Чудожизнь

Став взрослой, я попросту молчала и слушала, я была совершенно неинтересным собеседником. Своим внутренним миром я могла делиться только со своей школьной подругой, которая была для меня проводником, через неё я общалась с другими людьми. Помню моя сестра с восторгом рассказывала о семье своей подруги, в которой она и родители все время разговаривали и шутили. У неё был восторг.

Моя натура заставляла меня искать общения и общества более открытых и простых людей, без внутреннего конфликта и внутренних переживаний. Я помню, что всегда чувствовала некое раздвоение. Меня учили быть интеллигентной, воспитанной и образованной девушкой и одновременно приучили работать на земле. Это давалось мне не легко, я с детства склонна к мечтательности. В детстве и юности я любила шумные компании и игры, но со временем это начало меня тяготить, я стала их зрителем. Я стала закрываться и уединяться. Стала избегать общения и ограничила круг лиц, с которыми общалась. Я тщательно выбирала друзей и крепко к ним привязывалась. Из-за несостыковки моих внешнего и внутреннего миров, я запретила себе что-либо чувствовать и превратилась в ледышку.

Саша

Мы познакомились. Он казался очень легким и почти воздушным. Постоянно веселил меня своими шутками и поднимал настроение. Саша обладатель редкого типа характера. Он очень позитивный, никакие трудности не заставляют его унывать. Я как-то спросила его об этом, и он ответил, что от того, что он будет грустить ничего не изменится, поэтому лучше улыбаться и радоваться жизни. Все наши знакомые отмечали эту черту его характера и удивлялись, считая его не от мира сего. К быту он был абсолютно не приспособлен, что по началу меня раздражало, но потом я привыкла и взяла на себя все функции ведения нашего небольшого хозяйства.

Мы очень любили друг друга, это была моя первая настоящая любовь. Мы как-то сразу приклеились друг к другу, и так как оба были очень мечтательными, то в начале наших отношений, встречаясь, часто проезжали нужную станцию метро, поглощенные друг другом. У меня и у Саши правильные представления о жизни, дружбе, любви, уважению к старшим. Он человек с очень чистой Душой, совестливый, очень тонко чувствующий, умеющий любить и отдавать всего себя любимому человеку, быть ему верным во всем.

Мы стали жить на Петроградке, в квартире, доставшейся ему от бабушки. Совсем рядом с Александровским парком и Сытным рынком. Квартира была очень уютная и заброшенная одновременно. На кухне сохранилась действующая кирпичная плита с чугунными задвижками и топкой. На ней можно было готовить, но из-за ее ветхости это давно уже никто не делал. Старые кирпичи в нескольких местах отвалились, остальные крошились и на пол иногда сыпался красный песок. Сохранилась круглая железная печь, отапливавшая две комнаты и коридор. Горячей воды не было. Обои не менялись не известно сколько лет, они пожелтели и местами отваливались вместе со штукатуркой. Начав жить в этой квартире, я будто бы перенеслась на сто лет назад. Сначала это было романтично, но потом оказалось очень тяжело и очень неудобно. Хорошо, что туда все-таки провели газ и рядом с печью установили газовую плиту, на которой я и готовила. Холодильника не было. Для меня, не опытной и молодой хозяйки это были тяжелые испытания. Зимой я старалась, все приготовленное хранить между окнами. Сами окна были огромными и расстояние между рамами позволяло поставить туда не одну кастрюлю. Остальное, мы вывешивали в авоське за окно. Летом же у меня постоянно все прокисало.

Однажды днем, пока мы были на работе, к нам заехала бабушка моего молодого человека, посмотреть, как я веду хозяйство. Накануне, получив зарплату, я купила новомодную дорогущую, по тем временам, сковородку с тефлоновым покрытием. Приехав вечером домой, меня встретили словами: «Ты совсем запустила свою сковородку, я ее еле отскоблила. Вся черная была». Бабушка сияла от счастья, сковорода сверкала. Все антипригарное покрытие оказалось в мусорной корзине.

Двадцать пять лет назад Петроградская сторона выглядела просто жутко. Улицы освещались плохо, вечером мне нужно было идти через Александровский парк и это было очень страшно. Я боялась личностей, которые в большом количестве шатались по парковым аллеям и практически бежала домой от метро.

