Страница 135 из 154
— Поднимайтесь.
— Скиньте веревку.
— Спустим, — насмешливо пообещал голос.
— И обещайте…
— Наглец. Обещаем, что убьем быстро.
— Клянитесь посмертием, что ко мне подойдет только один из вас. И если после этого я останусь жив, вы меня выслушаете.
— Что же, обещаем, глупец! — хохот мешался с гортанным завыванием. — Клянемся, если ты так хочешь! Любой из нас разделается с тобой в одиночку! Любой!
Через край стены, раскачиваясь, соскользнула веревочная лестница. Что у человека будет огнестрельное оружие, никто не сомневался, но шерны не слишком-то страшились смерти, а ожидаемое развлечение стоило небольшого риска. Пока пришелец будет забираться вверх, он не сможет стрелять, а наверху он и прицелиться бы не успел.
Если безумный смельчак и колебался, то совсем недолго. Лестница натянулась под тяжестью тела. По ней карабкался человек высокого роста, с ружьем за спиной. Он поднял кверху чумазое лицо в обрамлении светлых растрепавшихся волос.
Один из шернов на площадке внезапно побелел лбом и раскинул крылья, отталкивая остальных прочь. Торжествующий крик вырвался из его пасти, — крик настолько громкий, что его наверняка слышали оставшиеся внизу люди.
— Разойдитесь все! Этот — мой! Этот — мой!
Утомленных собак на свежих меняли далеко за Табиром, где начинались опасные для людей пустоши. До гор было еще неблизко, но подземные ходы шернов чаще всего попадались именно здесь. Совершенно неожиданно из-за холма или еще какого-то возвышения взмывала в воздух огромная стая, и неслась к ближайшим городкам и поселкам. А после битвы, в которой люди всякий раз несли больший урон, чем крылатые враги, на месте появления чудовищ находили черные провалы, ведущие далеко вглубь. Пройти по ним хотя бы несколько десятков шагов не осмеливался никто. Известные ходы закапывали или заваливали большими камнями, но горные твари всякий раз находили новые.
Охрана с ружьями наизготовку всматривалась в небо. Выпряженные собаки отходили в сторону и сразу ложились, измученные долгой дорогой. Псарники подгоняли к повозками запасных псов. Несколько человек в стороне разбивали лагерь и разводили костер: сейчас на этом месте намеревались устроить привал и оставить усталых собак с дозорными. Когда кортеж первосвященника будет возвращаться к морю, в повозки запрягут свежих и отдохнувших псов.
Севин тоже отдыхал. Он не привык совершать столь долгие путешествия и боялся, что после долгой вынужденной неподвижности не сможет даже держаться на ногах, но, к его удивлению, он и из повозки сам вышел, и даже почти не прихрамывал. Первосвященник оглядывался по сторонам, радуясь неожиданному открытию — у него, оказывается, вполне приличное здоровье для его возраста. Скоро должна была показаться удивительная горная страна, о которой он до сих пор мог судить только по рассказам. На северном континенте не было высоких гор. Исключением являлся Отеймор, вулкан-одиночка, огромный и величественный. Но северный исполин был опасен и потому необитаем, только из необходимости люди забирались по его крутым отрогам, да внизу, в лесах бродили охотники. А побывавшие на южном материке взахлеб рассказывали о невиданном зрелище — удивительном горном крае, где огромных кратеров было не счесть, как на море волн.
После того, как жители Табира вздумали играть в благородство, Севин вначале был в бешенстве, которого, однако, не показывал. Ближайшее окружение понтифика было уверено, что его высочество лишь слегка разочарован. А его высочество, после того, как слегка утихла обычная в таких случаях головная боль, распорядился оставить в южной столице исполнительных людей, а сам отправился в путь к горам.
