Страница 2 из 4
Я прикидываю: ни одного ресторана, ни бара поблизости на памяти не держу, а впереди, как на зло, ни двери под навесом… Заметив замешательство, Арина не дает времени думать:
– Так я и знала, – без разочарования, даже с вызовом, словно она сама рада взяться за решение сложной задачи, дергает она меня. – Подыщем что-нибудь по пути.
Спешка не отстает от нее ни на секунду. Она – порыв ветра с вьющимися волосами каштанового цвета, кончики которых касаются лопаток. Она само стремление, в котором отражаются грациозность и изящество, какими люди пытаются наделить спортивные автомобили…
– То есть в первое попавшееся? – Усмехаюсь я.
– Но не в самое худшее же. Что-нибудь подыщем. Первое понравившееся. Многообещающее.
– Пожалуй, – соглашаюсь я.
Мысли вдруг теряются, раскатываются бильярдными шарами в разные стороны. Усталость, тянущаяся с работы, настолько давит на сознание, что я попросту не знаю, о чем говорить. Полное безразличие, непонимание… Ну куда же мы спешим, когда впереди целая жизнь? Еще успеем надоесть друг другу разговорами, насмотреться собственными лицами…
– У тебя есть машина? – Вдруг разбивает молчание она.
– Недорогая. Отечественного производства.
– Да какая разница! Это ведь уже столько удобств! Впрочем, неверное, на машине слишком неудобно путешествовать.
– Это еще почему?
Арина, хмыкнув, пожимает тонкими плечами.
– Никуда не возьмешь ее как косметичку или… Для жизни не в постоянстве машина – бремя. – Я не соображаю, к чему она клонит. – Но вместе с тем, – продолжает она, – машина – это воспоминания, любовь и романтика, хоть и быстро надоедает, как и все.
Я молчу. Ее слова – это лишь озвученные мечтания. Сам я воспринимал собственный автомобиль как обыденность, возможность комфортно передвигаться, не более, хоть раньше думал почти что точно так же…
На пути нам в глаза светят самые разные вывески. Все еще не отпуская мою руку, она ведет меня повела меня под козырек из темно-коричневой ткани, под которой едва покачивается тяжелая деревянная вывеска.
– Так мы в бар… А я рассчитывал на ресторан…
– Слишком мало времени, чтобы доводить все до блеска и идеала, милый, – как бы с извинением коротко улыбается она.
– Ну да, надо торопиться, чтобы к работе оправиться…
– Так тебе завтра на работу? – И в испуге или удивлении она уставилась на меня.
– Завтра и еще три дня подряд.
– Но…
Она подступает ко мне вплотную. По спине пробегает стадом скакунов дрожь, оставляя на коже морозные следы. Кто знает, куда заведет чудачество этой с виду безобидной незнакомки? Кто знает, какая она коварная чародейка…
– А ты бы не хотел, ну, скажем…
– Хочу, конечно же, – признаюсь я, не понимая, в сущности, ничего, – но у нас впереди еще целая жизнь, детка, – с намеком улыбаюсь я.
– Нет никакой жизни у нас. Я в Питере проездом, через три дня уеду, поэтому и спешу охватить все…
– Охватить все невозможно, – философски и как последний дурак замечаю я.
– Но с тобой мы могли бы столько всего успеть. Только скажи, ты хочешь того?
Почему именно я? Почему ей непременно понадобилось заводить кратчайший роман именно со мной, когда полно всяких головорезов любви? Впрочем, какая разница? Судьба подвернула возможность напиться сладким счастьем, разукрасить серые дни, отдохнуть от монотонной, утомительной работы, от которой уже как несколько лет застрял в горле ком… Незнакомая, весьма симпатичная девушка стоит передо мной. Ждет. Она жмется от прохладного ветра, а я заставляю ее ждать…
– Мне нужно позвонить.
Она благосклонно кивает, только вот отступить от нее на несколько шагов – испытание, словно талии наши обвязаны одной прочной веревкой. Видно, уловив мое настроение, она, лишь чтобы не тратить время на всякую юношескую сентиментальность, первой отступает назад. Я свободен. Подскакиваю к краю дороги. Но это неприятная свобода, от нее на душе мерзкая морось… Поглядывая на девушку, будто боясь потерять из виду ту, я набираю администратора, с которым в дружеских отношениях, и вдруг замечаю, что от волнения у меня взмокли кончики пальцев.
