Пламя мести

Но вот матрос собирается уходить. Как не хочется расставаться с дядей Ваней и с его чудесными рассказами. Ваня нехотя возвращает бескозырку, уж больно по душе пришлась она ему.

Моряк видит грусть мальчика. Все моряки особенно уважают людей, которые разделяют с ними любовь к морю, лучше которого, по их мнению, нет ничего на свете.

– Не горюй, Ваня, – ласково говорит дядя Ваня на прощание, – я тебя возьму с собой на корабль. Будем вместе плавать. Пойдешь на флот?

– Когда? – не задумываясь, выпаливает Ваня.

– А вот отбуду отпуск, и махнем с тобой. Хорошо?

– Да, – поспешно соглашается Ваня.

Все хохочут. Но Ваня, насупившись, молчит. Ему совсем не смешно, напротив, досадно и непонятно, почему все смеются. Он срывает зло на сестренке:

– А она чего регочет? Дам вот!

– Ну конечно, ничего тут смешного нет, – говорит дядя Ваня, смеясь. – Поедем, Ваня, обязательно поедем. А то, что они смеются, – ты не обращай внимания, это они от зависти. Их во флот не примут.

Обрадованный Ваня согласно кивает головой.

– На кого же ты мамку оставишь, сынок? – с грустью спрашивает мать.

Но Ваня не чувствует подвоха и резонно отвечает:

– Тато остается и она, – указывает он на сестру, – она все равно во флот не годится. – И чтобы не опечалить родных, он успокаивающе добавляет: – А мы с дядей Ваней в отпуск приедем.

Снова все хохочут, а матрос заливается пуще всех, приговаривая:

– Правильно, Ваня, пусть смеются, мы их все равно не возьмем на корабль. – И шепотом на ухо добавляет: – Ты приходи завтра ко мне, я тебе такое расскажу!

При этих словах дядя Ваня загадочно подмигнул и на прощание руку подал, как большому.

С этого вечера началась их дружба.

Словно чудные сказки слушал Ваня рассказы о морях с мудреными названиями, об островах, где живут люди разных цветов кожи, о деревьях, совсем непохожих на наши, о страшных штормах, которые нипочем могучим кораблям, величиною, пожалуй, с самый высокий дом в Одессе. Моряк рассказывал об отважных советских матросах и капитанах, не ведающих страха. Но особенно запомнились Ване рассказы о далеких чужеземных портах, где очень тяжело живется черным, желтым и краснокожим мальчикам.

О многом, о многом еще поведал Ване черноморский матрос.

Потом дядя Ваня уехал. Но тот волшебный мир, что привозил с собой, моряк оставил Ване. Этот мир прочно вселился в детскую душу и зажег в ней еще не совсем понятную, но неугасимую мечту.

Ваня чаще стал бывать на речке. Теперь он как-то по-особенному стал воспринимать ее, то зеркально-гладкую, то подернутую свинцовой рябью. Это была уже не просто вода, в которой купаются, стирают, а широкое, необъятное пространство, по которому, пусть в воображении, плавают большие корабли. Закрыл глаза – и остров, порос уже не простыми вербами и камышом, а могучими тропическими деревьями-великанами. И появились в этом лесу львы и тигры, пантеры и слоны, полосатые зебры и быстроногие антилопы.

– Тату, я хочу корабль, – заявил Ваня отцу.

– Игрушку такую?

Нет, не об игрушке завел речь мальчик.

– А какой же ты корабль хочешь?

– Такой, на котором чтобы капитан и матросы. Большой… выше самого большого дома в Одессе.

– Ах, вон что! – удивился отец и, не удержавшись, захохотал. – Что же ты с таким кораблем делать будешь?

Но вопрос этот нимало не смутил Ваню. Он заявил:

– Плавать.

– Где?

– На Куяльнике или… Хаджибее. Дядя Ваня будет капитаном, а я матросом. И Миша Кравченко, и Митя Поплавский, и Ваня Беликов тоже будут матросами.

Тут отец захохотал пуще прежнего.

– Мать, слышишь? Сын хочет адмиралом быть.

Отец долго смеялся, и мать смеялась, и Маня смеялась. Потом отец перестал смеяться и сказал:

– Хорошо, сынок, вот пойдешь в школу, станешь хорошим учеником, тогда у тебя будет корабль.

