Мой покойный муж

— Нет. Даже не думай сейчас. И в окна к ней не лазить. И не надо мне тут… — грозно шикает, когда Кит пытается возразить. — Это ты думаешь, что можешь тихо и незаметно. Но даже я уже знал, что ты лазил, в ту же ночь, в Кетнахе перед судом. Мне Джон сказал. А ты подумай, сколько людей знало кроме Джона? Тебе позволили влезть и поговорить, потому что так было нужно, и Майрет должна была сказать тебе все, что сказала. А теперь вряд ли позволят. Или позволят, но используют это как-то иначе, в своих целях. Правды ты все равно не узнаешь. Лучше не рисковать. Подожди с этим.

— Я должен поговорить… — Киту не нравится.

— Нет. Сейчас нельзя ошибаться, Кит. От этого не только твоя жизнь зависит, — Нэт смотрит на него, — но и жизнь Майрет тоже. Ты подумай, как ей потом со всем этим жить? Если ты геройски погибнешь, кто потом спасет ее? Думаешь, ее брак с Аланом будет по любви? Ее используют, а потом, когда она станет ненужной — избавятся.

— Я не позволю…

— Вот и не позволь, — говорит Нэт с нажимом. — Только чтобы не позволить, ты должен остаться жив.

Кит сопит сердито, но он понимает. И он постарается. Дури у него много, через край, но если эту дурь отбросить — Кит умный парень, ответственный. Если надо — он сделает.

Долго молчит.

— А этот Мартин, — вдруг спрашивает он, — говорит, что ты его нанял.

Нэт чуть улыбается. Потому что все, договорились, и теперь без глупостей — о делах.

— Да. Нанял. Посмотри, чтобы у его людей было все необходимое, они уже сражались за нас. А нам сейчас любые союзники нужны.

Кит кивает. И смотрит так странно, на меня, потом на Нэта.

— Мартин говорил, что ты маму так защищал…

Нэт фыркает с усмешкой.

— А не должен был?

У Кита еще больше краснеют уши.

— Должен, — говорит неуверенно. — Я просто… не знаю…

Просто если мы с Нэтом не ругались, то старались и вовсе не замечать друг друга. Всегда так было удобнее.

— Ладно, Кит, — Нэт улыбается, уже весело и широко. — Давай, иди, разбирайся там — кто что видел. Утро почти.

— А ты?

— Маленький ты еще, все тебе рассказывать. Если твоя мама не против, я где-нибудь здесь посплю, а то нет сил уже куда-то идти и прятаться.

— Не против, — говорю я, подхожу, ерошу его волосы на макушке. Он прижимается ко мне щекой.

Уши у Кита краснеют окончательно.

— Да, — поспешно говорит он, вскакивает. — Я пойду.

Интересно, что теперь о нас думает?

И только когда он уходит, Нэт с трудом встает на ноги. Видно, что ему больно и тяжело, но перед Китом этого показывать не хотел. А я… я и так все понимаю.

— Тебе врача надо, — говорю я.

— Да ничего, сейчас полежу, и пройдет, — он оглядывается. — Ну что, мне можно с тобой, или на диванчике?

Мне смешно.

— А ты сюда лез, чтобы на диванчике поспать?

— Да я вообще спать не собирался.

Он пожимает плечами, улыбается. Потом как-то не очень весело, сосредоточенно пытается сделать шаг, сжимает зубы.

Попытаться помощь ему предложить, так он просто огрызнется, не захочет.

Но на ногу наступить может, и то хорошо…

И это сегодня, а что завтра будет?

— Слушай, — говорю я, — надо Мартину сказать, чтобы Турун позвал, если она так хорошо раны лечит. Нам сейчас ведьма не помешает. А то ты с такой ногой далеко не уйдешь.

Он смотрит на меня, и все это ему совсем не хочется. И заботы моей, и признаться, что без этой заботы не обойтись, и Турун — скорее всего тоже.

— Надо, — вздыхает, наконец. — Завтра я скажу ему.

— Сейчас схожу и скажу, вряд ли он спит. Пусть кого-нибудь пошлет. Надо было с Китом передать, но не важно. Не стоит терять время.

— Айлин… — ему очень хочется возразить, но возражать нечего.

А я накидываю плащ.

— Ты ложись, Нэт. Я скоро вернусь. И не спорь со мной, ты же знаешь, со мной не стоит спорить.