– Да, не выйду завтра. И послезавтра… Мне бы отлежаться несколько деньков, до субботы хотя бы. Ветер холодный какой-то, продуло все-таки, – ничего лучше придумать я не способен, но ради правдоподобности даже пытаюсь сипеть.
– Вот черт, – не весело раздается с того конца провода беспроводного телефона. – Это же столько работы сейчас встанет… На завтра замену уже не найти… И вряд ли вообще кто-то согласиться выйти вместо тебя.
Коллектив-то на работе до смерти усталый. Настолько, что деньги уже давно перестали стимулировать… Какая разница, не выздоровею же я по одному желанию, раз уж идти по головам, так идти до самого конца. Не даром ведь то там, то тут твердят, что жалеть мы будем лишь об упущенных возможностях…
– Ну, правда, надо отлежаться, жертвовать здоровьем…
Все равно работа у меня неофициальная, так что штрафы попросту недопустимы, а больничные и вовсе не нужны.
Я как можно скорее стараюсь отделаться от разговора, в котором надавливают на мою совесть, чтобы я вышел больным. От нетерпения Арина переминается с ноги на ногу, так и порываясь устремиться в любую сторону.
– Ну? – Хватается она сразу же, как только я подхожу к ней.
Все это время она бегло разглядывала и фасады домов, и проскальзывающие мимо машины, и случайных прохожих, как будто пытаясь отпечатать в памяти каждую мелочь.
– Свободен до субботы. Идем скорее.
Мы распахиваем дверь бара. Яблоня хоть весь урожай может ссыпать с ветвей, однако бессмысленно громкая музыка, смешивающаяся с пьяным и неразборчивым говором, оглушает. Впрочем, таким местам как нельзя лучше подходит именно бессмысленная музыка, о которой не задумываешься, которая не отвлекает и даже немного забавит.
Мы усаживаемся недалеко от шумноватой мужской компании, на столе которой четыре огромные кружки светлого пенящегося пива и столько же деревянных тарелок с остатками от сушенной рыбой.
Мы размещаемся возле стены. Официант приносит винную карту.
– Скудно, – выдаю я, пролистав карту от и до. – Брать как будто бы нечего.
– Вам подсказать? – Вмешивается официант, издалека углядев наше незамысловатое смятение.
Арина награждает его такой искренне-благодарной улыбкой, что меня и самого ни с того ни с сего тянет улыбнуться тому молодому человеку.
– Спасибо, мы справимся, – отвечает она официанту, и тот удаляется. – Тогда оставим вино. Что нам до него? Скучный напиток для неторопливых. Заправимся-ка лучше чем-нибудь экстравагантным, например, шотами. А затем отправимся к реке. Как тебе план?
– Лучше, чем ничего.
– Тогда я за официантом, чтобы время не терять.
Настолько торопится, что даже официанта дожидаться не собирается. А о чем говорить, чтобы не скучать? Какую бы тему подобрать, чтобы увлечь друг друга занимательной беседой? Я покусываю губы, коря самого себя за свойственную себе несообразительность.
– Я заказала эти. С мармеладками. Интересно же, правда?
Она тыкает пальцем на картинку, где на рюмках взбитые сливки с разноцветным мармеладом в сахаре.
И минут где-то десять спустя мы уже провозглашаем первый тост.
– Ну, за встречу!
– За встречу!
Мы чокаемся и выпиваем.
– С шотами позволительно торопиться. Намного лучше вина, ну?
– Лучше, – соглашаюсь я.
– Если хочешь, можем взять бутылку красного, только потом, – предлагает она, выбирая мармелад из рюмок. – Но вино не для торопливых. Оно для аристократов или лентяев. В общем для тех, кто никуда не рвется.
– А успеем ли?
Арина кривится, как будто ее неприятно ущипнули за бок.
– Если поторопимся, то все успеем, – она берется за следующую рюмку. Вот-вот останется четыре. – Ну, не будем тянуть. Выпьем за счастливчиков, что не заботятся о времени.
– Выпьем.
– Иногда завидую тем, кто совсем медленно зреет где-нибудь в Париже, Берлине, Лондоне, кто не суетится по утрам, чтобы не получить от начальника, кто размеренно, шаг за шагом, без спешки занимается собственными заботами. Иногда завидую тем, кто любуется красотой городов каждый день, кто насытился ею настолько, что воспринимает ее за сущую обыденность, среди которой живет.