Страница 20 из 20
В прошлый раз у него было два пути: подойти или сбежать. Было проще, поскольку я уже знал — сломался Вадик, разнюнился. Знал, что тот идет ко мне не убивать, а попытаться разгрести содеянное. Мол, я не я, и лошадь тебя привезла не моя. И лягнула в черепушку тоже чья-то чужая лошадь.
Он держится за работу. Без денег сложно жить и пить, и плюс там, в казино, Маргаритка.
Завидев, что я снял путы, Вадя встанет уже перед тройным перекрестком. Сбежать (попытаться, без форы фиг он от меня уйдет), напасть или же решить все миром.
Может быть, скинуть вину на кого-то другого. Кого? Да хоть бы и на меня самого, вроде: ты сначала отключился, а потом как стал буянить. И пришлось принять суровые, но необходимые меры, чтобы сам себе не навредил. Чушь, конечно, но это в характере Коломийцева — сваливать вину на других. Умывать руки, отмазываться.
«Как же сложно с людьми», — кольнула внезапная и несвоевременная мысль. — «Мир Ночи играет словами, но прямой лжи я от его обитателей ни разу не слышал. Могут сбить с толку, напустить тумана, это да. Но их слово имеет вес и не расходится с действием».
По крайней мере, по сию пору со мной было так. Не считая эпизода с разъяренной ведьмой Златой, так та вела со мной игру, как с обывателем.
Все, мысли не по делу в сторону, Вадик двинулся ко мне и даже руку протянул. Забавно: он же сам мои конечности вязал. Или нет?..
— Не бзди, ща починим тебя, — а голос-то не шибко уверенный.
Я встряхнулся, как большой лохматый пес. Домовой в доме дядьки мне здорово напоминал такого шерстяного собакена, его и спародировал. Размял плечи, шеей покрутил.
И вывел руку из-за спины, протянул ладонь Вадику. И мышцу у локтя напряг, дрожь изобразил. Получилось с преувеличением, не тремор, а как от тока подергивание. Сойдет по сельской местности...
Он впялился на мою лапу, на мое лицо, полное дружелюбия, снова на ладонь.
И... Есть реакция!
Студень сначала отдернул руку, затем, передумав, перехватил мое запястье, потянул на себя.
Встал, покряхтывая, а сам старался не показать торжества. Держим лицо деревянного, как Буратино, Шифоньера.
Второй пик, который пригорок, преодолен. Третий — реальная гора, на которую могу и не взобраться. Вершина той горы — суметь разговорить Водяру. Желательно, не прибегая к насилию. В конце концов, нам с ним еще в одной смене работать.
Просто не будет. Без насилия — это вообще заоблачно высоко.
Кто-то другой на моем месте сказал бы, что нечего со студнем церемониться. Опрокинуть, скрутить, поменяться местами у деревца — и устроить любителю беленькой допрос с пристрастием. Этот путь куда короче и проще.
Но тут какое дело: я не умею пытать людей. Не приходилось. Проблема не по технической части: тот же урок Чеслава с неторопливым нагревом поверхности через ладони отлично бы сработал. Кисть Вадика зажать в руках, как в тисках, и подавать жару по капельке. Руки — второй по важности инструмент крупье, после мозгов. Мы руки свои бережем.
Даже не обязательно доводить до обгорелой плоти. Коломийцев — слабак и трус, как потянет жареным, тут он и спечется. Страх доделает остальное.
Дело в другом. Миролюбие, о котором я столько раз повторял за прошедший месяц, что впору на языке мозоль заиметь, не напускное. Намеренно причинять боль беззащитному разумному (человеку ли, обитателю ли мира Ночи) — меня коробит от одной мысли.
Увы для Водяры, это не значит, что мне не хватит духу. Хватит, если мирные средства будут исчерпаны. Ответы, понимание причин для меня сейчас важнее мук совести. Прибавятся к моим кошмарам вопли подпаленного Вадика, что же. Множить сущности есть нужда.
Пока же попробуем пройти сложной горной тропой — тропой терпения и увещевания.
— Вадь, — не отпуская его руки, с растерянностью в голосе обратился я. — А где это мы?
— Так... это... м-м... — промямлил студень. — У Верхнего озера. В той вон стороне, — свободной от моего «дружеского» пожатия рукой он указал направо. — Поклонная гора. Там, грят, тело Распутина жгли на костре. А он сел в гробу да махнул рукой. Вот, в Озерках мы.
«Отличный загар, Вербочка. Куда ездила?» — голос Бореевой в голове.
«Купаться можно и в Озерках», — ее милейшество Маргаритка.
Есть ли связь? А бес его знает, и сейчас не о том речь.
Кстати говоря, одна из немногих вещей, что я запомнил из лекций по истории в универе (я их всего пяток и посетил за первый семестр первого курса), как раз про кремацию тела Распутина. Согласно заверению нашего историка, останки почтенного старца сожжены были в печи Политехнического института. Где правда? Не знаю, и момент для выяснения неподходящий.
А вообще — хорошо идем, к успеху идем. Не сглазить бы...
— Круто, — я выпустил руку Вадика. — А как мы тут оказались?
И поморгал быстро и удивленно. Так Овца делает, когда тупит и просит подсказать ей выплату.
— Частник подвез, — Водяра подернул плечами. — Прижало тебя, приятель. Духота да водочка — плавали, знаем. Сморило. На воздух самое оно, когда такое дело. А тут хорошо, птички поют.
Соловушка подтвердил, залившись трелью: птички поют.
Именно этот момент выбрал комар, чтобы впиться в мою шею. Самое оно, ага...
— Спасибо, Вадь, — я шлепнул кровососа и широко осклабился коллеге. — Ты хорошо поступил.
Придвинулся к Водяре, хлопнул его по плечу.
— Спасибо! — повторил с чувством. — А зачем было связывать?
Он дернулся, я сжал сильнее пальцы. Вот мы и подобрались вплотную к самому сложному отрезку пути.
— Вадь, серьезно, что происходит? — в противовес зажатому плечу просил я как можно мягче. — Ты ведь парень нормальный, не злой. Расскажи мне, что на самом деле тут творится? Ты меня знаешь, я вменяемый, пойму, войду в положение.
— Угу, наклонишь и еще разок войдешь, — Коломийцев предпринял безуспешную попытку сбросить мою руку с плеча. — Не надо мне в уши лить. Я тебе не стажерка-первоходка, мне с полтычка в голову не впендюрить. Эх, зря я тебя пожалел.
«Эх, а ведь так отлично двигались к успеху», — взгрустнулось мне.
— Похоже, возникло недопонимание...
— Недовынимание недопроникло, — ощерился Вадим. — Повторяю, не лей мне в уши, тварь. Я своими глазами видел, что ты вытворяешь.
«Он отрастил шары, или его покусал Находько?» — удивился я. — «Вообще в духе Шпалы шпарить начал. Ладно, последняя попытка».
Похоже, переборщил я с показательной слабостью. Он надумал, что, поборов меня один раз, легко повторит свой подвиг.
— Не знаю, о чем ты, но хочу уладить ситуацию миром, — дипломатично выговорил я. — Нам же вместе работать. Мне не нужны как конфликты, так и повторы сегодняшнего. Мир, Вадь?
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.