Страница 37 из 42
Буквально выпал в коридор, в последний момент зацепившись рукой за косяк. Опираясь на стену, тяжело поплелся к лестнице. Я хорошо знал этот клуб — второй в сети моих заведений и неплохо ориентировался здесь. На лестнице меня качнуло так, что я едва не перевалился через перила и не рухнул вниз. Вряд ли это меня бы убило, но ярких ощущений, несомненно добавило бы.
Спустился. Чувствовал себя как зомби (гораздо более мертвым, чем живым), который бездумно стремится к теплому и живому, подволакивая непослушные конечности. Оперся обеими руками на спинку ближайшего дивана, постоял немного и снова поковылял куда-то в темноту. Я шел и шел, почти не чувствуя частей своего тела, но автоматически переставляя ноги, а руками хватаясь то за стены, то за диваны. В зависимости от того, в какую сторону меня качало.
Внезапно уперся в перила. Значит, я дошел до сцены. Сделал несколько неуверенных шагов вдоль нее. Потом подумал, как хороша была бы Инга в своем платье подружки невесты на этой сцене. Как же она хороша. Моя девочка. Моя сладкая ириска.
Приступ накрыл меня сразу же, швырнув на ближайший диван. И снова я прошел все круги ада — оцепенение, удушье и потерю сознания. Когда умирал во второй раз, успел подумать: «боги, пусть этот будет последним».
Но боги были немилостивы. Более того, они оказались крайне жестоки, добавив к моим страданиям еще и галлюцинации. Я слышал Ингу. Сначала как будто вдалеке, сквозь вату и темноту. Потом провал, и ее голос звучит совсем близко. Она говорит такие вещи, которые так хотело бы услышать мое затухающее сознание. Если бы не возвращающаяся резь в пальцах, я бы подумал, что переступил черту и, наконец, отмучился. Но нет.
Ко всему прочему в груди появилась какая-то новая тяжесть, требующая дополнительных усилий для вдоха, так что это получилось у меня не сразу. Но я смог. Больше благодаря тому, что грудная клетка чуть потеплела, запуская слабый ритм сердца. Я чуть шевельнулся, и дышать стало легче. Сознание возвращалось, под закрытые веки пробивался свет. Откуда? Я открыл глаза и уставился в лицо своей галлюцинации.
Инга. Растрепанная, с искусанными губами и заплаканными глазами. Самая красивая на свете, но, черт побери, почему в моем предсмертном видении ей так плохо? Хочу видеть ее радостной… и умереть счастливым самому. Поэтому я попытался улыбнуться и прохрипел:
— Ириска… Потанцуй для меня…
Она замерла, глядя неверяще и взволнованно:
— Мэтт, любимый, скажи, что ты не умираешь!
Ммм…
— Скажи это ещё раз.
Инга посмотрела на меня с тревогой и недоумением, но послушно сказала:
— Мэтт, ты же не умираешь, правда?
Я огорчился:
— Ты пропустила самое важное слово.
— Любимый? — тихо уточнила Инга.
— Скажи!
— Я люблю тебя. Только тебя. И всегда буду любить! Только не умирай больше!
И только тогда я понял, что чувствительность тела вернулась ко мне. Что я ощущаю прикосновения ее рук к своим плечам, округлость ее бедер на своих коленях, ее лицо, склонившееся так близко к моему, что выпавшие из прически локоны щекотят мне щеку.
— Ты правда здесь? — спросил я самое глупое из того, что мог.
— Правда, — всхлипнула Инга тоненько, а потом расплакалась. Прижал ее к себе, и она уткнулась мне в шею, обжигая кожу горячим дыханием и слезами.
— Я думала, что ты умер! — вздрагивая от рыданий, сказала она глухо.
Ну, честно говоря, я и сам так думал.
— Почему ты уехал? Я вышла из дома, а тебя нет.
— Я видел тебя, Ириска. Ты вышла с Сержио. И я решил…
— Давай, мы больше не будем ничего решать, не поговорив друг с другом? — твердо перебила она меня.
— Согласен, — улыбнулся я. Меня начал бить озноб. Но теперь не от холода, а от возвращающегося тепла. Я верил и не верил, что любимая рядом, боялся разжать объятия даже на секунду.
— Ты снова дрожишь! — испуганно вскрикнула Инга.
— Согреваюсь. Все хорошо, милая. Теперь все будут хорошо.
