Смирись, девочка

Молчу, мельком бросая взгляды на увлечённого обработкой моего запястья Кирилла. Его действия быстрые, умелые, но при этом движения мягкие, будто даже ласкающие. Кожу приятно обволакивает теплотой его прикосновений, а в груди от них теснеет так, что боюсь, что похититель на меня посмотрит. Будто увидеть что-то лишнее сможет.

Не могу его понять. По поведению не похож на мудака – но разве нормальный стал бы похищать меня? Да и вообще, так грязно вести бизнес?

Поджимаю губы, придя к окончательному выводу. Кирилл гораздо опаснее, чем законченные подлецы, потому что может быть и другим. А эта обманчивая мягкость способна сбить с толку настолько, что за ней и не заметишь, как тебя к пропасти ведут.

Но я не замечать не собираюсь. Ему не сбить меня с толку. Пусть думает, что смог, я подыграю. Но всё равно останусь начеку. Никакого доверия этому человеку, как бы мне иногда ни хотелось поддаться странной уверенности, что не обидит.

– Ну вот и всё, – сообщает Кирилл, и я только сейчас понимаю, что, оказывается, и мазь нанести успел, не только кожу обработать.

Более того, ещё легкой перевязкой зафиксировать. Ну надо же, а кожу даже и не жгло. Или не настолько, как в первый раз, вот я и не почувствовала даже.

Убираю руку ближе к себе, по-прежнему храня молчание. Не буду его благодарить. Даже не представляю при каких обстоятельствах вообще могу выжать из себя «спасибо» в адрес человека, который собирается растоптать моего папу, ну и меня попутно с ним. С какой бы вежливой обходительностью ни проделывал свои деяния Кирилл, их сути она не меняет.

И раз уж мне красноречиво дали понять, что спорить, огрызаться, драться и всё такое прочее мне нельзя, то вообще теперь не буду говорить.

– Теперь твоя очередь, – невозмутимо сообщает Кирилл, испытывая внимательным взглядом. – Посмотрим, как ты справляешься с ранами, – чуть снижает голос, уже одними только словами напоминая мне о том, в какой ситуации я их сказала ему.

Сглатываю, тут же потянувшись к аптечке. Стараюсь не реагировать на его почти неотрывный взгляд.

– Раны неглубокие, так что будет достаточно перекисью залить и перевязать на всякий случай, – снова нарушает молчание Кирилл.

А я всё никак не могу понять, он так непринуждённо мне реплики бросает, потому что его устраивает, что я молчу, или наоборот, хочется добиться от меня ответа?..

Хотя какая мне разница. Нахожу перекись. Не буду возиться с его ранами, будь они даже глубокими. Хотя немного странно, что для меня Кирилл приобрёл какую-то, видимо, крутую мазь, а себе вот так простецки собирается кровь затянуть. Но мне уж точно нет до этого дела. Наоборот, чем больнее ему будет, тем лучше.

Беру протянутую мне руку чуть дрогнувшими от этого действия пальцами. Чёрт, ну вот почему я начинаю нервничать… Не в первый же раз раны обрабатываю, да и прикосновением это не назовёшь. Уж точно не таким, чтобы глупо смущаться.

А Кирилл, как назло, смотрит. Причём мне в лицо.

Ну а я старательно изучаю его руку, лишь бы не думать об обволакивающей меня близости похитителя и соприкосновения с ним, которое, даже будучи таким простым, напоминает о том, что совсем недавно было на этой кровати…

Так, всё, пора в реальность. Итак, костяшки по-прежнему сбиты явно от ударов, рана, нанесённая бритвой, достаточно глубокая, как по мне, а вот пальцы очень даже красивые… Ровные, длинные, при этом гармонично смотрятся на мужской сильной руке. Она ощутимо больше моей, и мне вдруг становится интересно приложить свою для контраста. К счастью, мозгов хватает, чтобы не сделать это – удаётся вовремя себя стопорнуть. Заодно и напомнить себе, кто передо мной.

Беру перекись и вату – по-хорошему, тут кровь надо вытирать вокруг тоже, и немало. Кирилл что только не успел сделать этой рукой, порядком размазав рану.

Недовольно поджимаю губы, прогнав мелькнувшее воспоминание о некоторых таких действиях, и сразу щедро лью перекисью по крови.

