Страница 4 из 16
То было двухэтажное здание. На первом этаже размещались главный зал с дюжиной столиков, кухня и кладовая. Второй же отводился под комнаты для гостей, имевших возможность там переночевать в относительном комфорте. И хотя на улице ярко светило солнце, внутри основного помещения трактира царил полумрак. Посетителей с утра, как и следовало ожидать, оказалось немного: сидевший за отдельным столиком интеллигентного вида мужчина средних лет в хорошем дорогом костюме, больше похожий на жителя столицы, нежели на местного, а также довольно шумная компания из пяти мужиков, уже успевшая опустошить несколько кувшинов явно горячительных напитков.
«Ночная смена? – промелькнула мысль у Эдвина. – Или хронический алкоголизм? Какие есть еще варианты того, почему взрослые и на вид здоровые мужики так накидываются с самого утра?»
– Доброе утро, госпожа Тилли! – уже вслух обратился он к хозяйке заведения – женщине лет сорока, невысокой, но весьма широкой в кости, а потому представляющейся довольно крупной.
– О, привет, Эдвин! – По круглому румяному лицу госпожи Тилли расплылась самая широкая улыбка, которую человек имеет счастье увидеть за всю свою жизнь. Хвастливый рыбак и то не сумеет так далеко развести руки, как могут растянуться губы, глаза и щеки этой женщины.
– Мама сказала, у вас есть для нее какие-то вещи…
– Да-да, конечно! Они в подсобке. Пошли, я тебя проведу.
Под «вещами» подразумевался средних размеров деревянный ящик – довольно тяжелый, как отметил Эдвин, попытавшись его приподнять.
– А что там, если не секрет? – спросил он трактирщицу.
– Да всякое, но в основном различные приправы, специи и прочие вкусовые добавки.
– Ясно, – сказал Эдвин, получше ухватив свалившийся на его предплечья груз ответственности.
Молодой человек попрощался с госпожой Тилли, которая затем удалилась на кухню, и направился к выходу.
Снова проходя через главный зал, юноша краем уха уловил часть разговора за столиком с пятью мужиками, и ему стало любопытно. То, о чем они говорили, напоминало неплохую историю, а Эдвин любил истории в различных их проявлениях, к тому же речь шла о делах насущных, посему он поставил ящик на соседний стул и, притворившись, что занят какими-то важными делами, связанными с содержимым своей ноши, стал внимать беседе, становившейся все более оживленной.
– А я вам говорю: ничего путного из ентой войны для нас не выйдет, – настаивал пьянчуга с бородой, полностью закрывавшей шею. – Ну помутузим мы с Трипом еще друг дружку пару лет. А тем временем, стало быть, король кладский, будь он неладен, захватит порт ихний, и, считай, весь остров у него в подданстве окажется.
– Ну не-е-е-е… – протянул мужик с левым глазом, заплывшим от полученного, по всей видимости, совсем недавно удара неким тяжелым предметом. – Нашенские войска кровушки на войне довольно пролили, столько славных парней полегло. Не верю, будто бы нам за енто ничегошеньки не перепадет.
– Хорошо, ежели хотя бы при своем останемся, – вставил другой собутыльник – загорелый, охрипший и отчего-то напоминающий моряка. – Как бы потом не получилось, что наши земли тоже под Кладом оказалися. А че, я б не удивился, при князе-то нашем безалаберном.
– Да ясно-понятно, ему ваще все равно, – согласился мужик с отвратительным шрамом на щеке. – Подкаблучник проклятый, поглоти его хаос! Он же и шагу ступить не могёт без согласия женушки. А та, разумеется, в йинтенресах своего братца Канторией правит.
– В чем-чем? – переспросил «моряк».
– В йинтенресах, – повторил тот, что со шрамом. – Енто, когда один чего-то желает, а другой, значится, все делает, дабы таковое желание исполнить. Вот и говорят, мол, ентот другой «действует в чужих йинтенресах».
– Во-во! – подхватил бородач. – А кто у Софии-то братец? Кладский король, вон кто! Вот она и муженьку своему, князю нашему, стало быть, велит политику вести в ентих самых кладских… йинтенресах, а не в нашенских, канторийских.
– Славься, князь! Славься, Кантория! – неожиданно прокричал до того смирно сидевший самый молодой и одновременно самый пьяный из собеседников.
