С любовью, Рома

— Нет.

На душе стало паршиво.

В последние дни нам становилось всё сложнее найти общий язык. Это было наше второе лето после его отъезда. И если раньше Чернов рвался сюда при каждой удобной возможности, то теперь у него находилось всё больше неотложных дел. А все попытки расспросить его, как обычно, заканчивались ничем.

Неожиданно по местам всё расставила встреча с его бабушкой.

— Сонечка! — радостно всплеснула руками Надежда Викторовна, столкнувшись со мной в одном из супермаркетов. — Вот это встреча!

Почти за семь лет дружбы с Черновыми я успела перезнакомится со всей их роднёй.

— Здравствуйте, — скромно кивнула головой. Мама Александра Дмитриевича часто ставила меня в тупик своей чрезмерной гордостью за внуков, готовая превозносить их буквально за всё. Нет, я не преуменьшаю достижения парней, но она всегда говорила о них так, что становилось понятно: в её представлении я всего лишь жалкое недоразумение на Ромкином пути.

— Как твои дела, моя дорогая? — она снисходительно покачала головой.

— Всё хорошо. Вот, сессию почти сдала, остался ещё один экзамен.

— Молодец какая, — дежурно отозвалась госпожа Чернова. — У Ромочки тоже сессия была, он, как обычно, сдал её досрочно. Впрочем, ты и так, наверное, это знаешь.

Я не знала, но из вежливости улыбнулась, хотя вышло криво.

— Ты знаешь, — вздохнула Надежда Викторовна, — я всегда так переживала, как он будет там один… Он же у нас такой ветреный. Вот честное слово, совсем бы не удивилась, если бы он и там учёбу забросил, но нет. В университете так его хвалят — Саша узнавал. Его же опять на стажировку в ту студию позвали!

— Опять? — нечаянно вырвалось у меня, хотя я всячески старалась держать лицо перед своей собеседницей.

— А он что, не хвастался? — удивилась она. Впрочем, совсем неискренне. — Он же зимой был на практике в какой-то очень престижной компании, занимающейся всеми этими… как их, «пи и», «ти-ри»…

— Ай-ти.

— Да-да, всеми этими вопросами ай-ти. Так вот, они вновь его позвали к себе. Ну не замечательно?

— Зашибись.

Вечером нас ждал сложный разговор.

— Почему ты мне ничего не сказал?

— Просто, — непривычно глухо отозвался Рома. — К слову не пришлось.

— Дважды?

Он не ответил. Впрочем, правда лежала настолько на поверхности, что и гадать особо не приходилось.

— Ты не хотел, чтобы я знала.

— Глупости не говори.

— А что тогда?

И опять эта тошнотворная пауза.

— Чернов…

— Я не хотел тебя расстраивать, — нелепо признался он.

— Чем? — не сразу сообразила я. А потом… потом как поняла! — Неужели, ты считаешь, что я не в состоянии порадоваться за тебя?!

— Да не в этом дело!

— А в чём тогда?!

— Просто… просто… — Ромкино смущение было настолько редким гостем в нашей жизни, что при других обстоятельствах я бы просто насладилась ситуацией, но не сейчас. — Не хотел, чтобы это выглядело хвастовством.

И вот да, лучше бы он молчал.

До меня всё же дошло. Он считал мою жизнь настолько ущербной, что даже не мог поделиться своими успехами, полагая, что я расстроюсь из-за упущенных возможностей.

— Это не выход, — выдавила я, с трудом справляясь с горьким комом в горле, и отключилась.

И уже через день он стоял под окнами моего дома.

— А стажировка?! — ругалась я на него полчаса спустя.

— Пофиг.

— Не пофиг!

— А это уже мне решать.

В этот раз настала моя очередь метаться по комнате. Чернов сидел на диване, в то время как я расхаживала туда-сюда, размахивая руками.

К счастью, мамы дома не было, иначе мои вопли точно бы напугали её.

— Мне не нужны твои жертвы!

— А что тебе нужно?! — не выдержал Ромка, с чувством стукнув кулаком по обивке дивана. — Ты уже определись, на что именно ты обижаешься!

— Да не обижаюсь, — чуть не плакала я. — Просто прошу не врать мне.

— Ну тогда вот. У меня была практика, я с неё свинтил, чтобы приехать сюда.