Все же, в том, что мы женаты двадцать три года — есть свои преимущества, многое становится проще.

Глава 19. О разбитых чашках и давних дуэлях

Много лет назад, я окончательно перестала бояться мужа после смерти отца. Ну как смерти? Это Нэт…

Бояться перестала, но видеть долго не могла, так что нашим отношениям это ничего хорошего не дало. Зато поняла, что не буду больше молчать, что могу ответить. И главное — что имею право ответить и высказать все ему в лицо.

Киту было года четыре тогда, Нэт еще не был герцогом.

Мы приехали погостить к моим родителям. Такое случалось нечасто, Нэт моего отца не переносил, и мне самой не очень-то хотелось приезжать туда, но иногда хотелось увидеть маму и показать ей внука.

Я потом даже винила себя, что в тот раз не убедила Нэта остаться дома… ничего бы не случилось.

Но дело не в Нэте.

Мы сидели пили чай вечером, все вместе. Не помню уже, о чем говорили, но Кит носился по гостиной, нарезая круги. Обед и ужин он еще кое-как спокойно за столом выдержать мог, а когда мы собрались просто пообщаться и попить чаю, сидеть спокойно уже не хватало сил.

Отец тогда многое высказал мне, о том, как я неправильно воспитываю ребенка, позволяю слишком многое. Нэт ругать меня не позволял, говорил, что это его решение, и что если мальчику нужно бегать, пусть бегает, и что он воспитывает будущего герцога, которому однажды придется командовать и принимать решения, а не послушного исполнителя чужих приказов. Но Нэт тогда сам был еще очень молод и отец не воспринимал его всерьез.

Мама наливала папе чай, ему нравилось, когда это делала именно она, а не слуги. И так вышло, что пробегающий мимо Кит что-то задел, мамин стул, кажется… У мамы дрогнула рука и она пролила немного мимо, на белую скатерть.

— Ты что, не видишь, что делаешь!? — заорал нее отец.

От испуга руки у мамы задрожали еще больше, крышечка с фарфорового чайника соскочила, упала, и прямо в папину чашу, ударившись, вдруг расколов ее надвое, и чай разлился по столу, и папе на колени… Он подскочил, заорал что-то страшное, схватил маму за руки, она уронила чайник, разлила весь оставшийся чай на себя… там не кипяток уже, но все равно горячий. Думаю, не будь нас с Нэтом, отец бы ударил, он замахнулся уже…

Но Нэт тогда в один прыжок оказался рядом, встав между ними.

— Назад! — рявкнул он так, что посуда на столике запрыгала. — Если вы поднимите руку на жену, то вам придется за это ответить!

Отец аж стал пунцовым от ярости. Мне кажется, он уже плохо понимал тогда…

— Да как ты смеешь, щенок! — заорал он. — Ты в моем доме! Это моя жена! И я имею право делать здесь все, что считаю нужным!

И по закону он был прав. Его дом и его жена, и он тут хозяин.

А я не могу правильно воспитать ребенка…

Но у Нэта было другое мнение. Он тогда уже знал, как отец привык вести себя. Я испугалась, и мама испугалась еще больше. И была бы драка и… Дуэль. Нэт столько раз дрался на дуэлях, это не очень-то одобрялось, но ему прощали, обычно все заканчивалось без серьезных ран.

Но сейчас не обойдется, это слишком далеко вышло за рамки мальчишеских игр и драк. Я не могла позволить, и не могла представить, чем обернется…

Я кинулась к Нэту, просила его успокоиться, все хорошо… и мама просила тоже, она плакала, и я плакала тоже. Мне самой было так страшно, что просто трясло. И как можно вот так орать на моего отца? Я же боялась его всю жизнь.

Это сейчас понимаю, что Нэт был прав, а я не права, но тогда не могла поверить.

Но нам с мамой удалось Нэта оттащить, убедить не вмешиваться, хоть немного успокоить. Спорить с женщинами Нэт плохо умел. Сдался. Он сгреб в охапку меня и Кита и тут же ушел, мы уехали, и даже пока слуги собирают наши вещи — дожидались на улице.

Я была неправа. Не стоило.

Не стоило мешать ему.

Потому что следующим утром, в трактир, где мы остановились, принесли вести о том, что мама умерла. Упала с лестницы. Так нам сказали.

Что там случилось на самом деле — я не знаю, но догадаться несложно.