— Обещаешь? — она смотрела мне в глаза без улыбки, очень серьезно и требовательно.
— Обещаю, — произнес я как клятву. И все-таки попросил еще раз, — Ириска, я так часто представлял тебя на этой сцене, в этом платье. Тот танец, с лентами, он такой… твой. Смотрел запись сотни раз и…
— Запись? Какую? — спросила Инга, но я видел, что она догадывается.
— Ту самую, где ты показываешь мне язычок, — усмехнулся я, не испытывая ни капли стыда.
— Я так и знала! — сказала Инга с таким искренним возмущением, что я не удержался, притянул ее к себе и впился в этот желанный, сладкий рот. Несколько упоительных мгновений мы целовались, делясь друг с другом силой и энергией. Я почувствовал, что мой магический резерв снова полон. Потянулся силой к любимой, исцеляя ее искусанные в кровь губы, какие-то царапины, ушибы. Все это я ощущал, как свое. Оставшихся сил с лихвой хватило, чтобы вернуть гибкость пальцам, убрать мучавшую меня боль и согреться. Хотя, последнее, конечно, не моя заслуга.
Наконец, Инга чуть отстранилась и сказала, глядя мне в глаза с лукавой усмешкой:
— Хорошо! Я станцую для тебя.
Сползла с моих коленей, вырвав мученический стон с моих губ, перелезла через перила. Силовой барьер, обычно защищающих танцовщиц, был отключен, поэтому на сцену моя девочка забралась одним упругим движением.
Встала в начальную позу, а потом начала танцевать, запустив в моей голове знакомую мелодию. Плавный прогиб, и мое сердце замирает, серия резких движений вокруг собственной оси, и оно несется вскачь, вырываясь из груди. Любимая была прекрасна. Огненный цветок — изящный, тонкий и пламенный. В какой-то момент на ее ладонях появился настоящий живой огонь, заструился, оставляя за собой горящие в воздухе полосы. Магия послушными лентами изгибалась вслед за движениями ее пластичного тела, окутывая и разлетаясь, поднимаясь и опадая. Самое завораживающее зрелище из всех, что я видел. В этот момент любимая казалась богиней. Прекрасной и недосягаемой.
Я заставил себя сидеть и не двигаться. Исцеленное и согретое тело было полно сил и желания. Самого что ни на есть откровенного и сильного. Но моя нежная девочка заслуживает совсем другого — самого лучшего, самого яркого и самого запоминающегося первого раза.
Глава 23 Инга
Страшно мне не было, но волнительно ужасно. Я вспомнила как отрешена и спокойна была Эстэль в день своей свадьбы, и как меня это тогда удивляло. Так вот. Я оказалась самой что ни на есть типичной невестой — нервной, капризной и дерганной.
Подскочила в пять утра, прокралась на кухню и включила кофемашину, хотя обычно предпочитаю зеленый чай. На запах кофе неминуемо пришла совсем сонная мама, и тут же проснувшийся без нее папа. Последний был абсолютно спокоен. Как удав. Или как ворон. Старые знакомые отца называли его именно так. За ум и непоколебимое спокойствие. Вот и сейчас, папа как ни в чем ни бывало достал сковородку и начал готовить на всех завтрак. Также, как он это делал весь последний месяц, который я прожила в доме родителей. Подумаешь, замуж выходит единственная дочь! Вовсе не повод менять привычки. Мама, конечно, переживала. Иначе не подскочила бы вслед за мной ни свет ни заря.
Залпом выпила кофе, щедро разбавленный молоком, перехватила французские гренки и подскочила, не зная, а что собственно делать дальше. Парикмахер приедет только в одиннадцать, визажист еще через два часа. А сейчас нет и шести, хотя за окном вовсю светит июньское солнце. Господи, чем себя занять на целых пять часов?
Брас задрожал от входящего звонка. Мэтт. Крикнула, что скоро вернусь и унеслась в свою комнату.
— Доброе утро, Ириска, — голос Мэтта был такой мурчащий, такой нежный, а сам он бессовестно красивый. Особенно, когда так улыбается.
— Если ты кому-нибудь будешь так улыбаться, кроме меня — укушу! — буркнула я и сердито нахмурилась, когда он расхохотался.
Не заметила сама, как тоже начала улыбаться, а потом и хихикать.
— Нервничаешь, — сказал он утвердительно.