Страница 14 из 18
– Ты всегда была одинокой, даже когда вокруг было полно людей, – без тени иронии вымолвил Ретт. – Ты обладала удивительной способностью отвергать все доброе.
– Это давно, тогда, в Атланте. О чем ты вспоминаешь? Я уже не та, совсем не та, что прежде. И я ведь знала – чтобы не чувствовать себя одинокой, мне нужен ты, только ты. Но ты был далеко, с другой…
– Теперь я с тобой, дружок, и хватит плакать. Вот платок, вытри глазки и давай дальше смотреть картинки.
Она помотала головой.
– Не хочу больше смотреть эти пошлые картинки. Подари их своей Уотлинг.
– Красотки больше нет. Это на ее похороны я ездил год назад в Атланту.
– Туда ей и дорога! – не сдержалась Скарлетт.
– Она тоже не испытывала к тебе добрых чувств, – вздохнул Ретт.
– А мне плевать на эту рыжую тварь!
Он укоризненно покачал головой.
– Красотка была живым человеком. Не слишком счастливой женщиной, которой самой пришлось пробиваться в жизни.
– Пробиваться? Видела я, как она пробивалась! – раздраженно воскликнула Скарлетт. – В те времена, когда вся Атланта голодала и ходила в лохмотьях, она наряжалась в шелка. Когда ни у кого за душой и гроша не было, в ее кошельке звенело золото. И я прекрасно помню, что это ты задаривал ее подарками и заваливал деньгами.
– Ну, не один я пользовался ее услугами. И не мог же я заваливать деньгами тебя? – сказал он, и глаза его насмешливо блеснули. – Ты бы их, конечно, с радостью приняла, но что сказала бы твоя матушка? Или мисс Питтипэт? Или, боже упаси, миссис Мэрриуэйзер? Во время войны порядочной женщине, да еще вдове, полагалось отдавать все свои богатства на благо Конфедерации. А ты никогда не была способна расстаться с золотом, оказавшимся в твоих цепких ручках, разве что истратить их на наряды или на Тару. И, если уж вспоминать как следует, кое-какие подарки ты от меня все-таки получала, и я ничего не просил взамен.
– Лучше бы просил… – невольно улыбнулась Скарлетт.
– Да, я видел, что ты обескуражена. Меня поражало, что, столь сильно любя Уилкса, ты готова была целоваться чуть ли не с первым встречным.
– Не говори ерунды! – возмутилась она. – Ты не был первым встречным. Ты был другом нашей семьи, тебя привечала тетя Питти, и Мелли тебя уважала.
– Но другим-то ты дарила поцелуи?
– Я только позволяла поцеловать себя в щеку. И не так уж много было этих других.
– Половина гарнизона Атланты… – поддразнил Ретт.
– Неправда! Всего дюжина. А почему ты не добивался меня тогда? Все могло пойти иначе…
– Твои мысли целиком были заняты Уилксом, к тому же мне не подходит роль влюбленного идиота, выпрашивающего поцелуи в щечку. По мне – или все, или ничего.
– Но ты мог сказать, если любил меня. Почему ты молчал? – настаивала Скарлетт.
– Только ты, моя прелесть, можешь в открытую признаться в любви человеку, который тебя не любит. Я на такие подвиги не способен!
– Это все от воспитания, – вздохнула она. – Знаешь, я много думала, когда болела после родов. Нас неправильно воспитывали. Нам с детства твердили: не показывайте свои чувства, будьте сдержанны, ведите себя достойно… Вот и получается, что от этой сдержанности люди не понимают друг друга. Ты не показывал своей любви ко мне – откуда я могла знать? Если б знала, я бы раньше поняла…
Ретт покачал головой:
– Если бы знала, ты бы жутко возгордилась и начала вертеть мной.
– Ты сам говорил, что тобой вертеть нельзя!
– Ну, до какой-то степени можно… Что говорить, дурацкий у меня характер, боюсь оказаться под каблуком.
– У тебя очень мужской характер. Ты непреклонный, гордый, сильный, храбрый…
Глядя на нее сверху вниз, Ретт изрек, едва сдерживая улыбку:
– Продолжайте, мадам, ваши комплименты я готов слушать часами.
Она встала, обвила руками его шею, прижалась головой к груди, слушая размеренный стук его сердца.
– О, Ретт! Я люблю тебя. Скажи, что любишь меня…
– Тебе достаточно одних слов? – в вопросе прозвучал намек.