Застонала.

— Вот видишь, — поморщился Ромео. — Не приезжаю — плохо, приезжаю — тоже всё не так.

Спрятала лицо в ладони. У него была удивительная способность выворачивать всё наизнанку.

Его руки легли мне на плечи.

— Прости, правда хотел как лучше… Боялся, что ты расстроишься…

— Ром, я всегда… очень горжусь тобой. Но и…

«…и моя жизнь чего-то стоит», — хотела сказать, но так и не отважилась.

Тот конфликт мы всё-таки пережили. У нас было два месяца, полных любви, нежности и спокойствия, как оказалось в итоге, — мнимого.

***

Начало второго курса я встретила без настроения и с непроходящим чувством усталости. Просто как-то всё навалилось… Проблемы с заказами: пока Ромка был в городе, я несколько халатно относилась к своим трудовым обязанностям, из-за чего мой рейтинг на бирже заметно упал. Проблемы с мамой — осень всегда давалась ей непросто. Завал на учёбе — отчего-то все преподаватели решили, что мы теперь взрослые и с нас можно спрашивать по полной. Тоска по Ромео — нам опять пришлось привыкать к жизни порознь.

Отсутствие лишних денег, трудности в университете, непроходящее чувство тревоги… всё это в конце концов вылилось в мою неспособность встать с постели. То был очень грустный день. За окном вовсю лил дождь, а я рыдала под одеялом, обхватив колени. Я столько лет училась не жалеть себя…

В обед, когда я так и не вышла из комнаты, ко мне вдруг заглянула обеспокоенная мама. Её движения были резкими и дёргаными, как всегда в моменты обострения. Правда, в последние годы благодаря терапии и таблеткам дальше этого дело не уходило. Она села на край дивана, положила свою влажную ладонь мне лоб.

— Плохо? — обеспокоенно спросила она.

Я так и не смогла выдавить из себя хоть слово, поэтому просто кивнула. И тогда она сделала невероятное — положила мою голову к себе на колени и просто велела:

— Тогда плачь.

И я действительно разревелась. Мамины руки осторожно скользили по моим волосам. С печалью отметила для себя, что в детстве не умела ценить родительскую ласку. Зато сейчас… сейчас я понимала, что вся моя забота о матери не ушла в пустоту. Моих проблем это не решало, но на душе становилось чуточку теплее.

Осень набирала обороты, как и степень моей хандры. Каждый прожитый день, каждая выполненная задача становились отдельным подвигом.

Хуже всего было притворяться перед Ромой, что со мной всё в порядке. Меня не покидало опасение, что если он узнает о моём состоянии, то непременно щёлкнет пальцами и победоносно заявит: «А я ведь знал…» Нет, я прекрасно осознавала, что он так не сделает, да и вообще постарается всячески помочь… Вот только я совершенно не понимала, с чем именно мне нужна помощь. Мне просто было плохо… В голову лезли всякие дурные мысли из серии, что я не справляюсь и всех подвожу.

Не знаю, сколько бы ещё я проходила вот так, сходя с ума от отчаяния, но, как всегда, вмешался случай.

Мы с мамой приехали на плановый визит к психиатру. Год назад мне удалось найти чудесную женщину, которая не просто с заботой отнеслась к моей матери, но и чисто по-человечески оказывала мне поддержку.

— Ну что ж, Лариса Игоревна, — подвела итог встречи Маргарита Ивановна, — я смотрю, у вас всё хорошо.

— Да, — согласилась мама с самым серьёзным видом. — Всё хорошо… Если бы только Софьюшка постоянно не плакала.

Её признание меня удивило. Я так старательно скрывала от мира свои печали, поэтому и не могла предположить, что мама всё видит.

— Плачет? — удивилась врач и перевела свой внимательный взгляд на меня, после чего кивнула головой, наверное в такт каким-то своим мыслям. — И вообще плохо выглядит…

Я попыталась было возмутиться, что вообще-то я здесь и всё слышу, но в результате окончательно сникла, расстроенная тем, что даже малознакомые люди видят меня насквозь. Кажется, я всё больше превращалась в унылое говно.

— Соня, а придите ко мне завтра без мамы, — то ли потребовала, то ли попросила Маргарита Ивановна.