Мертвые, вставайте!

– Она приказала Жоржу помалкивать, он тоже был в это замешан, – говорил Марк. – Так или иначе, Жорж слушался. Он, может быть, единственный человек, которого она немножко любила, как я думаю, но даже в этом я не уверен. Жорж ей верил… Она ему, возможно, рассказывала, что хотела снова попытать счастья рядом с Софией. Он недотепа, доверчивый, без воображения, он никогда не думал, что она хотела убить ее или что она ухлопала обоих критиков… Бедный Жорж… он никогда не был влюблен в Софию. Это ложь… Одна неслыханная ложь… Ложь о задушевных встречах в «Бочке». Она подстерегала Софию; хотела все разузнать о ней, стать в глазах всех ее близкой подругой и убить.

Точно. Теперь будет нетрудно найти улики и свидетелей. Он посмотрел, чем занимался Легенек. Тот перевязывал ему руку. Смотреть на это было не очень приятно. У него чудовищно, гораздо сильнее, чем рука, болели обе ноги. Он, как манекен, силился заставить их ходить. Но он знал, что это неизбежно, он успел привыкнуть.

– И через пятнадцать лет после «Электры» она расставила свои силки. Убила Софию, убила Луизу, подбросила волосы Софии в багажник машины Александры, убила Домпьера. Притворилась, будто защищает Александру в том, что относилось к ночи убийства… На самом деле она слышала, как Люсьен вопил как ненормальный, стоя на мусорном баке в два часа ночи… Потому что она как раз возвращалась из отеля «Дунай», прирезав там того беднягу. Она была уверена, что ее «защита» Александры не пройдет, что я обязательно уличу ее во лжи… И тогда она сможет «признаться», что Александра уезжала, не выглядя при этом доносчицей… Гадина, хуже гадины…

Марк вспоминал тот разговор у стойки. «Ты милая, Жюльет»… Ни на мгновение его не коснулась мысль, что Жюльет манипулирует им, чтобы подставить Александру. Да, хуже гадины.

– Но подозрения пали на ее брата. Становилось слишком горячо. Она заставила его уехать, чтобы он не проговорился, чтобы не допустил промах. И вдруг – какое невероятное везение – обнаружилось послание убитого на машине. Она была спасена… Домпьер обвинял Софию, воскресшую из мертвых! Все было прекрасно… Но я так и не смог привыкнуть к этой мысли. Это не могла быть София, нет… И это не объясняло дерева… Нет, я не смог с этим примириться…

– Печальная война, – сказал Люсьен.

Когда около четырех часов утра они возвратились в лачугу, бук был уже выкопан, тело Софии Симе-онидис извлечено и увезено. Бук на этот раз не посадили снова.

Оглушенные евангелисты чувствовали, что они не в силах спать. Марк и Матиас, по-прежнему с одеялами на голое тело, уселись на низенькую ограду. Люсьен взобрался на большой мусорный бак напротив. Он к нему привык. Вандузлер курил, медленно прохаживаясь взад-вперед. Было тепло. В конце концов, так Марк и думал, насчет колодцев. Цепь оставила на его руке спиральный рубец, как обвившаяся змея.

– Это пойдет к твоим перстням, – сказал Люсьен.

– Они на другой руке.

Подошла Александра, пожелала доброго вечера. После раскопок под буком она не смогла снова уснуть. И еще Легенек заходил. Отдал ей базальт. Матиас сказал ей, что, садясь только что в грузовик полицейских, он вдруг вспомнил продолжение считалки после «сентебряки» и как-нибудь ей расскажет. Разумеется.

Александра улыбнулась. Марк смотрел на нее. Как ему хотелось бы, чтобы она его полюбила. Сразу и просто так.

– Скажи, – спросил он у Матиаса, – что ты шептал ей на ухо, когда хотел, чтобы она заговорила?

– Ничего… Я сказал: «Говори, Жюльет».

Марк вздохнул.

– Я думал, что у тебя был какой-то секрет. Это было бы слишком красиво.

Александра расцеловалась с ними и ушла. Она не хотела оставлять сына одного. Вандузлер проводил глазами ее высокую удаляющуюся фигурку. Три точки на горизонте. Близнецы, женщина. Дерьмо. Он опустил голову, раздавил сигарету.

– Тебе бы следовало поспать, – сказал ему Марк.

Вандузлер ушел в лачугу.

– Твой крестный тебя слушается? – спросил Люсьен.

– Да нет, – сказал Марк. – Смотри, он возвращается.

Вандузлер подбросил на руке продырявленную пятифранковую монету и поймал ее на лету.

– Давайте ее выкинем, – сказал он. – Ведь не станем же мы резать ее на двенадцать частей.

– Нас не двенадцать, – сказал Марк. – Нас четверо.

– Это было бы слишком просто, – сказал Вандузлер.

Он взмахнул рукой, и монета звякнула где-то вдали. Люсьен вытянулся на своем мусорном баке, стараясь разглядеть, где она упала.

– Прощай, солдатское жалованье! – крикнул он.