Наездник Ветра

– Не получится, ветер слишком силён, – ответил стрелок, стоявший рядом с купцом.

– А ты попытайся! Дам тебе гривну, если сумеешь.

– Нечего и пытаться. Жалко стрелу терять даром.

В это мгновение верховой опять повернул коня, и, дав ему шпоры, вихрем помчался обратно в степи.

– Он приведёт орду, – проворчал Всеслав, глядя ему вслед, – этого ещё не хватало! До Лукоморья не добрались, а уже беда.

– Интересно, с чего это вдруг Равул оделся как печенег?

Слова эти произнёс Малёк, провожая степного бродягу взглядом. Всеслав опешил.

– Да ты в уме? Что ты мелешь? Какой Равул?

– Глаз дам выколоть – это был Равул, – заявил стрелок.

– Мне тоже так показалось, – сказал сидевший на бочке Хват. Торговец обрушился на него.

– Тебе показалось? Да неужели? Вечно ты мутишь какие-то дела с этим чёртом! О чём ты с ним говорил в Царьграде, скажи на милость?

– О чём бы я с ним ни говорил – не мог он предугадать, что мы выйдем к Бугу, а не к Днепру, – ответил приказчик. Всадник, кем бы он ни был, тем временем скрылся из виду, и поднялся примятый конём ковыль.

– Будем ждать беды, – повторил Всеслав, – она неразлучна с этим шакалом!

Остаток дня прошёл без каких бы то ни было происшествий. Вечер облил прибрежную степь багрянцем. Во время ужина Калокир не сказал ни одного слова, о чём-то думая. Его мрачность передалась и всем остальным, включая Настасю. Однако, ночью она его растолкала.

– Пойдём в палатку!

Уединившись, они разделись. В этот раз Иоанн был не щедр на ласки. Быстро завершив дело, он лёг ничком и долго лежал, не двигаясь. Было слышно, что он не спит.

– Что с тобою? – спросила девушка после тщетной попытки его взбодрить.

– Меня напугал Всеслав, – признался патрикий.

– Чем?

– Тем, что он сказал. Кто этот Равул?

Настася невесело усмехнулась. Прежде чем дать ответ, она нежно провела языком по белой спине Иоанна, потом сказала:

– Не нужно его бояться. Он мой приятель.

– А кроме этого?

– Вор. Святослав поймал и убил трёх его друзей. Они грабили обозы вместе с Равулом. Равул дал клятву совершить месть. Он передал князю через кого-то, что не уймётся, пока не обагрит меч в крови трёх его друзей.

– И что же, убил он хоть одного?

– Не одного. Двух.

Патрикия передёрнуло. Вскоре он притворился спящим. Девушка, повертевшись, вправду уснула. Её любовник не сомкнул глаз до самой зари. Как только она взошла, показался Днестр. Он был широк – пошире, чем Буг, величав, медлителен. Его устье, заросшее камышом, тесно обступали дубравы.

– Вперёд, вперёд! – торопил Всеслав, – вечером устроим привал.

Гребцы налегли на вёсла дружнее, и Днестр вскоре исчез вдали. На пути к Днепру степной пейзаж слегка изменился. К нему добавились сосны, дубы и вязы, стоявшие как поодиночке, так и большими группами. У ручьёв, бежавших через степь к морю, шумели целые рощи их. Когда начало смеркаться, Всеслав велел править к суше. Гребцы охотно выполнили приказ, и вскоре ладьи зашуршали днищами по песку. Их установили на якоря. Потом мореходы весело соскочили в воду, которая захлестнула им сапоги, и вышли на берег. Он был окутан сумерками и плотным, белым туманом. Нарубив дров в обширной сосновой роще близ устья маленького ручья, дружинники развели костры, а затем сгрузили на берег бочки с вином и снедь. Начался отлив. Над дюнами пополз дым и приятный запах жареной солонины.

Когда темнота сгустилась, чёрт потащил Калокира в степь. Отойдя от дюн на четверть версты, он перестал слышать голоса воинов, которые пировали возле костров – так туман был плотен. Сами костры сквозь него казались расплывчатыми, далёкими искрами. Ветер дул с северо-востока. Он доносил из самых глубин степей зловещий, тоскливый плач ночной птицы. Звёзды сияли над степью совсем не так, как над морем. Там, глядя на них, хотелось закончить путь, здесь – начать. «Будь у меня конь», – думал Иоанн, вдыхая запах высокой, сочной травы, – «я бы доскакал до Киева дней за семь. А, нет! Как бы я оставил царские сундуки?»

