Страница 17 из 62
Последние несколько часов я старался держаться как можно дальше от этой женщины, чтобы не сказать ей чего-нибудь такого, что могло бы ранить ее сильнее, чем, кажется, я уже сделал.
Рысь не представляла для нас угрозы. Все, чего я хотел — это остановиться и посмотреть на неё, потому что нахожу любое животное, живущее в стихии, очаровательным.
Когда Джордан бросила ей половину нашей еды, я чуть не сошел с ума. В ситуации, когда пищу трудно достать, растрата хорошего белка, как это сделала она, может стать смертным приговором.
Я бы сказал ей об этом, если бы она продолжала настаивать, но, к счастью, в этом не было необходимости.
Дело в том, что из-за лишнего рта, который нужно кормить, мои запасы продовольствия почти иссякли, а из-за неподходящей погоды, удерживающей нас на месте, мы можем попасть в опасную ситуацию в считанные дни.
Приношу ей миску вареной рыбы, риса и овощей, а затем сажусь за стол. Порции жалкие, но сойдет.
— Эй, — говорит она, ставя еду на стол.
Садится на стул напротив меня, и я вздрагиваю, когда ее колено касается моего бедра. Я заметил, что в последнее время она делает это все чаще и чаще. Приближается. Слишком близко.
Беру свою миску в руку и откидываюсь назад, чтобы поесть.
— Я сожалею о рыбе.
Я не отвечаю.
— И из-за удочки. — Она вздыхает. — И за то, что вела себя неблагодарно за все, что ты сделал.
Я поднимаю бровь.
Джордан закатывает глаза.
— И за то, что раздражала тебя, все время болтая.
Я хмыкаю и кладу в рот кусочек еды, смакуя его. Мы едим молча, и женщина забирает наши пустые миски, чтобы ополоснуть их. Я отодвигаю стул, чтобы встать, думая, что с таким же успехом могу пойти спать.
— На самом деле я не замужем. — Она делает глубокий вдох, а затем поворачивается ко мне лицом, высоко подняв подбородок. — Линкольн. Он мне не муж.
Мой взгляд падает на золотое кольцо на ее пальце.
Она поднимает руку.
— И он не мой жених.
Не замужем, не жених, тогда зачем кольцо?
— Это кольцо обещания. Он подарил его мне в канун Нового года.
Я чувствую, как кривятся мои губы.
— Обещание чего?
— Брака. Когда-нибудь.
— Тогда это обручальное кольцо.
Она хмурится.
— Тогда, полагаю, это обещание возможной помолвки.
— Сейчас октябрь.
— И?
— Десять месяцев обещания помолвки, которое является обещанием жениться — это вообще не обещание. Успокоение — это не то же самое, что обещание.
Ее взгляд скользит по полу.
— Спокойной ночи.
ОДИННАДЦАТЬ
АЛЕКСАНДР
— Ты приготовила мне завтрак. — Я смотрю на миску овсянки и кружку горячего кофе, которые утром ждут меня на столе.
— Да, — говорит она, лучезарно улыбаясь.
— Что это? — Я указываю на банку, наполненную сосновыми ветками и шишками.
— Декор стола. То, что мы застряли в хижине, не означает, что мы не можем попытаться быть цивилизованными, верно? — Ее серые глаза сверкают энергией.
Беру свою миску со стола и ем, стоя и глядя на улицу. Отсутствие нового снега — хороший знак. Облака менее плотные, чем вчера, но ветер все еще сильный.
— У меня есть идея.
С ложкой овсянки, подвешенной в нескольких сантиметрах от моего рта, я смотрю на женщину.
— Если поставить тазик прямо здесь, на столе, думаю, я смогу вымыть голову.
Сую ложку овсянки в рот.
— Но… — Она втягивает воздух сквозь зубы. — Из-за ребер мне понадобится твоя помощь.
— Нет.
— Не отвечай пока! Я не сказала тебе самого лучшего.
Я жую и глотаю еду, ожидая, что она продолжит.
— Я вымою и твою тоже.
— Нет.
Джордан топает ногой.
— Но почему нет?
Я открываю рот, чтобы ответить, но передумываю, так как она, вероятно, не примет «потому что я не хочу» как достаточно вескую причину.
— Я буду готовить тебе завтрак и ужин каждый день до конца нашего пребывания здесь.
