за широкие плечи великана-дуба. «Раз… два… три…» — считает Тимох и вздрагивает: грохнул взрыв. Содрогается и великан-дуб. Со звоном и свистом летят осколки гранаты. Рванулись перепуганные кони, сбились в кучу. Один конь зашатался и бессильно грохнулся на землю вместе с всадником. Как ошалелые помчались кони, одни без всадников, другие волоча всадников по земле головами вниз. Теперь только опомнился Тимох и почувствовал всю безрассудность своего поступка. А может, это ему и помогло. Во время сумятицы и переполоха он соскользнул вниз, бросился в лес и побежал в чащу, цепляясь винтовкой за сучья и ветви.
Василь Бусыга и его приятели, не успев достаточно погоревать над постигшей их прошлой ночью бедой и принять меры, чтобы найти неизвестно кем уведенную из хлевов скотину, тоже глядели на зарево пожара с мрачным и угрюмым видом. В этом зареве читали они предостережение и приговор себе. Это была грозная и страшная ночь, вызвавшая панику среди панов и встревожившая польские военные штабы. Она показала, что партизанское движение пустило глубокие корни среди населения оккупированных земель, что партизанская борьба ведется упорно, широко, организованно и беспощадно. Многие военные части белополяков, предназначавшиеся для посылки на фронт, были задержаны. С партизанами приходилось считаться, и считаться серьезно.
А война, в которой участвовали регулярные армии двух сторон, тем временем продолжалась. Белополяки развивали свой успех на киевском направлении, захватывая центром своего фронта и часть Полесья на линии Речица — Мозырь. Слабая насыщенность советского фронта живой силой, недостаток необходимого вооружения давали полякам возможность быстро продвигаться вперед, тесня малочисленные части Красной Армии.
Чтобы ослабить удар на Киев, части Красной Армии, находившиеся в районе Полесья, перешли в контрнаступление против центра польского фронта. В составе наступавших дивизий находился батальон товарища Шалехина. Раньше дед Талаш со своими партизанами поддерживали связь с этим батальоном. Но, когда белополяки полезли в наступление, а красноармейские части отошли, связь оборвалась. Партизанская группа Талаша оказалась в глубоком тылу польского фронта. Талаш проводил теперь свои боевые операции самостоятельно или по указаниям представителей подпольных коммунистических организаций. Теперь его войско насчитывало уже около двухсот бойцов, вооруженных винтовками и пулеметами. В этом же районе проявляла свою боевую активность и группа партизан Марки Балука: у него была добрая сотня бойцов.
Полесская, или Мозырская, группа Красной Армии, как называлась она официально, избрала участок контрудара по линии Кривцы — Высокая. Сюда и были подтянуты войска и орудия. На рассвете апрельского дня загрохотали красные батареи, ведя концентрированный огонь по позициям белополяков. Несколько часов гремели пушки, и гром орудийной канонады далеко разносился по лесным дебрям и болотам. Этот гром перелетал на другой берег Припяти в оккупированную часть Полесья, неся весть о наступлении Красной Армии.
После короткой, но напряженной артиллерийской подготовки стремительным потоком рванулись в атаку пехотные части красных бойцов. Загорелся упорный встречный бой. Поляки выбивались из сил, чтобы отразить атаку и удержать свои позиции. Их боевые цепи волнами шли одна за другой, но тут же валились под орудийным и пулеметным огнем. Силы белополяков были надорваны, упорство их сломлено. Белопольские части заколебались, отступили и покатились назад, бросая оружие, убитых, раненых, сдаваясь в плен. Врагу не давали опомниться и гнали его к Припяти. Задача первой стадии контрманевра ударной группы Красной Армии заключалась в том, чтобы коротким ударом отбросить легионеров за Припять, на плечах отступающих частей форсировать Припять и обеспечить надежную переправу и плацдарм на западном берегу реки, чтобы сосредоточить силы для дальнейшего наступления. Смятые, разгромленные части белопольского войска уже не думали о том, чтобы остановить напор наседавших полков Красной Армии, — они думали только о том, как бы вырваться из сжимавших их клещей и благополучно отойти за Припять.
Весть о наступлении Красной Армии долетела и до партизан. Партизанские командиры срочно обсуждали важный вопрос о помощи Красной Армии и о полном разгроме отступавших белополяков, Дед Талаш со своим отрядом форсированным маршем двинулся к Припяти, чтобы занять переправу и помешать полякам укрепиться на правом берегу. Группе Балука поручили действовать на польских коммуникациях и всеми мерами задерживать польские резервы из тыла, спешившие на выручку своим.