Страница 13 из 15
Потупив взгляд, реквизитор, далеко немолодая и очень полная женщина, вытирая пот рукавом синего халата, тихо ответила:
– Завтра все будет!
– А мне не надо завтра, не надо завтра, мне надо сегодня! И главная беда, Таисия Викторовна, что если я вас сейчас уволю, то ничего не изменится, потому что новый реквизитор также будет «кормить меня завтраками». Тем более, что я не первый десяток лет снимаю кино…и знаю это наверняка. Так… а что у вас сейчас есть, любезнейшая?
– Серп, жернова, корыто и рубель.
– Рубель? А что такое рубель?
– Это для глажки белья такое приспособление…. Наматываешь на скалку белье, сверху кладешь рубель и катаешь.
– Годится! Катерина, готовка отменяется, – обратился он к главной героине, – будешь заниматься глажкой. Это даже может и поинтереснее будет в кадре смотреться.
– Таисия, тащи этот рубель!
Тут с Таисией Викторовной явно сделалось нехорошо… Заплетающимся языком она сказала:
– Не получится у нее глажка… рубель есть, а скалки нет…. Наматывать белье не на что…
В павильоне повисла тяжелая пауза. Даже я, будучи далекой от этой темы, поняла, что это затишье перед бурей… Таисия Викторовна, которая была непосредственно в эпицентре ситуации, вся сжалась, похудев, на моих изумленных глазах, сразу на пару размеров.
Семен Петрович молча смотрел куда-то вдаль. Мне захотелось проследить за его взглядом, но перед ним была только голая стена «избы». Затем он улыбнулся и медленно перевел взгляд на Таисию Викторовну.
– Значит, говоришь, серп у тебя есть?
– Да, но серп ведь для работы в поле, это я для «натуры» припасла…– довольно-таки смело уточнила реквизитор.
– В поле, говоришь? Верно, в поле…там я тебя и закопаю! – всё с той же улыбкой проговорил режиссер. Сейчас серпом этим глотку тебе перережу, и в поле отвезу…поняла?
На это заявление режиссера Таисия Викторовна среагировала странно. Она сначала тоже ему улыбнулась и со словами: «Минуточку, сейчас все будет сделано», – дала дёру с площадки.
– Что, в результате, снимать-то будем, – подал голос оператор.
– Предлагаю сцену соития! – сказал молодой парень, до этого никак и нигде мною не замеченный.
Он вышел из недр павильона. Красивый, с кудрявой копной черных волос, с неестественно огромными усами, в белой рубахе и черных брюках.
– А чего? Если она ни готовить, ни гладить сегодня не может, то надо настоящим делом заняться. Я и на гриме уже был, как чувствовал, что пригожусь пораньше! Вот, Катюха, тебе свезло! – и он звонко рассмеялся.
Но его игривое настроение никто не поддержал.
Семен Петрович нервно листал сценарий.
– А про какое соитие ты говоришь? По сценарию нет любовной сцены в избе. Это же в поле у них должно случиться, рядом с «трупом» реквизитора фильма, – зло пошутил режиссер и подмигнул молодому актеру.
– Семен Петрович, по сценарию, я заглядываю к ней в окошко, мы перебрасываемся парой слов, типа стрелку забиваем на вечер, и всё мое участие. Чего снимать-то? Это две минуты. А вот если с поля перенести секс в избу… да еще приход мужа добавить… с серпом, к примеру…то есть и что снимать, и как снимать, и драматизм, и конфликт… Вы меня, конечно, извините, но к сценаристу у меня масса претензий…сорок четвертую серию снимаем, и все секс в поле, да в поле…чего его заклинило-то на этом поле? Хоть бы раз в нормальных условиях «перепихнулись». В этом, как его… на сеновале…или в баньке, на крайний случай и в хлеву можно. Она сидит так тихонечко, песенку мурлычит, коровку доит, а я сзади тоже тихонечко подхожу и цап-царап её… И молодой актер опять стал смеяться.
– Сева, это сейчас хорошо, что Дерябин тебя не слышит. Он терпеть не может, когда не по сценарию снимают, – подала с лавочки реплику Катя.
– А тебе, Кать, я смотрю, поле приглянулось? Видно, и в семейной жизни особым разнообразием ваш секс не блещет.
– С чего это такие выводы? Люблю по-разному! И мы с Аркашей иногда практикуем странные места.
– Да ты что? Подробностями поделишься?
