Борщевик шагает по стране

– И что? Я должна тебе посочувствовать? Федор. У меня брат провал.

– Это пока неизвестно.

– Как не известно? – Ольга подсела к нему за стол – очень даже известно. Ты же сам до него дозвониться не можешь.

– Может он и сам не против такой ситуации.

– Ты не понимаешь – как можно мягче сказала она, всматриваясь в его лицо – я его единственная сестра, а он мой единственный брат. Мы всегда тонко чувствовали друг друга, а теперь этого нет. Я его не ощущаю.

– Может он и от этого устал, ведь он не часто к нам приходил.

– Ты это серьезно сейчас?

– Вполне.

– То есть ты считаешь, что ему было тяжело со мной?

– Не совсем, просто ты тоже можешь быть слишком – Федор всё пытался подобрать необходимое слово – привязанной что ли.

– Надоедливой? –скрестила руки Ольга – мне очень не нравиться как ты сейчас ведешь меня со мной Вышкин.

– Я просто пытаюсь разложить ситуацию и понять, как правильно поступить, Оль – Федор поставил кружку – с одной стороны, у меня полковник, который мне сегодня всё мозги съел, с другой стороны твой брат, которого нет всего пару дней. И который прямо скажем, не часто хотел, чтобы его нашли, это всё ведь не так однозначно, даже на его работе сказали, что он запросто мог уехать на несколько дней. Да признаю то, что он не отвечает на телефонные звонки странно, но, кто знает какая там связь в этих захолустьях, ты же помнишь, как я ездил в командировку в тайгу? Оттуда вообще дозвониться невозможно было.– Это другое – Ольга сложила руки и постаралась поймать его взгляд – потому что ты другой, ты сильный, ты выносливый, ты находчивый. Ты тот, в кого я влюбилась и в ком увидела мужчину, а Женя он другой. Он в семь лет с насморком слег думали всё что умрёт. Ты не путай себя и его. Он в той местности без меня и моего контроля, пропадет.

– Оль мне кажется, ты сильно преувеличиваешь. Евгений давно уже самостоятельный человек. Ему по силам самому решать, куда и зачем ехать.

– И всё это ты решил после того как тебе всыпало начальство? – испытывающее посмотрела не него Ольга.

– Это повлияло, несомненно. Тебя ведь там не было, пока меня драл полковник. А он, между прочим, не стеснялся в выражениях и грозился служебным выговором.

– Да он постоянно грозиться и ничего, до сих пор не выгнал. Хотя знаешь, делай, как знаешь. Можешь и забыть про него. Только я не забуду. Надо будет, сама найду – с этими словами она поднялась из—за стола и направилась к двери.

– Оль – крикнул Федор, поднимаясь следом – я же не сказал, что брошу искать, просто все надо обдумать, в конце то концов. Оля.

Но она его уже не слышал, зато хлопнула дверь так, что казалось, та вылетит из петель.

– Да что такое – буркнул Федор, ставя кружку в раковину – как будто я ничем не рискую, черт меня возьми.

Он прошел в коридор и остановился возле закрытой в спальне двери, затем посмотрел во вторую комнату, где был привычный диван. В принципе он много раз уже спал там, особенно когда задерживался на работе.

– Окей пусть будет по—твоему – наконец сказал он – хочешь так, пусть так. Только я не виноват в том, что твой брат мог от тебя сбежать.

– Да пошел ты – раздался голос Ольги – сам себе завтрак приготовишь.– Невелика потеря. Я с яичницей я как—нибудь управлюсь – уже тише заметил Федор – ты бы лучше двери входные закрыла, прежде чем обижаться.

Он развернулся к двери и замер. Там, на коврике лежала белая бумага. Он привычно потянулся к кобуре. Минута тишины, еще одна, Федор мягко сделал шаг. Ничего подозрительного. Он резко подошёл к двери и встал с боку. Ничего. Он посмотрел на листок. Там что—то было написано.Вышкин крутанул ручку, и плавно открыл двери, выглядывая в коридор. Пусто. Поводив пистолетом, он прошелся до лестницы и всё также ничего не увидел.

– Что дам? – раздался голос Ольги за его спиной.

Вышкин убрал пистолет и посмотрел на неё – ничего, показалось.

– А это что? – она подняла листок – Гадюкино? Это что? Деревня такая?

