Страница 12 из 62
И если быть честной, большая часть этой радости пришла от того, что я увидела, как треснуло холодное, жесткое выражение лица Александра. Даже если совсем чуть-чуть.
Замечаю свои тепловые штаны и рубашку, висящие на крючке за дровяной печью. Одежда, в которой я была в последний раз, когда видела Линкольна. В тот день все изменилось. Обхватываю руками живот, не желая расставаться с рубашкой Александра ради воспоминаний, которые цепляются за мою старую одежду.
Моя прежняя жизнь. Обещания Линкольна. Все вранье.
Я никогда не лгу.
Слова Александра стирают образы Линкольна. Мужчина, который не лжет, звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Снимаю позаимствованную рубашку и надеваю свое чистое термобелье. Затем идут толстые спортивные штаны. Снимаю свои кальсоны с крючка, чтобы увидеть свое нижнее белье, висящее под ними. Мои щеки вспыхивают, когда я представляю, как Гризли трет мои кружевные трусики в раковине. Надеваю их, а за ними и штаны. Поднимаю фланель с пола, раздумывая, повесить ее или отбросить в сторону, чтобы постирать. Решаю повесить, и когда вожусь с воротником, этикетка рубашки бросается мне в глаза.
«Берберри». Это не может быть «Берберри», не так ли?
Во время праздников, когда Нью-Йорк покрыт снегом и украшен огнями, я люблю выпить кофе и прогуляться по «Сакс Файф Авеню» и «Неман Маркус», притворяясь женщиной, которая может позволить себе делать там покупки. Я точно знаю, сколько стоит вещи в «Берберри» — намного больше, чем может позволить себе человек с гор.
Этому должно быть логическое объяснение. Богатые люди жертвуют ненужные вещи в благотворительные магазины. Нет ничего необычного в том, чтобы наткнуться на такую рубашку в магазине подержанных вещей в окрестностях Адирондака. Однажды я купила бумажник «Коуч» в благотворительном магазине в Гленс-Фолс за девять долларов.
Вешаю рубашку, смеясь про себя, когда представляю, как Гризли покупает хорошо сшитую фланель, не имея ни малейшего представления о марке, которую он выбирал. Затем вешаю спортивные штаны за пояс рядом с фланелью. Прикусив губу, потому что на самом деле я чувствую себя нелепо, проверяя этикетки на одежде мужчины, я снимаю их и заглядываю внутрь.
— «Брунелло Кучинелли», — шепчу я. — Хм. — Никогда о нем не слышала. Думаю, это вполне может быть бренд «Уолмарт».
Я провожу рукой по ткани. На ощупь кажется дорогим.
— Ты одета? — просачивается сверху его грохочущий вопрос.
Вешаю спортивные штаны на крючок и спешу на свое место у книжной полки перед печью.
— Ага.
Мое сердце колотится, когда мужчина спускается по лестнице, его мощные ноги обтянуты поношенными джинсами, которые я теперь хочу достать, чтобы рассмотреть бирку.
Ладно, это просто смешно.
«Успокойся, Нэнси Дрю».
Тянусь за книгой и открываю наугад страницу, краем глаза наблюдая, как мужчина перемещается по кухне. Предполагаю, что он планирует нашу следующую трапезу.
— Я, э-э… — Не отрываю глаз от книги, даже переворачиваю страницу для пущего эффекта. — Я повесила твою одежду на крючки. Хочешь, чтобы я постирала?
Когда мужчина не отвечает, я поднимаю глаза от книги и вижу, что Александр стоит передо мной. Он тычет в меня кулаком, в котором зажаты полдюжины маленьких палочек.
— Что это?
— Зубная щетка.
Я беру палочки и вижу, что кора с одной стороны содрана, а с другой заострена до остроты.
— Кизил. Пожуй мягкий конец.
Мужчина отворачивается, хватает кастрюлю и достает банку риса.
Я кладу палочку в рот и жую, и горькое дерево легко ломается, превращаясь в грубую щетину. Я использую щетину на зубах, протирая каждый дюйм эмали и используя заостренный конец для чистки между зубами. Никогда не думала, что мне понравится такая простая вещь, как чистка зубов, но это рай.
— Спасибо тебе за это, — говорю я, все еще держа палочку в углу рта. — Если научишь меня стирать одежду…
— Я понял.
Выдыхаю, отбрасываю книгу в сторону и встаю медленно и осторожно.