Сева присел на лавочку и нежно обнял Катю.
– Ребят, но это невозможно, мы сегодня снимать будем или про сексуальную жизнь байки слушать будем? – с досадой в голосе поинтересовался оператор. Семен Петрович, командуй, давай!
– Все по местам! – громыхнул режиссер. Снимаем сцену, когда к главной героине приходит подруга с последними деревенскими сплетнями. Потом ты, Сева, в сцене с окошком. Покури пока. Где ассистент по актерам?
– Я здесь, Семен Петрович.
– Где Феклистова? Надеюсь, она в гриме?
– Нет Феклистовой, не приедет сегодня. Заболел ребенок у нее.
– А чего ты мне раньше не сказала? – взвился режиссер и, переходя на фальцет, прокричал – Вы мне сегодня хотите совсем съемочный день сорвать? Не выйдет… Феклистова уволена! Не обсуждается!
– Так у нее больничный, как вы ее уволите?
– Найду как, найду! Дерябина попрошу, он в сценарий впишет, что она в город уехала… навсегда, легкой жизни искать, пошла на реку и утопла нечаянно, в поле в снежную бурю сгинула, под копытами коня погибла, в хате сгорела…. Еще версии нужны?
– Чего снимаем тогда? – повторил свой вопрос оператор.
– Я же сказал, приход подружки!
– Семен Петрович, так нет же подружки, как это снимать?
– Приход новой подружки с новостью о смерти старой подружки.
– Крутяк! А если Дерябин не одобрит? – засомневался оператор.
– Плевать! Снято уже будет, договорюсь как-нибудь! Марина, есть кто у нас свободный на новую подружку?
– Не-а… в четыре только Агапова подъедет её можно взять, она мать родную продаст за то, чтобы место Феклистовой занять. Они же в жутких контрах еще со съемок фильма «Буря в ночной вазе».
– Время 11 утра, до четырех ждать не можем!
– Так я же предлагаю, Семен Петрович, давайте меня с Катюхой, хоть на печурке можем расположиться, хоть на скамеечке, можем в сенях…
– Сева, я сказал ведь, иди покури, не трахай мне мозг своими сексуальными фантазиями. И потом, я уперся! Могу я побыть немного самодуром! Сказал – будем сцену с подругой снимать, значит будем! Нет подруги – найдем! Я хоть уборщицу сейчас переодену, но сцену сниму! Вы, суки, достали меня!
Вдруг он перестал орать и стал кровожадно всматриваться в темноту! Взгляд его остановился на мне.
Я поняла, что это мой звездный час, и сделала шаг из тени в свет как в прямом, так и в переносном смысле.
– Семен Петрович, я могу сыграть подругу, хотите?
– Хочу! А вы кто? Я не узнаю вас…
Я вышла на центр площадки и сняла кепку.
– Меня зовут Феврония…– начала я, но режиссер меня прервал.
– Как? Феврония? Какая прелесть!
Режиссер подошел ко мне вплотную, пристально меня разглядывая.
– Так, зубы покажи. Улыбнись-ка широко. И волосы распусти.
Я повиновалась.
– Не могу понять, что-то в тебе не так…
– У меня глаза разные – один голубой, другой зеленый.
– Ох, ядрена Матрона… и правда. Первый раз вижу блондинку и с разноцветными глазами.
– А нас всего-то 1% на планете, – подкрепила я свою уникальность в процентном соотношении.
– Мне уже все нравится. И внешность необычная и имя это… Ф…ф…ф
– Феврония,– напомнила я ему.
– Феврония, да так сейчас уже и не называют… а сокращенно как, Феня?
– Ага…
– Фенечка, я вас беру, вы прямо с этим именем и будете в сериале. Марина, быстро ее на грим и в костюм! Давайте пока Севу отснимем в окошке! Катя, готова?
– Я готова, но у меня вопрос…
– Катюша, милая моя, потом все вопросы, потом… где Сева?
– Так, вы же курить его отправили!
– Позовите, перекур окончен.
Севу быстро позвали. И они начали, наконец, снимать. Я сидела в небольшом вагончике и, пока меня гримировали и одевали, думала: во-первых, откуда у меня взялась такая смелость. Во-вторых, что у меня может сейчас ничего не получиться. В- третьих, что скажет на это Владислав. В-четвертых, что расклад сработал… И еще было и в пятых, и в шестых…Было бы, наверно, и в двадцатых, но меня позвали на площадку.