– Большой?

– Ну, может и поменьше дома в Одессе, но плавать на нем можно будет.

И каждый из них сдержал свое слово. Ваня пошел в школу и стал хорошо учиться. А когда перешел во второй класс, отец подарил ему новую голубую лодку «Мцыри», ту, что теперь, постаревшая, хранилась в камышах.

А время шло. Проворно бежали школьные дни. Вот второй и третий класс остались позади. Ваня любил школу, дружную школьную семью. Но больше всего он полюбил книги. Много прочел он их, многое из них узнал. И тот мир, который раскрыл перед ним черноморский матрос Иван Криницкий, стал тесен. Новый, более широкий мир засверкал перед мальчиком яркими волшебными огнями. Жалко, что школьная библиотека так бедна.

– Тату, я хочу книжки.

– Какие книжки?

– Интересные.

– Разве в школе мало книжек?

– Про моря, про путешествия я все прочитал. А про лису и про волка я не хочу.

– Не знаю, сынок, какие тебе книжки нужны.

– Вот какие, – сын протянул отцу записку.

– Ну, ну, что мы тут имеем?

Это был список книг, составленный для Вани Григорием Ивановичем.

– О-го-го-го-го! Да тут что-то очень много, пожалуй, на целую бричку наберется, – сказал отец, озабоченно сдвинув брови.

Но отец любил Ваню, понимал, что хочет сын, и старался исполнять его желания. Сердцем простого человека он чуял, что эти желания были отнюдь не прихоть избалованного ребенка, а нечто большее. Он видел, с какой любовью и страстью сын тянется к знаниям, и шел ему навстречу. Сам-то он, Карп Никитин, вырос в батраках, малограмотным и знает, «почем фунт лиха».

– Хорошо, сынку, будет сделано. Вот поеду в Одессу, привезу тебе книжки, какие надо.

Зимними ночами, когда все домашние засыпали, Ваня тихонько вставал с постели, зажигал свет и читал украдкой, заслонив лампу от матери.

Но чуток материнский сон. Неосторожное движение на стуле или громкое шуршание переворачиваемой страницы, и мать открывала глаза.

– Ваня, ложись, поздно уже.

– Сейчас, мама, – отвечает Ваня.

– Ложись, – настаивает мать.

– Ложусь, ложусь.

Ваня привстает для видимости. По-прежнему шелестят одна за другой страницы. То хмурятся, то поднимаются в удивлении брови, падает на глаза, мешая читать, упрямая золотистая челка.

Мать снова поднимает отяжелевшую голову.

– Одну минуту, мамонька, – пытается упросить Ваня, но, видя, что мать решительно поднимается, шепчет:

– Ложусь, ложусь. Вот только до точки…

– Где она, твоя точка? – сердито перебивает мать и задувает лампу.

Мысль о неведомых океанах манила все сильнее и сильнее. Зрела мечта стать моряком, капитаном дальнего плавания.

Еще больше полюбил Ваня родную речушку Куяльник. Летом, вечерами, после полевой работы он, наскоро поужинав, бежал к речке. Там, у берега, примкнутый цепью, его ждал голубой челн «Мцыри».

Два-три сильных взмаха веслом – и лодка, отвалив от берега, неслась по «фарватеру», оставляя за кормой крутящиеся лунки от весел да быструю рябь.

Крупными толчками несется гордый «Мцыри», журчит вода у бортов, разливается песня. Она самая любимая, в ней оживают просторы родных и чужих морей, в ней печальная судьба далекого кочегара, в ней волнующая душу тайна. И ничего, что Куяльник так тесна, а корабль всего лишь маленькая плоскодонная лодка, об этом на минуту можно забыть.

Мелькают камыши, за ними, чуть медленнее, бегут прибрежные кусты лозняка, позади еще медленнее плывет зубчатая стена лесопосадки. Все это бежит, вращается, будто на огромном диске. И вдруг, за поворотом, берега как-то сразу суживаются и сдавливают песню. И ей, рожденной морем, становится тесно в речной колыбели, она перехлестывает через камыши. Тогда эхо полей подхватывает песню и, размножая ее, несет дальше от берегов. И в ответ поют и долина Куяльника, и лесополоса за рекой, и колосистый степной океан…