Если, — хотя не если, почти наверняка, — эти исполнители переусердствуют по части репрессий, вины первосвященника в том не будет. Потом он разберет тяжбы и жалобы и предстанет перед жителями Табира милостивым судией…
Ну, а пока, пусть и безопасней было остаться в городе, под защитой каменных зданий, Севин отправился в путь через южные равнины к далекой стране шернов. И тут совершенно неожиданно оказалось, что долгие годы политических интриг и забот об укреплении власти не потушили в его крови заветного огня дальних странствий, некогда погнавшего предков лунного человечества с уютной Земли на серебряную планету. Да и вид вокруг открывался необыкновенный. Изрезанный речушками, каньонами и перелесками северный ландшафт совершенно не походил на эту бескрайнюю прекрасную равнину, изредка переходящую в невысокие холмы. Степь так и просилась под распашку. Плодородные поля прокормят десятки тысяч человек.
Понтифик огляделся по сторонам. В небе мелькали птицы, густая трава волнами расстилалась вокруг. При легких порывах ветра она пригибалась беззвучно, переливаясь на солнце, словно морские волны. От одуряющего запаха цветов кружилась голова. Только этим Севин мог объяснить внезапно возникшие мысли и впрямь переместить столицу сюда, а Север, давно заселенный людьми и потому наскучивший, пусть остается провинцией…
Понтифик немедленно велел себе выбросить светлые идеи из головы. Теплые пруды были и остаются родиной, даже мимолетная мысль о переносе столицы была бы чудовищным предательством. Но все же степь опьяняла. Красота вокруг будоражила воображение, горизонт манил к себе. Что там? Неужели тоже только мрачная и страшная Пустыня? Разведчики говорят, что да…
Ах, был бы он моложе! В те далекие времена, когда у него были силы блуждать в поисках неведомых земель, никто и думать не смел о походе за Море. Да и на то, чтобы бродить по границам Пустыни на Севере у него тоже времени не оставалось. Вот так вот и прошла жизнь, сперва в хлопотах о Братстве, потом в политических дрязгах, потом в заботах о молодом самостоятельном государстве, вырвавшемся из-под ига, а на свои желания времени не осталось. И сейчас поздно! Поздно, увы! Все, на что его хватит — это домчаться до тех мест, где начинается таинственная и страшная горная страна, и там, на границе, узнать обстановку подробно. А потом, отдав должные распоряжения, вернуться… в Табире его наверняка заждались, да и на Теплых прудах долго отсутствовать не стоит. Свято место пусто не бывает.
Лагерь тем временем уже был разбит, разведен костер из сухих, слегка обожженных поленьев — такой огонь не давал дыма. Один из помощников обратился к понтифику с угодливым поклоном, указывая на готовящийся завтрак, — или даже обед? Солнце здесь стояло в северной части неба и это сбивало с толку. Может быть, поэтому, может быть, из-за усталости и нервного напряжения и голода не чувствовалось. Все же надо было заставить себя подкрепить силы, поэтому понтифик свысока обронил что, так и быть, желает откушать.
Он и дома не заводил для приемов пищи особых церемоний, подчеркивая свою любовь к простоте (и зорко следя, чтобы все это замечали и восхваляли), а тут уж и вовсе было не до этикета. Получив свою порцию, он сел чуть поодаль, жевал, не чувствуя ни вкуса, ни аппетита, глядя то на отряд, то на небо. За внезапным появлением шернов и без него было, кому последить, но так он чувствовал себя спокойнее.
Звякнуло рядом железо, кто-то опустился на траву. Священник обернулся — Бромария. Севин милостиво кивнул философу, предлагая сесть поближе. Охрана переглянулась и тоже подвинулась на шаг.
— Как тебе путешествие? — первым спросил Севин. Бромария сначала огляделся по сторонам, будто впервые увидев здешние места.
— Затейливо тут, — ответил он невпопад. Подумав, добавил: — А почему ты спрашиваешь?
— Хотел знать мнение образованного человека, — пожал плечами Севин. — Учились-то мы в эскуле вместе, хоть и много воды утекло.
— Да, — кивнул Бромария, — много.
Оба помолчали. Против непреложности этого факта возражать было нечего.
— Ну так как? — спросил снова Севин. — Хороши ведь здешние земли?
— Хороши, — согласился Бромария. — Удобны. Словно разложил кто отдельно равнины и горы. Людям жить можно, если бы не шерны.
— Их пока не видать, — Севин от одного только слова зябко вздрогнул, но философ, кажется, не заметил. — Южане тут неплохо устроились. А кому много дано, с тех положено много спрашивать. Так ведь говорится в священной книге?