Страница 9 из 154
— Останься в городе, — попросил Норбан.
— Нет, — Нура, стоя рядом с ним на стене, оглядывала вражеские отряды. Все минуты слабости были забыты. Теперь она будет сражаться наравне с мужчинами и сделает все, что может.
Люди. Никогда прежде она не видела их в таком количестве. Все на одно лицо, безобразные низшие существа. Хотя… Стоп.
— Гляди, — указала она Норбану. — Вон там у центрального орудия, видишь?
— Мать-Луна, — охнул тот. — Это что за великан?
Во главе людской армии стоял воин чуть ли не в два раза выше остальных. Дальнозоркими надглазами Нура видела, как отдавал команды своим подчиненным. Если человеки лишатся своего вожака, об исходе битвы еще можно будет поспорить!
— На него, это главарь, — сказала Нура. Норбан кивнул и сжал ее руку.
— Нура, я хотел сказать… Если бы ты не была просватана, то… Дурак я был, что раньше не собрался.
— Тихо. Слышишь? Пора.
— Во-о-здух! — раздался гортанный низкий окрик.
Этот полет был непохож на прежние. Не было радости, свободы, упоения высотой. Не было счастья от близости облаков и расширившегося горизонта. Только ветер сурово бил в лицо. И все же в этот последний свой полет Нура остро почувствовала, как же сильно она любит родную землю — эту печальную равнину, бледное небо, долгие морозные ночи.
Человеческое войско внизу разбежалось было, и у нее сердце екнуло — неужели все так просто? — но радость была преждевременной. Нападающие подняли вверх не луки, не арбалеты, а нечто непонятное и странное, но тоже плюющееся огнем. Рядом послышались крики. Ее сородичи падали вниз, слышно было, как хлопали о землю тяжелые распластанные крылья.
— Норбан! — Нура обернулась. — На вожака! Норбан…
Он с трудом удерживался в полете, одно крыло двигалось медленно, по груди стекала кровь.
— Вот и… — лоб отсветил светло-бежевыми оттенками и вдруг стал белым. Сразу. Глаза закрылись. Ладонь Норбана, которую Нура успела сжать, выскользнула из ее рук. Тело понеслось к земле.
Нура сжала клюв. Значит, она сама. Цель — высокая фигура, поднимающаяся над остальными человечками, как скала над долиной, была видна прекрасно.
Марк мог бы и пропустить атаку, но перезаряжающий ружье Ерет крикнул и вытянул руку. Марк резко обернулся и увидел несущуюся на него гарпию. Медлить было нельзя, он быстро вскинул свое оружие и выстрелил.
Нура не почувствовала боли, только увидела, как рванулась навстречу родная лунная поверхность.
Потом, уже после грозы, кто-то из солдат, бродивший по полю битвы, заметил на одном из лежащих шернов жемчужное ожерелье. Он наклонился и стащил с шеи трупа украшение — не пропадать же добру? Голова Нуры, мотнувшись, с глухим стуком упала на землю. Солдат разглядывал свою находку.
— Что там у тебя? — окликнул его сам Победоносец. Солдат, слегка струхнув (Марк предупредил, что не одобряет мародерство), — с поклоном преподнес жемчуг предводителю войска и потихоньку улизнул.
Марк в общем-то понял, что украшение сняли с трупа, но догонять и наказывать солдата было уже поздно. К тому же Победоносец отдавал себе отчет, что на одном энтузиазме много не навоюешь и что его подчиненным нужно вознаграждение. Все равно развалины Эйнара были уже разграблены. И какая, в сущности, разница, если они намерены истребить всех шернов, для кого хранить в неприкосновенности их богатства?
— Отошлю Ихазели, — решил Марк и сунул жемчуг в карман.
*Самая большая структура на Луне, официально внесенная в список кратеров, — Герцшпрунг, его диаметр составляет 591 км, и расположен он на обратной стороне Луны, именно поэтому не виден с Земли. Назван самый большой кратер Луны в честь Эйнара Герцшпрунга, датского химика и астронома.
** От английского слова наука.Не, если кто хочет, может придумать, как это выглядит на цветовом языке.
========== Кто у нас хозяин в доме. Севин ==========
Утренний молебен заканчивался. В соборе было, как обычно, многолюдно и шумно. Кто-то послушно повторял за первосвященником слова молитв, кто-то переговаривался вполголоса на бытовые темы, кто-то откровенно зевал, поглядывая на певчих братьев - когда уж те заведут пророческий гимн, означающий конец службы.