Мозалев

Вернувшись в деревню, я снова договорился с Вадимом о новой поездке. Да обошлось не дешево, но зато я был точно уверен, что завтра я снова попаду на поляну и смогу, продолжить свое исследование. Другой вопрос к чему именно оно ведет. Ведь теперь, я нашел вещь пропавшего человека.

– О чём—то задумался город? – спросил Вадим, забирая вещи из лодки – ты, кстати, не забудь про ожоги, они не сразу ведь появляются.

– У меня есть мазь – соврал я – Вадим, слушай, а муж Людмилы, что с ним случилось?

Он на мгновение замер, потом явно что—то додумал и наконец, посмотрел на меня, несколько удивленным, словно запоминающим взглядом.

– Пропал. Наверно, года два назад. Может больше. Я точно не знаю. А тебе это зачем?

– Любопытно. Такое это ведь наверно не совсем правильно для маленькой деревни.

– Не такие уж мы и маленькие, город. Ты просто не везде был. У нас и больница есть и мент свой. Ты походи, посмотри, что тебя окружает, как—никак, ты теперь живешь тут. Почти живешь.

– Я бы так не сказал.

– А я бы сказал. Ведь ты сейчас не обратно в город едешь, а к бабе Люде идешь, верно?

– Да.

– Вот видишь, значит, ты живешь в деревне. Ночуешь тут. А сколько, это не особенно важно. Ты уже пропитываешься этим местом.

– В тебе живет философ, Вадим.

– Мертворожденный – вдруг сказал он и в глазах заиграл странный огонек, отчего мне даже показалось, словно это было произнесено совсем другим человеком.

– Почему, мертворожденный? – повторил я, вглядываясь в него.

– Не знаю, – махнул он головой – просто само вырвалось. Все, закрутил ты меня, своей наукой, мне пора лодку убирать.

– Рад был пообщаться – я протянул руку.

– И тебе не хворать – сказал он и пожал её.

Отойдя от пристани, я и вправду направился к дому Людмилы, судя по всему, уже успевшей приготовить что—то съестное, однако, бумажник, который оттягивал мой карман, то и дело подсказывал мне несколько другие идеи.

Я снова вытащил его. Раскрыл и посмотрел на фотографию Людмилы. Тут она улыбалась.

Я посмотрел на сидевшую, на скамейке бабку с обветренной, вытянутой вперед ногой. Немного архаично конечно, но в этом месте я уже мало чему удивлялся, особенно после пропадающих в кустарнике людей.

– Бабуль, где у вас тут участковый живет?

– А?

– Участковый говорю где?

–А

– Участковый. Говорю где?

– Подростковый?

– Полицейский, говорю где – чуть не заорав, уточнил я, после чего бабка, наконец, поняла, о чём речь.

– Так это тебе туда, милок – сказала она, увлекая меня своим потрескавшимся от долгой жизни пальцем – вон, там дом такой синий, там и спит.

– Спит?

– Так о что ему еще делать.

– Спасибо, бабуль – поблагодарил я старуху и двинулся в сторону синего дома.

Участковый, как видимо и положено подобным сотрудникам, сидел в синей форменной рубахе, но совершенно не подходящий для этого шортах, мягко сползавших, и оголявших полосатые трусы.

Деликатно кашлянув, я встал у открытой двери и внимательно посмотрел на участкового. Он тоже смерил меня взглядом, на мгновение, задержавшись на моей куртке, после чего продолжил что—то писать на своем потертом столе.

– Добрый день.

– Вечер больше – досадливо ответил он, пробуя ручку на вкус – постоянно не пишет зараза.

Я огляделся и сделал шаг внутрь – я войду?

–А вы собственно кто?

– Мозалев Евгений Петрович. Профессор ботаники из института Ботанических Исследований города Москвы.

– А, тот самый, что на болото ездит, наслышан – все, также смачивая ручку, пробубнил участковый – и как? Двигаются исследования?

– Понемногу. Но меня интересует другое, если честно.

– Что именно?

– Пропажа человека.

– Как интересно, и кто же это?

– Людмилин муж.

– Ничего себе, как неожиданно, только вот пропал он больше года назад, так что немного ошиблись вы с вашими изысканиями, господин профессор – улыбнулся щербатой улыбкой, полицейский – в свое время весь лес местный шерстили, ничего не нашли.