— Ты действительно должен заставить меня поработать.
Его плечи напрягаются, когда подхожу ближе, и я замечаю, что мужчина вообще перестал двигаться.
Я устраиваюсь рядом с ним и наклоняю голову, чтобы увидеть его лицо.
— Я причиняю тебе неудобства?
— Да, — выдыхает он.
— Ох. — Я делаю шаг назад. — Потому что я не мылась неделю и жутко пахну?
Уголок его рта под бородой подергивается.
— Нет.
Я вздыхаю.
— Не могу дождаться, когда приму горячий душ. Ванна была бы мечтой, но в моей дрянной квартире есть только крошечный душ. Едва ли хватает места, чтобы побрить ноги. Еще одна вещь, которую мне не терпится сделать, когда вернусь.
— Ты можешь искупаться. — Он указывает на крючок на стене, на котором висят полоски махровой ткани. — Теплая вода, мыло, только держи раны сухими.
Должно быть, именно так ему удается оставаться пахнущим сосной и землей.
— Я попробую.
Его мышцы расслабляются, и он возвращается к зачерпыванию чего-то похожего на сублимированные овощи и специи в кастрюлю с рисом.
— Спасибо, что постирал мою одежду. — Я подношу ткань рубашки к носу и вдыхаю легкий травяной аромат, как будто он стирал ее чайными листьями. — И спасибо за нижнее белье. Мне как-то не по себе без него.
Я целенаправленно пытаюсь добиться от него реакции?
Да.
Упоминание моего нижнего белья действует как заклинание?
Тоже да.
Над линией волос на его щеках загорелая кожа краснеет и смягчает грубость его лица. Александр действительно очарователен в нетрадиционном смысле.
— После того, как поставишь кастрюлю, покажешь мне, как стирать одежду? Это самое меньшее, что я могу сделать.
В типичной для Гризли форме он отворачивается от меня и без ответа ставит кастрюлю на дровяную плиту.
Я узнала, что мужчина больше делает, чем болтает. Он берет другую кастрюлю, на этот раз гораздо больше, чем та, в которой готовится ужин, и наполовину наполняет её водой. Ставит ее на плиту, а затем достает с полки банку, наполненную белым веществом. Я полагаю, какой-то порошок.
Гризли садится за свой маленький столик перед ящиком с приманками и открывает крышку. Я жду, что мужчина вытащит что-нибудь и начнет работать, но он не двигается.
— Ты все это сделал?
— Нет.
— Какие из них сделал ты? — Я подхожу ближе к столу и смотрю, как его плечи сгибаются, точно так же, как тогда, когда я стояла рядом с ним раньше.
Когда Гризли не отвечает, я решаю устроиться поудобнее и подождать. Поворачиваюсь к нему, опираюсь бедром в стол в нескольких дюймах от его предплечья. Я не хочу намеренно раздвигать его границы, но если мы планируем жить гармонично вместе, как бы долго мы здесь, ни находились, тогда мы должны перестать ходить друг вокруг друга на цыпочках и создать что-то вроде дружбы.
Двигаюсь, чтобы взять одну из пушистых приманок, а затем вспоминаю, как он сердился, когда я прикасаюсь к его вещам. Я провожу пальцем по ней.
— Можно мне?
Гризли наклоняет голову, и мускул на его щеке дергается.
— Да.
— Ты это сделал… Ой! — Я бросаю штуковину обратно в коробку, и на моей коже появляется капля крови.
— Они кусаются.
Я чуть не падаю в шоке, когда поднимаю глаза и вижу, как уголок бородатого рта Гризли приподнимается в полуулыбке.
— Будь я проклята. У тебя действительно есть чувство юмора!
Мужчина опускает подбородок, и эта полуулыбка пробивается на другую сторону его рта.
Я хватаюсь за грудь, потому что контраст его напряженных глубоко посаженных глаз и полных улыбающихся губ — это такая красота, от которой у меня перехватывает дыхание.
Мужчина прочищает горло, и я задаюсь вопросом, сделал ли он это, чтобы его улыбка не превратилась в смех.
— Крюк.
— Да, я догадалась. — Я игриво толкаю его бедро ногой. — Умник.
Его тело застывает.
Задерживаю дыхание, и между нами тянутся напряженные секунды. Неужели мое прикосновение толкнуло его слишком далеко? Немного лицемерно, учитывая, что у него нет проблем с рукоприкладством со мной, когда ему это нужно.