Страница 16 из 32
За стеклом на платформе стояли люди, в том числе парочка, которая показалась мне странно знакомой. То есть, лица девушки я не разглядел, она смотрела на своего спутника — высокого тощего парня в длинном пальто и шляпе… Махачек! Долговязый влюбленный, Юлькин коммерческий проект! А кто с ним, подруга Вероси или другая девушка, уже неважно! Важно, что он и так завоевал взаимность. Без автографа.
— Ты чего смеёшься? — удивлённо спросила Гедвика.
— Ничего, ты слушай объявления, как бы нам свою станцию не пропустить. Все хорошо. Нам везёт.
Знал бы я тогда, что на этом наше везение и закончится…
Комментарий к Кто потеряет душу свою
Стихи, которые вспоминает Гедвика, принадлежат Терезе Богуславской, девочке, жившей в оккупированной Польше, участнице Сопротивления. Ее, больную туберкулёзом, допрашивали и избивали в гестапо, это ускорило ее смерть. Но до 45 года она дожила.
Стихи Грабеца написал Максим Орлов, белорусский поэт. Он мне в свое время написал стихи для Листьев (В восемь лет за солнце улететь…), Про эти я у него не спрашивала, но он как Грабец - мужик хороший, думаю, скандалить не будет. )))
Поезда со станции Средместье идут на юг Варшавы, а Творки вроде как на востоке. Но мир альтернативный.
========== Горе вам… ==========
Вообще, поездка в подземном метро — тоскливей некуда. Ничего за окном, кроме стен, лучше всего сразу закрыть глаза и мечтать. Только меня в поездках всегда клонит в сон, приходится щипать себя, чтобы не проспать остановку. Но это когда едешь один. С друзьями проще, кто-то да разбудит.
Гедвика же поглядывала в окно и улыбалась. Вот чему? Мелькающим темным стенам, что ли?
— Гедвика, тебе не скучно? Долго ехать, я понимаю.
Улыбка у нее даже лучше, чем у мамы. Мама при этом всегда будто в зеркало смотрится и проверяет, не портит ли ее выражение лица, а Гедвика об этом не заботится.
— Нет. Мы же ездили раньше на экскурсии, иногда далеко. Чтобы не скучать, придумывали всякие истории. Знаешь? Меня часто просили что-то рассказать, говорили, у меня получается, как в книжках, девочки, конечно, мальчишки же всегда над сказками смеются.
— Я не смеюсь! — горячо заверил я.
— Правда?
— Правда. Валяй, какие там у тебя сказки.
— Ну, если ты не будешь смеяться… Я эту историю придумала последней, девчонкам не успела рассказать. А теперь я же их не скоро увижу. Только сядь поближе, я буду тихо говорить, чтобы никто не слышал.
Рядом с нами было не так много пассажиров, один солидный дяденька просматривал газету, пожилая дама перебирала четки, напротив расположилась компания молодых людей в шляпах, как у долговязого Махачека. Они болтали между собой и на нас не смотрели. Все же я придвинулся к Гедвике поближе. От ее белого берета слегка пахло мамиными духами. Змея я поднял повыше, чтобы он ограждал нас от остальных пассажиров.
— Давно-давно, а может быть, и недавно, жил в далёком месте один несчастливый народ.
— Почему несчастливый?
— Потому что сказка такая. Было у них все, как у всех, богатые обижали бедных, сильные — слабых, бедные завидовали богатым, а слабые потихонечку мстили сильным. И жили они порознь, и не хотели объединиться, чтобы вместе сделать что-то хорошее. Словом, все как у всех. А ещё была у них беда, какой больше ни у кого нет. Рядом на горе жил злой тролль, и он требовал с людей дань, и, когда они не могли ее заплатить, жестоко карал. Люди ждали, пока явится издалека отважный рыцарь и спасет их от тролля. Так было предсказано давно-давно. Только шли годы, а рыцаря не было.
Пожилой дяденька отложил свою газету и сладко зевнул, прикрыв рот ладонью. И мне тоже сразу захотелось спать, правду говорят, зевота заразна! Лишь бы Гедвика не заметила, а то обидится, что я сам просил ее рассказать историю, а теперь зеваю.
