Горбовский

Дорога домой была достаточно долгой, чтобы успеть поговорить по телефону. Марина позвонила тете – своей бессменной утешительнице, слушательнице и советчице на все случаи жизни. Родная сестра ее отца жила в другом городе, но была в курсе всей жизни Марины, заменяя ей близкую подругу и мать, когда к тому была потребность. Марина могла звонить ей раз в месяц, а могла и каждый день – графика не имелось.

– Привет, – послышался веселый женский голос, – как жизнь молодая?

– Ты старше меня всего на девять лет, неужели ты считаешь себя старухой?

В трубке рассмеялись, но смех этот сразу прервался.

– Что-то мне голос твой не нравится. Что случилось уже?

– Так… знаешь, вообще много чего, но…

– Много чего, говоришь? Давай-ка в таком случае по порядку.

– Тебе удобно разговаривать?

– Со своей племянницей? Всегда удобно! Рассказывай.

Пожалуй, тетя была единственным человеком, при общении с которым Марине приходилось разговаривать целыми текстами, да и вообще – подчистую высказываться, вываливая все, что накопилось внутри.

– Все началось еще с утра. Отец отчего-то был не в духе, ну и, слово за слово, в общем, обычная история. Ты мне не дочь, пошла вон.

– Ох, Леня… Ну, ты же знаешь его. Перебесится.

– Мне идти некуда, – напомнила Марина.

– Переночуй у друзей – пусть поволнуется. Сам потом прибежит с распростертыми. Всю свою военную часть на ноги поставит и отправит тебя искать.

– Было бы у кого. Ладно, на этот счет у меня уже есть план. Неважно. Сколько раз уже такое было.

– А что еще случилось?

– Матвей.

– До сих пор?

– Да.

– Просто стоит и курит?

– Угу. Провожает глазами. Потом идет за мной. На пары стал ходить чаще после разрыва. Думаю, из-за меня.

– Из-за кого же еще?..

– Садится в самом конце аудитории. Не видно его, не слышно. Не балагурит, как прежде.

– И ничего тебе не говорит?

– Словами – ничего. Его взгляд довольно красноречив.

– Пройдет. Он парень. Месяц-другой – встретит новую девушку. Своего уровня. Не переживай. Мужчины причиняют нам столько боли, обманывают и предают нас, а мы волнуемся из-за таких мелочей… Не бери в голову.

Марина кивала, но вслух не говорила ни слова, уверенная в том, что тетя может и так ощутить ее согласие и понимание. И это было действительно так. На том конце провода, в другом городе, ее тетя представляла себе, как племянница слушает ее и утвердительно качает головой, по привычке кусая губы.

– Появилась возможность пройти этим летом практику в лаборатории при институте, – сказала Марина, угнетенная тем, что пришлось вернуться к этой теме.

– Отлично! Попробуешь?

– Не знаю… правда, не знаю…

– Что это с тобой? Я тебя не узнаю. Мне казалось, ты мечтала об этом.

– Мечтала и мечтаю, но я, пойми, в каком-то замешательстве. Я боюсь, – призналась Марина и тут же постыдилась своего признания.

– Чего? или… может, кого?

– Кого, – подтвердила Марина. – Нужно будет пройти комиссию на профпригодность и стрессоустойчивость. В общем, туда кого попало не возьмут. Но меня пугает не это – это мелочи. Меня пугает то, что членом комиссии будет Горбовский.

– Тот самый! – воскликнула тетя, наслышанная о Горбовском во всех ужасающих подробностях.

– Тот самый. Теперь ты понимаешь?

– Нашли, кого поставить…

– Он сам объявил нам об этом, и, как я поняла, настроен очень враждебно к этой затее, так что не намерен кого-либо пропускать, будь то даже сам господь Бог. Мне кажется, он изначально был против, но его заставили в этом участвовать. Так что теперь он из чистого желания отомстить сделает все, чтобы проект не удался.

– Есть ли в таком случае смысл идти туда, если эта попытка заведомо обречена на провал?

– Вот и я задаю себе тот же вопрос! – оживилась Марина. – И никак не могу понять, чего во мне больше – сомнений или желания идти напролом.

