Тайна замковой горы

26. Поиски начались

Если бы кто-то мог наблюдать поведение обитателей замка в последующие две недели, то наверняка решил бы, что все они подверглись массовому помешательству. Из шкафов были извлечены горы книг по истории и по средневековой архитектуре. Ящики с картотекой, которую много лет скрупулёзно вёл граф, загромождали весь стол. Слуги выборочно снимали со стен тяжёлые панели из резного дуба, а потом начинали простукивать обнажившиеся камни. Граф и Поль пристально вглядывались в каждый шов древней каменной кладки, нажимали на каждый торчащий из стены гвоздь, надеясь, что сработает некий механизм, и перед ними откроется тайник.

Всё было бесполезно. Замок не хотел делиться с ними своей тайной.

Между тем в глубине кладки время от времени слышались звуки, которые не могли быть ничем иным, кроме как мышиной беготнёй и вознёй.

Граф с раздражением (он был раздосадован отсутствием результатов в поисках) заметил:

– Замок, оказывается, просто оккупирован мышами! И наличие двух кошек ничего не меняет!

Но Микельс почтительно возразил:

– Осмелюсь предположить, ваше сиятельство, что, возможно, мышей не так и много, просто они испугались нашего простукивания стен, вот и мечутся из одного места в другое. Ни в кладовой, ни на кухне мышей нет. Кот, как вы сами убедились, ваше сиятельство, хорошо ловит мышей, будем надеяться, что он не даст им появляться в замке. Дырку за плинтусом в кабинете мы уже заделали, за книги, думаю, можно не беспокоиться.

– Мяу! – подтвердил Кот, который находился тут же. И все невольно улыбнулись.

Энтузиазм поисков стал постепенно угасать. Царившее вокруг разорение вносило в жизнь неудобства и усталость. Наконец, граф отдал распоряжение привести всё в порядок. Было очевидно, что для поиска тайника надо избрать другую тактику. Но какую, никто не знал. Граф погрузился в изучение научных трудов. Поль достал с полки любимые книги с описанием поисков кладов и сокровищ, надеясь из них почерпнуть что-то полезное.

У Поля было ещё одно важное дело, которое он тщательно ото всех скрывал. Ежедневно под предлогом прогулки он наведывался в городок, раскинувшийся у подножья горы, и справлялся на местной почте, нет ли для него писем «до востребования». Сначала ему стандартно отвечали, что пока таких писем нет. Но вот однажды почтовый работник вручил ему конверт, подписанный чётким почерком. В графе «Отправитель» было указано: «П. Петерс». Сердце Поля радостно заколотилось.

У него не хватило терпения даже выйти из помещения почты.  Поль тут же вскрыл конверт и погрузился в чтение письма. Оно было подробным и обстоятельным. Полина писала, как они добирались до места раскопок, как устроились, какая работа ей поручена. Она очень поэтично (по мнению Поля) описала природу и те древние памятники, которые ей довелось увидеть.

Поль прочёл письмо несколько раз, потом спрятал его и помчался в замок писать ответ.

К сожалению, он не мог сообщить Полине о таинственном письме и об их поисках, так как на семейном совете было решено держать всё в тайне. Не хотелось привлекать внимание криминальных искателей кладов. Иногда такая непредусмотрительность стоила людям жизни. А ведь его письмо могло случайно попасть в чужие руки.

Поэтому Поль написал только, что, к счастью, здоровье графа в порядке. Они вместе разбирают старый семейный архив. Поль также подробно описал замок, отметив, что тот очень красив, хотя и сильно обветшал, и, конечно, ему очень хотелось бы показать Полине и замок, и величественные горы, его окружающие. В письме Поль выразил надежду, что когда-нибудь это обязательно случится.

Уже на следующий день Поль опускал своё письмо в щель почтового ящика.

27. Три фотографии

Кроме большого рабочего стола в кабинете имелся ещё один столик, за которым граф, когда уставал от работы, пил чай. На столике стояли три фотографии в серебряных рамках.