Ждал завершения молебна и первосвященник. Виду он не подавал, его худое лицо было, как обычно, бесстрастным, его голос произносил привычные слова громко и четко. Но глаза иногда скользили к хорам, где собрались певчие и где в углу стояли часы, в которых медленно пересыпался цветной песок.
Наконец верхний конус часов опустел. Глава клироса слегка кивнул первосвященнику и щелкнул поднятыми вверх пальцами, делая знак остальным певчим быть наготове.
Понтифик обернулся к толпе для завершающего благословения. На мгновение забылись слова молебна, он смотрел на колышущееся народное море, шевеля губами и чувствуя, как к сердцу подступает холодок - а ну, как именно в этот раз не вспомнит? Но память не подвела, нужные предложения всплыли на поверхность. Первосвященник набрал в легкие побольше воздуха, как вдруг из толпы раздался возглас:
- Ваше высочество! Правосудия!
Певчие дрогнули, по толпе, как по глади морской, пробежала рябь возмущения. Расталкивая прихожан, в первые ряды пробирались несколько человек. На них шипели недовольно, но пропускали.
- Ваше высочество, - начал, едва подобравшись к амвону, один из нарушителей спокойствия, широкоплечий небогато одетый человек, показавшийся первосвященнику смутно знакомым. - Ваше высочество, превосходительный Севин, простите, что обращаемся к вам на богослужении, но вы столь заняты всегда, что другого времени мы не нашли…
Севин вспомнил просителя - это был Ивата по прозвищу Сакко, известный в городе возмутитель спокойствия. Ходили про него слухи, что в юности он был одним из учеников Победоносца и даже что странную кличку ему дал именно Марк, но, так как это были лишь сплетни, а в печальные дни смуты указанный Сакко был слишком молод, обвинения ему так и не предъявили.
- Правосудия, ваше высочество, - повторил Ивата. - Хотим донести до вас об уроне, чинимом общественности господином Гервайзом.
Первосвященник перевел взгляд на огороженное возвышение, где во время богослужения занимали места уважаемые люди Теплых прудов. Один из них, солидного вида мужчина с завитой бородой, подбоченясь, выпрямился и сделал надменное непроницаемое лицо.
- В чем ваша просьба? - сухо спросил Севин. Ах, хитрецы, другого времени не выбрали, как же. Просто рассчитывают, что при скоплении народа он займет их сторону.
- Господин Севин, купец Гервайз собирается строить новое хранилище для своих товаров. Но место для этого он нашел неподходящее. Он хочет снести амбар общественной взаимопомощи.
- Ваш сарай гниет и разваливается на глазах, - процедил сквозь зубы Гервайз, бывший не только богатейшим торговцем Теплых прудов, но и хозяином нескольких фабрик. - Толку от него нет, к тому же это самовольная постройка.
- Это не так, - спокойно возразил Сакко. - Амбар требует ремонта, но мы чиним стены на добровольных началах, не требуя из городской казны ничего. А в голодные дни он сильно выручает тех, кто не имеет хлеба из-за болезни или отсутствия работы. Или вам, господин Гервайз, не нравится, что уволенные с ваших фабрик недостаточно быстро умирают от голода?
Толстосум побагровел, хватая ртом воздух и ища нужные слова, потом, снова обретя дар речи, заорал:
- Ваш амбар придумал тот проклятый бунтовщик! Хочешь его участь разделить, Сакко? Столб у моря еще стоит и камней на берегу немало!
Севин слушал, стараясь не выдавать своих эмоций. Бесспорно, смешно даже думать о том, чтобы запретить Гервайзу рушить амбар, но и Сакко, подлец, точнехонько погадал момент. Люди беспокоились, это было очевидно. Гервайза в столице дружно ненавидели все представители бедноты, да и многие богачи относились к нему с неприязнью, как к конкуренту.
Дело осложняло то, что так называемый запас взаимопомощи был одним из начинаний покойного Марка. Это он заявил о неких профсоюзах, существовавших на Земле, и предложил, чтобы крестьяне, рабочие и мелкие ремесленники складывали образовавшиеся в сытые дни излишки (очень скромные, очень!) продуктов в некое хранилище. Этот запас в случае необходимости выдавался нуждающимся, что помогало людям пережить кратковременный неурожай или безработицу.