– Нет, недостаточно…
Глава 4
– Может, все-таки наймем гувернантку-француженку? Надо обратиться в агентство по найму. Вдруг там найдется воспитательница, знающая английский? – предложил наутро Ретт.
Скарлетт пожала плечами. Она измучилась, пытаясь не спускать с Кэти глаз. Кроме того, приходилось заботиться о ее одежде. Слишком много хлопот для женщины, не привыкшей проводить с ребенком все свое время.
Но в агентстве, куда они обратились, не нашлось никого подходящего. Ни одна из претенденток, знающих английский язык, не соглашалась отправиться с семьей в Америку или прослужить всего две недели до их отъезда.
Однажды в коридоре гостиницы Скарлетт столкнулась с горничной-негритянкой. Кэти, увидев женщину с черной кожей, спряталась за материнскую юбку и выглядывала оттуда с удивлением и интересом. Негритянка смущенно поклонилась. Скарлетт улыбнулась ей ободряюще, а дочери сказала:
– Пойдем, хватит прятаться.
– Простите, мэм, – извинилась горничная. – Видать, я испугала девочку. Не бойся, лапочка. Ох, и красавица ваша дочка, мэм, – лицо чернокожей расплылось в доброй улыбке.
– Кэти не испугалась. Правда, солнышко? Просто она никогда не видела негров.
– Откуда ж тут неграм взяться… Должно, я одна негритянка на весь Париж.
– Как ты здесь оказалась? Говор у тебя как у наших южных негров…
– А вы с Америки, мэм? Вот радость-то, своих встретить! Я из Мемфиса, мэм. Приехала сюда с господами, уж год почти как… Да только господа мои сбежали из гостиницы. Мистер Ричард в пух и прах проигрался в Карле. Это город такой французский, далеко, на берегу моря. А потом он сюда вернулся, к мисс Сесилии, и они вместе уехали, без багажа, не расплатившись за постой. И мне ни словечка не сказали, что уезжают, и жалованья, почитай, полгода не платили. Бросили они меня, как собаку… Очень я обижена на своих господ. Хорошо хоть меня горничной в отеле оставили, на улицу не выкинули, а то куда ж я, без денег, ни словечка по-ихнему не понимая? Вот накоплю из жалованья на билет до Америки и поплыву пароходом домой.
Негритянка выглядела лет на тридцать. Рослая и склонная к полноте женщина была одета в серое форменное платье и белый передник, голову ее украшал аккуратный тюрбан из ткани в мелкий цветочек. Скарлетт так давно не видела негров, что добрая физиономия горничной вызвала у нее умиление.
– Как тебя зовут?
– Бэтси, мэм.
– Так ты, Бэтси, хочешь домой? Мы скоро поедем в Америку и можем взять тебя с собой. Согласна стать моей горничной?
Черное лицо озарила белозубая улыбка:
– Конечно, согласна, мэм. Я хорошая горничная. Можете любого в Мемфисе спросить, все скажут, что Бэтси честная девушка. Я из дома мистера Уиллиса. До войны у него была большая плантация, но только мы с матерью по дому работали. А как после войны плантации-то не стало, так все в город перебрались. Двух сынков мистера Уиллиса в войну убили, а сам хозяин уж после помер. Остались только дочки его, мисс Хэтти и мисс Сесилия. Мисс Хэтти замуж вышла и уехала в Ричмонд, а мисс Сесилия подцепила какого-то янки. Проходимец он, прости господи… Взял денежки, которые у мисс Сесилии были, и говорит: «Поехали в Европу, там есть такие дома, где можно немного денег поставить да целую кучу выиграть. Рулетка называется». Привез он нас с мисс Сесилией в Париж и оставил здесь, а сам в Карлу уехал, деньги добывать. Да все там и спустил. Мисс Сесилия поплакала-поплакала, а потом обняла меня, и говорит: «Сиди здесь, Бэтси, а мы пойдем, погуляем». Ушли они и не вернулись. Вы вправду в Америку поедете, мэм? А скоро?
– Недели через две-три. Пойдем к нам в номер, Бэтси, я познакомлю тебя с мистером Батлером.
Ретт одобрил идею Скарлетт взять к себе Бэтси.
– Всегда считал, что черные слуги лучше белых.
– Я хорошая негритянка, сэр. Возьмете меня, так не пожалеете.
– Надеюсь, что так. А как насчет того, чтоб присматривать за Кэт, пока мы не найдем ей мамушку?