Ох, я понимаю, что здесь происходит. Манипуляция. Я видел, как женщины в жизни моего отца проделывали с ним тот же трюк. Конечно, они просили гораздо большего, чем мытье волос. Они все держат рот на замке о его делах, когда цена подходящая. Дорогой компромисс.
Я доедаю остатки завтрака и ставлю миску на стол.
— И будешь мыть посуду.
— Договорились.
— И…
— Ты серьезно?
— …ты прекращаешь непрерывный поток вопросов хотя бы во время еды.
Я ожидаю, что Джордан будет сопротивляться и ответит резким словесным ударом, но вместо этого выражение ее лица тускнеет, и она кивает.
— Ладно.
— Хорошо. Я помогу тебе.
— Спасибо, — говорит она, не глядя мне в глаза.
Женщина наполняет большой котел водой и ставит его на дровяную печь. Затем достает банку с мылом, которым я стираю одежду.
Обычно я купался в озере, но сейчас погода делает это невозможным. У меня есть небольшой дорожный шампунь, который я держу рядом с кроватью, но с ее длинными волосами не думаю, что его будет достаточно для выполнения этой задачи.
Пока она готовит все необходимое, я выхожу на улицу и проверяю водяной насос, радуясь, что он не замерз. Хватаю охапку дров для печки на случай, если начнется еще одна буря, и расчищаю дорожку от уборной к хижине.
Когда возвращаюсь в дом, таз стоит на столе, а стул повернут спинкой к столу.
— Все готово. — Она берет большую кастрюлю с водой, наполняет таз до половины и кладет рядом полотенце. — Ты первый.
— Я не хочу…
— Хочешь. — Ее глаза становятся большими, и крошечная улыбка изгибает ее губы. — Поверь мне.
Ну, ладно.
Сажусь на стул, и она велит мне откинуться назад. Используя кружку, из которой я пью свой утренний кофе, она выливает мне на голову парящую воду. Прошло уже больше месяца с тех пор, как я в последний раз чувствовал теплую воду, и я даже не осознавал, как сильно скучал по ней.
Джордан отвинчивает крышку от банки.
— Возможно, тебе захочется закрыть глаза.
Я делаю, как она предлагает. Погруженный в темноту, с теплом дровяной печи у моих ног и теплой водой на голове, мои мышцы расслабляются. Одной рукой женщина втирает мыло в мои волосы, твердыми пальцами массируя и разгребая пену со лба на затылок. Иногда она пользуется обеими руками, но прикосновение левой гораздо мягче, чем правой. Не то чтобы это имело значение. Они обе прекрасно чувствуются.
Когда я думаю, что мои волосы должны быть достаточно чистыми, она кончиками пальцев массирует кожу моей головы. Надавливая на чувствительные места, она потирает мои виски, и гул облегчения грохочет глубоко в моем горле.
Потерявшись в ощущениях, я обнаруживаю, что засыпаю, когда Джордан наклоняется ко мне, чтобы взять еще мыло или чашку. Ее грудь касается моего бицепса. Её, кажется, это не волнует, она даже не замечает и продолжает делать то, что делает, но с каждым движением я чувствую, как ее сосок трется о ткань ее рубашки, а затем об меня.
Непрошеный прилив электричества наполняет мои вены, и мой член набухает. Я кусаю внутреннюю сторону щеки и стараюсь не представлять ее обнаженной, стараюсь не представлять эти сильные, нежные, влажные руки, скользящие вверх и вниз, сжимающие мой стояк, но чем больше я пытаюсь избежать этого, тем больше представляю, как ее руки двигаются между моих ног.
Я распахиваю веки.
— Закончила?
Ее руки застывают, и боль омрачает выражение ее лица.
— Да, конечно. Закончила.
Джордан просит меня откинуться на спинку стула и поливает мою голову теплой водой, смывая мыло.
Я складываю руки на коленях, надеясь, что женщина не заметит твердую выпуклость под моей молнией. Наконец она набрасывает мне на голову полотенце, и я могу встать и отойти на некоторое расстояние между нами.
— Я бы расчесала их, но у меня нет…
— Я сам, — огрызаюсь я и забираюсь на свою кровать.
Благодарный за уединение, я тянусь к молнии и крепко сжимаю свой стояк. Сдерживая стон, поправляю член так, чтобы стояк не выглядел так очевидно. Я забиваю голову тригонометрией, вычисляю логарифмическую функцию, и все равно он отказывается спадать.