– Если хочешь знать мое мнение, я бы не пошла. Зачем? Мне хватает с лихвой твоих рассказов, чтобы понять: Горбовской не из тех людей, которым свойственны снисходительность, понимание, доброжелательность и все в этом роде. Чудес не бывает. Он не изменится в лучшую сторону именно в этот день и в этот час.

– Сегодня он назвал нас инфузориями.

– Вот и я о том же. Вы для него не люди, а очередные микроорганизмы под микроскопом, в который он смотрит всю свою жизнь. Он никому из вас не пойдет навстречу. Так что… я не вижу смысла. Риск нажить себе врага не оправдан.

– Согласна. Да, я все это понимаю. Но… есть во мне и второй голос, который тоже находит доводы в свою пользу.

– Знаешь, Марин, если не можешь решить, да или нет, оставь все на волю случая. Бывают в жизни такие моменты, когда самое умное решение, которое ты можешь предпринять – это пустить все на самотек. Все само встанет на свои места, безо всяких людей и их принципов. Позволь спонтанности сыграть свою роль, если не можешь склониться к чему-то конкретному.

Марину словно осенило. Это был выход, который она искала полдня!

– Ты знаешь, именно так и поступлю, – сказала она тем голосом, которым люди говорят, когда пытаются ухватиться за какую-то очень важную мысль.

– Вот видишь – все решаемо. Стоит только тете позвонить!

Марина остро ощутила эти сильные узы родства, крепко связывающие ее с человеком, находящимся в этот миг за много десятков километров отсюда. Кровная связь умаляет любые расстояния. Она – универсальное средство преодоления любых препятствий. Марина каждый раз осознавала эту связь так явственно, словно тетя ее находилась с ней рядом, стоило только получить действительно дельный совет родственницы, которая зачастую решала проблемы племянницы, сама того не замечая.

Несмотря на то, что все вопросы, волновавшее ее, странным образом разрешились и ушли на второй план, Марине не хотелось прекращать разговора. Ее одолевало стол редкое желание поболтать. И почему-то поговорить хотелось о Горбовском. Слишком глобальные отрицательные эмоции вызвал в ней сегодня этот человек, и хотелось выговорить то, что тяготило душу.

– Знаешь, сегодня Горбовский очень сильно обидел одну студентку…

– Так-так?..

– Она подошла к нему после пары, чтобы отпроситься. Милая рыженькая девочка. По лицу видно, что совестливый человек.

– И что он?

– А он в своем репертуаре. Сказал, что ему плевать, даже если у нее кто-то умрет в семье. Только личная смерть освобождает от занятий.

– Скот, – сказала тетя и помолчала. – Совесть у него есть?

– Сомнительно. Но вся соль не в этом… После этого девчонка разревелась и пулей вылетела из аудитории. Выяснилось, что у нее действительно умерла мать совсем недавно.

– О, господи… А он это услышал?

– Думаю, что да. Но ему все равно.

– Ох, моя хорошая, теперь ты думаешь об этом, да?..

– И это не дает мне покоя. Как будто на моих глазах изувечили невиновного. А я просто стояла рядом, и… могла что-то сделать, если бы действительно захотела, но не сделала… Я поступила трусливо. Малодушно. Понимаешь?

– Ну-ну, девочка моя, не вдавайся в самобичевание. Жизнь жестока, а политику отношений нужно поддерживать всегда. Если бы ты высказала ему в лицо, что ты о нем думаешь, что бы ты изменила? Его характер? Или, может быть, мать этой девочки вернулась бы к жизни вследствие твоей смелости? Ты ничего не в силах изменить, как бы высоконравственна ни была. Мораль – это еще не всё. Должна быть стратегия. И то, что ты промолчала, вовсе не делает тебя малодушной. Ты поступила грамотно. Представь, что бы было, если бы ты не сдержалась и поведала ему все, что ты о нем думаешь? Как бы ты себя сейчас чувствовала? Гораздо лучше, как считаешь?

– Но все же мне… тяжело, когда я об этом вспоминаю.

– Иначе и быть не может. Это жизнь.

– Убедительно, – сказала Спицына и помолчала. – Сердце болит.

– Что же конкретно заставляет его болеть?

– Не знаю… – Марина задумалась. – Не знаю. Трудно разобраться.