– Патрикий, здесь кто-то есть! – вдруг раздался прямо у него за спиной испуганный голос. Иоанн вздрогнул и повернулся на каблуках. Перед ним стоял хронограф Лев Диакон. Он был неподвижен. Даже и в полумраке нетрудно было заметить, что он с тревогой прислушивается к чему-то.

– Зачем ты пошёл за мною? – спросил патрикий.

– Нам нужно поговорить. Но мы не одни!

Голос царедворца отчётливо выдавал волнение. Калокир молчал. Он был разозлён. Он готов был убить хронографа. Лучше было кому-то вклиниться между ним и красивой женщиной, нежели между ним и ночью, когда ему нужно было остаться с нею наедине.

– Минуту назад, когда я тебя искал, кто-то вдруг шарахнулся от меня и побежал прочь, – шёпотом промолвил Лев Диакон, – он тоже за тобой шёл! В этом нет сомнений.

– А ты не бредишь?

– Нет, я вполне здоров.

– Где сейчас Настася?

– Она поёт у костра.

Патрикия пробирал озноб. Но ему хотелось одолеть страх. Он громко спросил:

– Может, полевая мышь шарахнулась от тебя?

– Патрикий! Вернёмся в дюны!

– Нет уж, говори всё. И прямо сейчас.

Поняв, что спор бесполезен, юноша вытащил из кармана небольшой белый конверт с восковой печатью и протянул его Калокиру с трепетным пояснением:

– От царицы! Она велела вручить его тебе, патрикий, втайне от всех, когда пересечём Понт.

Калокир поспешно сунул письмо в рукав, и хорошо сделал – с дюн приближались громкие голоса и свет многих факелов.

– Вот он, здесь! – провозгласил Хват, первым подойдя к Иоанну. В руке приказчика тлела, сильно дымясь, сосновая ветвь. Подбежал Всеслав, а следом за ним – Георгий Арианит и пять-шесть дружинников.

– Дорогой патрикий, ты обезумел? – грозно спросил торговец, – что, если печенеги возле нас рыщут? А у тебя нету даже ножа!

– Зато у меня есть святой преподобный Феодор Стратилат, – рассеянно возразил Калокир, – не всякий же раз ему меня подводить!

Вернулись к кострам. По лицам дружинников Иоанну стало понятно, что все они беспокоились за него и дружно отправились бы на поиски, если бы не боялись оставить ладьи с товарами без присмотра. В огромных глазах Настаси стояли слёзы. Часто моргая, она крутила над огнём вертел с целым бараном. Спирк чинил гусли, сидя на винной бочке.

– Нашли его! – объявил Всеслав, – он вообразил, что степь – это парк около дворца! Место для прогулок и размышлений! Иоанн, знай: кочевники перекликаются волчьим воем или совиным криком. Хват иногда их распознаёт. Я этим искусством владею хуже. А ты, поверь мне, даже и не заметишь опасность раньше, чем твою шею стянет петля! Здесь лучше не полагайся на свою хитрость.

– Дадим ему какое-нибудь оружие, – сказал Хват, – патрикий, мечом владеешь?

– Только кривым, сарацинским.

– Ну, хорошо, – под всеобщий смех снисходительно улыбнулся Всеслав, – найдём тебе меч.

Костров возле моря пылало десятка три. Воины успели отправить в них пару или тройку опустошённых бочек. Одна из них догорала под тем бараном, жарить которого поручили Настасе. Он был уже приготовлен. Хват снял его и мечом разрубил на части. Сняли и Спирка, который сидел на бочке. С треском выбили крышку.

– Выпьем за печенегов! – призвал Всеслав, подняв ковш, – пусть боги уберегут их от встречи с нами!

– Думаешь, Равул пустит их по нашему следу? – спросил Георгий после того, как выпили.

– Этот волк просто так не рыскает по степи. Скажите спасибо Хвату! Что ему стоило взять да и придушить эту тварь в Царьграде?

– Но это было бы глупо, – возразил Хват, – ты знаешь, Всеслав, сколько раз он предупреждал нас о неприятностях. И ни разу, вроде, не обманул. Конечно, он жадный, но дело с ним иметь можно.

– И всё-таки не сносить ему головы, попадись он мне, – посулил Всеслав, снимая кафтан, чтобы поудобнее расположиться возле костра. Баран получился вкусным. Даже Лев Диакон пришёл от него в восторг, хоть не был любителем грубой пищи. Тщательно обглодав лопатку, он взял бедро. Дружинники у соседних костров затянули песню. Спирк вновь наполнил ковши.