Если Кириллу и больно, то виду не подаёт уж точно. Даже не дёрнулся. При этом продолжает смотреть на меня, заставляя нервничать.

– А в чём вообще план? – всё-таки нарушаю молчание, чтобы перебить волнение, а заодно напомнить себе и ему, на каких мы позициях. – Вы собираетесь вынудить моего папу закрыть бизнес, или что?

– Это слишком радикально, – помедлив, отвечает Кирилл. – На такое он не пойдёт, а будет действовать иначе. Завяжется война, а она никому не нужна. Потому наша задача – потребовать от него тех жертв, на которые он будет готов пойти без особого сопротивления или хитростей, но которые позволят нам чувствовать себя свободнее и прикрыть свои тылы на случай необдуманных действий после твоего ему возвращения.

Я хмурюсь, обдумываю ситуацию. Разговор тяжёлый, но умело отвлекает меня от действий – рану обрабатываю как-то машинально, почти не чувствуя смятения от соприкосновений.

Кирилл, конечно, не сказал ничего конкретного. Туманность сплошная, почти как и не ответил. Но обнадёживает хотя бы, что масштабная борьба никому не нужна. Хотя я и так это предполагала – иначе бы со мной иначе обращались, наверное. Вот только не уверена, что у папы уже не появились свои планы.

– Каких именно? – с нажимом уточняю, откладывая перекись.

Даже не знаю, про что именно спрашиваю – про то, каких жертв от моего отца они ждут, или про то, какие необдуманные действия после моего возвращения он может сделать.

Но Кирилл непреклонен.

– Ты ведь не думаешь, что я буду всё тебе рассказывать? Суть в том, что от тебя требуется просто переждать, вот и всё, – с привычной порядком раздражающей меня невозмутимостью сообщает. – Никто тебя не тронет, если не будешь нарываться, – а вот это он добавляет уже немного иначе, сниженным голосом.

Судя по чувственным ноткам и брошенному мельком взгляду на кровать – при этих словах Кирилл про поцелуй вспоминает. И этим словно мне передаёт то самое воспоминание, отчего я невольно замираю, так и не донеся до него свою руку с бинтом для перевязки.

– Зачем вообще тогда отвечать на мой вопрос, если не договариваешь, – стараюсь звучать без возмущения, а с непониманием, потому что помню тот его предостерегающий взгляд.

Хотя и злит собственная беспомощность ему противостоять. Не меньше, чем долбанное волнение, вызванное всё ещё словно витающим где-то тут между нами поцелуем. Я ведь и говорю неожиданно хрипловато.

Хорошо хоть, что Кирилл либо не замечает этого, либо не придаёт значения.

– Потому что я решил, что если ты будешь знать, что ничего ужасного от твоего отца мы не потребуем, то будешь разумнее и сможешь переждать эти максимум пару дней без необходимости тебя сдерживать, – спокойно отвечает он как об обыденной ситуации. – Сегодня вечером я обсужу со своим отцом всё подробнее, но предварительно мы уже обговорили. Уже скоро ты будешь дома.

Я не отвечаю. Представляю, каким ударом будет для моего гордого отца идти конкурентам на какие-то уступки, да ещё те, которые ему руки завяжут. Насколько бы безобидными жертвы ни были для нашего бизнеса, сам факт того, что папа будет вынужден плясать под чью-то дудку, вымораживает. Даже меня, а уж его, положившего жизнь на построение своей империи…

Кривлюсь – лучшего напоминания о том, насколько ужасен человек, сидящий рядом со мной, и не придумаешь. Меня ведь чуть ли не ненавистью обдаёт на этого властителя судеб. Папа честным трудом всё строил, а этот явно привык ходить по головам.

– Может, ты всё-таки займёшься перевязкой? – как назло, именно в этот момент всё так же ровно спрашивает меня Кирилл, обозначая своё присутствие.

А ведь не только папа будет вынужден плясать под дудку нехороших людей – я, получается, тоже. Ну и пусть раны, которые мне придётся обработать, нанесены мной же, это пустяк, если вспомнить предысторию.

Глава 7. Кирилл

Марина совсем не умеет подавлять свои чувства. Искренности в девчонке хоть отбавляй. И страсти тоже… Так же самозабвенно, как и целуется, она ненавидит, злится и ли возмущается. Даже когда не выражает это вслух. Да и действиями тоже, если не считать того, что они становятся более резкими. Будто Марина хочет сделать мне больнее.