– Э-э… пареньку-то, пожалуй, не стоит более наливать, – заметил «моряк».
– А я не согласен, – решил настоять на своем мужик с подбитым глазом. – Ну не может ведь князь вовсе о народе своем позабыть, да и кишка тонка у Сида всю Канторию под себя подмять.
– Тонка не тонка, а приграничные земли вроде Купера легко заиметь смогёт, – сказал бородач. – Думаете, случайно именно сюда румбийские церковники сегодня прибывают?
– Так их же из Румбии трипские войска вроде погнали, – вспомнил «подбитый глаз». – Клирики, кажись, в Клад направляются, а наш городишко просто по пути очутился.
– Э, не, – возразил бородач. – По мне, так Церковь Порядка присматривается потихоньку к новым кладским территориям. Энцпектирует их, так сказать. Не секрет, мол, Магистр с Сидом на короткой ноге. Небось, про Купер они уже меж собою все там порешали. Да и про шахты нашенские в придачу. Енто токмо вон тому хлюпику столичному все нипочем…
При этом бородач махнул рукой в сторону интеллигента, сидевшего за дальним столиком.
– Точняк, – согласился мужик со шрамом. – Им тама, в Великом Канторе, ваще до одного места, че с окраинами происходит. Не зря Ясенная губерния все за независимость свою ратует. Зачем им личными барышами делиться со столичной знатью, покуда та давным-давно под Кладом прогнулась. Ведь так и есть? Эй, хлюпик, я к тебе обращаюсь!
– Простите, это вы мне? – недоуменно спросил интеллигент.
– Во-первых, не «вы», а «я», – невпопад ответил обладатель шрама. – А во-вторых… Ты мне не дерзи, понял?
– Приношу искренние извинения, если я вас чем-то обидел, – попытался интеллигент погасить в зародыше непонятно откуда вообще взявшийся конфликт.
– Че-то мне кажется, ты продолжаешь дерзить, – последовательно гнул свою линию мужик со шрамом.
– Уверяю, у меня и в мыслях не было…
– Опаньки, он опять… дерзит. Не, братцы, вы слышите: ентот столичный прощелыга думает, он тута главный! Я – простой рабочий, день и ночь тружусь в поте… ентого, как там его… лица! А тут мне какой-то вшивый антилегенд дерзить начинает… Да я ему щас!..
– Да, Ярик, покажи ему! – решил подначить товарища бородач.
– Э, мужики, может, не стоит… – ненавязчиво вставил собутыльник с фингалом.
– Ты слышал, че он про нас сказал? – возразил «моряк».
– Господа, я ничего про вас не говорил…
– Ага! – воскликнул бородач. – Мы, стало быть, для тебя пустое место!
– Вовсе нет…
– За князя! За Канторию! – прокричал молодой выпивоха, и его призыв, очевидно, стал сигналом для перехода к активным действиям. Бородач, «моряк» и именуемый Яриком обладатель шрама медленно, но весьма грозно поднялись со своих мест и направились к столику интеллигента.
«Плохо дело, – подумал наблюдавший за разворачивающейся сценой Эдвин. – Они ж его сейчас будут бить, и, судя по количеству выпитого, бить довольно сильно. Что же делать? Если вмешаюсь, то и мне крепко достанется. Как бы поступил Бэк? Брат бы точно попытался утихомирить этих пьянчуг. Но он гораздо больше и сильнее по сравнению со мной. А чем мне ответить, если на меня нападут несколько здоровенных мужиков? И все же неправильно оставаться в стороне…»
– Господа, – обратился юноша к пьяницам, – давайте не будем устраивать разборки в трактире госпожи Тилли. Особенно в такой день. Какое мнение о куперцах сложится у гостей нашего города?
– Слышь, малец, – глядя на него, проговорил Ярик. –Ты че, тоже… дерзить мне удумал?
Эдвин тотчас осознал всю обреченность своего героического порыва. Мужик со шрамом навис над юношей, словно гигантская каменная глыба. У молодого человека оставался лишь один выход: призвать на помощь магию. Он попытался сосредоточиться, но ничего не вышло: слишком сильным было охватившее его волнение.
– Тише, Ярик! – вдруг остановил собутыльника, уже потиравшего в предвкушении драки кулаки, бородач. – Я, кажись, знаю ентого парнишку. Ты ведь Рагнара сынок, не так ли?