Помню, как-то зимой к нам приехали в гости ребята из Москвы. Зима выдалась очень снежной и наш двор-колодец совсем замело, чистили его очень редко. По краям двора лежали огромные сугробы снега, выше окон первого этажа и мы пробирались до парадной по узкой тропинке в ширину одной ноги. Тогда, на пороге самостоятельной жизни мне казалось это интересным и необычным. Из форточек торчали телевизионные антенны, заледенелые, с сосульками, похожие на скелетики невиданных птиц. Темнело рано. Была атмосфера настоящего Петербурга- безвременье. Вокруг были одни проходные дворы-колодцы, через которые, зная дорогу, можно было кратчайшим путем выйти куда угодно. Ворота во дворы не запирались. Дворников, которые в дореволюционные времена запирали ворота на ключ и припозднившемуся путнику было трудно попасть домой, не разбудив его и не дав ему на чай, не было. Везде царила разруха и темнота.

В одну из зим Нева замерзла целиком и крепко, морозы стояли знатные и долгие. Фарватер не чистили, и река распласталась необъятным белым полем. В воскресенье мы решили сходить в Эрмитаж на экскурсию, не как обычно через стрелку Васильевского острова, а напрямую пешком через Неву. Мы прошли зоопарк, перешли через дорогу, и спустились возле моста, ведущего к Петропавловской крепости. К моему удивлению, тропинка была уже проложена, такими же, как и мы любителями приключений, прямо к спуску с набережной возле входа в Зимний Дворец. Точнее тропинок было много. С противоположного берега Невы, от спусков, они вели к Петропавловской крепости, пересекались между собой, создавая некий узор на снегу. Впервые очутившись на середине Невы, я увидела какая она широкая и необъятная, как же далеко был берег. У меня было ощущение, будто я нахожусь на Северном полюсе, лед замерз не ровно, а волнами, небольшими глыбами изо льда, сверху припорошенными снегом. Вокруг было все белое, необыкновенный простор, воздух и безграничное пространство. От солнца снег искрился и переливался разными оттенками радуги, на него невозможно было смотреть, так слепило глаза.

Мы благополучно добрались до противоположного берега, сходили на экскурсию, а вечером вернулись домой, полные незабываемых эмоций.

Дверь в нашу квартиру запиралась на деревянный засов, возможно кто-то видел такие в деревнях у своих дедушек и бабушек. Такой же был и здесь в центре Петербурга. Это был длинный прямоугольный брусок, на одной из сторон которого были сделаны углубления, зубчики. Брусок крепился на двух железных скобах. С лицевой стороны в двери была прорезана узкая щель, туда вставлялся, так называемый ключ. Ключ представлял из себя расплющенный с одного конца толстенный гвоздь с деревянной самодельной рукояткой, согнутый по центру на 45 градусов. Нужно было вставить ключ в отверстие в двери, попасть между зубчиками тонкой стороной ключа и сильно повернуть налево. Сплющенный край ключа попадал между зубчиками и засов немного отодвигался. Далее нужно было аккуратно приподнять ключ и снова попасть между следующими зубчиками и еще немного его сдвинуть. Несколько таких попаданий, засов отодвигался и дверь открывалась.

Ключ у нас был один на двоих. Однажды я вернулась домой раньше и оказалась перед закрытой дверью. Моя смекалка, доставшаяся мне от родителей, всегда выручала меня в сложных ситуациях. Я отправилась на Сытный рынок искать замену ключу. Рассматривая плоские отвертки, которые показались мне наиболее подходящим предметом, я поинтересовалась можно ли ее согнуть, чтобы открыть мою дверь? Мой вопрос вызывал живой интерес среди продавцов рынка, они смотрели на меня с недоверием, прищурившись, как на воришку, подыскивающего себе инструмент для взлома квартиры. Объяснив, что я подбираю себе новый ключ, один из продавцов вызвался мне помочь. Ведь нужно было не просто согнуть, а так, чтобы узкий край смотрел вдоль сгиба, и никак не иначе.