Первая фотография была сильно потёрта на уголках, это было заметно даже через стекло. На фотографии были запечатлены трое: мужчина, женщина и мальчик лет пяти, который был посредине, а взрослые обнимали его с двух сторон. На мужчине фрак, галстук-бабочка. Лицо украшали тонкие франтоватые усики. Женщина в шикарном пышном платье, в длинных перчатках, с множеством украшений и с цветами в сложной причёске. Она молода и удивительно хороша собой. Мальчик в бархатном костюмчике. И все радостно улыбались. Это были не искусственные улыбки напоказ, а такие, которые рождаются в глубине любящей и счастливой души. Поль знал, что это детская фотография отца со своими родителями.

На второй фотографии был портрет пожилой дамы. Она была одета немного старомодно, на голове сидела маленькая шляпка со спускающейся на лоб вуалеткой. На груди – лорнет на цепочке. Дама выглядела строгой, но не чопорной и не надменной. Скорее, она задумалась о чём то, может быть грустном, а может быть просто давно ушедшем.

Поль знал, что женщину эту звали Генриетта Фрюлинг и, что, хотя она и не являлась их роднёй, но отец глубоко чтит её память и говорит, что очень многим ей обязан.

Третью фотографию Поль знал очень хорошо, как и изображённых на ней людей. На ней был он сам в возрасте двух лет и его родители. Отец бережно и заботливо склонился над женой и сидящим на её коленях сыном. Мама, хрупкая и вся какая-то воздушная, крепко прижала к себе ребёнка и счастливо улыбается. И он сам – упитанный бутуз, сжимающий в ручках маленького плюшевого медвежонка.

Как-то вечером, устав от поисков, граф с сыном пили чай в кабинете.

Поль рассматривал фотографии и о чём-то думал.

Граф, перехватив его взгляд, сказал:

– Знаешь, я тебе никогда не рассказывал подробно о своём детстве. Когда ты был мал, не хотелось огорчать тебя грустными воспоминаниями. Ты был очень чувствительным и впечатлительным ребёнком. Потом у тебя была учёба, у меня работа, всё было как-то недосуг. Потом заболела мама… В общем, ты знаешь только самые основные факты. Но если тебе интересно, я хотел бы рассказать тебе о моих детских годах. Может быть, ты на самом деле станешь писателем, захочешь написать книгу об истории нашего рода. Тогда мой рассказ сможет тебе пригодиться.  Мне кажется, сейчас самое время для такой беседы.

– Я сам хотел тебя об этом просить, но не решался, думал, тебе сейчас это будет тяжело.

– Напротив. Ведь кроме горестей, было и много хорошего. Встречались в жизни и плохие люди, и очень хорошие. Я рад буду вспомнить о них.

28. Первая фотография

– Детство у меня было очень счастливим, – начал граф, – но очень коротким. Мои родители – граф Маркус и графиня Севастиана были красивыми, молодыми, весёлыми, энергичными людьми. Жизненная сила, казалось, переполняла их. Отец любил верховую езду. В нашей конюшне были прекрасные верховые лошади и для него, и для мамы, а на пятилетие мне подарили чудесного серого пони. Отец научил меня ездить на нём, и мы втроем совершали конные прогулки по окрестностям. Зиму мы проводили в столице. Там я меньше видел родителей, они были завсегдатаями всех светских раутов и часто отсутствовали. Родители прекрасно танцевали, и я не раз слышал, как знакомые называли маму королевой балов. Ещё они любили музыку и нередко уходили вечерами в театр или на концерт. Я грустил без них, но меня всегда умела утешить моя няня Лиззи. Это была мама нашего дворецкого Микельса. Дворецким в ту пору был его отец. А наш теперешний дворецкий был подростком, и отец обучал его всем тем правилам и обязанностям службы, которых сейчас он так истово придерживается. В семействе дворецкого были ещё дочери: младшая – Анна, которая, как ты знаешь, в последствии вышла замуж за владельца гостиницы и трактира Антония и старшая – Ленни, служившая у мамы горничной. Другая прислуга не относилась к семейству Микельсов. Помню, их было человек пять – шесть.

На лето мы переезжали в замок. Начинались самые счастливые для меня дни. Родители неотлучно были со мной. Они придумывали массу всяких развлечений и забав. Особенно радостно проходили дни моего рождения. К вечеру весь замок бывал украшен бумажными фонариками. В садике накрывали стол, на котором были собраны все мои самые любимые кушанья. И в завершение праздника отец устраивал небольшой фейерверк.