— …и вот однажды через те края проходил один путешественник, весельчак и бродяга, он искал приключений и вовсе ничего не знал о предсказании. Он очень удивился, когда жители встретили его радостными криками и приветствовали, как своего избавителя, выслушал их и подумал: почему бы нет? Почему бы ему не сразиться со злым троллем?
Дяденька с газетой опять зевнул. Я не сообразил отвернуться.
— А ещё он увидел принцессу…
— Какую принцессу?
— Ну как какую, в любой сказке должна быть принцесса, это же сказка для девочек. Он увидел принцессу, а тролль хотел, чтобы красивых девушек приносили ему в жертву, и рыцарь решил спасти ее и весь народ.
— Угу…
Мы отражались в темном стекле. Белый берет Гедвики, словно одуванчик. От гула и стука колес меня клонило в сон. Змея бы не уронить!
— Народ ликовал, рыцаря чествовали, как спасителя, а тролля приковали к стене в подземелье. Но люди хотели получить сокровища тролля, и сказали рыцарю вести их в горы.
— Ага…
Кажется, я что-то пропустил. Я честно пытался слушать, но глаза закрывались. Хорошо, Гедвика смотрела куда-то вдаль, а не на меня.
— Это был долгий и трудный поход. Горы были неприступны, высоки и опасны…
Громкий механический голос объявил остановку, пока не нашу, но я дернулся и проснулся. Зевающий дяденька сложил свою газету и поспешил к выходу.
Гедвика замолчала. Она заговорила снова, когда поезд тронулся.
— Вот такими неблагодарными оказались люди. Рыцарь уже и сам жалел, что взялся им помогать, но он не хотел ещё покидать их, он надеялся изменить их жизнь. Сделать их добрее и лучше.
Колеса убаюкивающе стучали. Я попробовал ущипнуть себя, чтобы не дремать, но на мне было пальто из прочного твида.
— …и тогда люди взбунтовались. Они шипели, злились и проклинали рыцаря, они говорили, что до него счастливо жили в своем уютном мире, и им не нужны ни новые законы, ни новое знание, а он возмутил их спокойствие, и за то они теперь должны его убить. Рыцарь был силен, но врагов много, очень много, и они навалились на него толпой.
— Толпой нечестно!
— Да. Но кто сказал, что они были честными? Может быть, он и одолел бы их, но тут из замка выбежала принцесса и вонзила кинжал ему в сердце.
Тут я окончательно проснулся.
— Э-э, почему?
— Ну как же ты не понял! — с упрёком сказала Гедвика. — Она же была заколдована злым троллем.
Да уж. Я точно пропустил добрую половину сказки.
— Ну, тогда понятно. Слушай, у тебя какая-то очень грустная сказка получилась.
— Да, — вздохнула она. — Наши девочки тоже так говорили, но все равно просили придумывать. Эта и правда безнадёжная. Но можно же рассказывать дальше. Например, что у принцессы и рыцаря остался сын, и даже тролль привязался к нему. Потому что совсем не любят детей только те, у кого вообще нет сердца. Так наша нянечка в интернате говорила. Она ещё говорила: сердиться я на вас сержусь, но не простить не могу.
— А у тролля сердце было?
— Ну он же живой, значит, было…
Объявили нашу остановку. Здесь выходило много людей, я беспокоился, что змей помнется, но все обошлось.
— А мы найдем больницу? — на станции уже Гедвика забеспокоилась.
— Да ерунда! Спросим у кого-нибудь.
Первый прохожий замялся и ответить не смог, зато второй вытянул палец (вот было бы шуму, если бы я сделал так на глазах у отца) в нужном направлении и пошел по своим делам, не дожидаясь благодарностей.
— Ох, — обрадовалась Гедвика. — Ты молодец. Я боюсь у прохожих дорогу спрашивать. Вдруг обругает или спросит — зачем тебе?
— Спросит — не ударит. Пошли.
До больничного комплекса ещё было идти и идти. Солнце спряталось, стало прохладно и как-то мрачно. Змей при такой погоде не к месту. И стрелка на часах уже шустро перебежала за полдень. Ладно, успеем!
Место, конечно, было очень славное само по себе. Дома старые, кирпичные, все такие солидные и основательные, вокруг них деревья, тоже старые, высокие, кругом аллейки — словом, тихий и красивый сад. Не знал бы, что это психиатрическая больница, ни за что бы не догадался.