QueenSnake

Михаил Щербенко

QueenSnake

I would not dare to count myself among all the famous warriors –

even though I share the same brave heart

I

(Boston, MA)

– Мы умираем не на самом деле. Думайте об этом как об обновлении. Словно мы погружаемся в сон, и, просыпаясь, становимся вновь живыми. Словно очищаем разум от всего лишнего, наносного, тяжёлого, – сказал Тайлер, и лицо его освещалось белым экраном телефона, с которого он зачитывал текст. – Суть упражнения проста. Уединитесь в тихом месте, закройте глаза и полностью погрузитесь в себя. Представьте, что вы далеко в океане, вокруг ночь, волны усиливаются как перед штормом. Вы совсем одни, без спасательного круга, удерживаетесь на поверхности лишь силой своих мышц, но надолго вас не хватит.

– Да, – ответила она, стоя на коленях, в той позе, что называют ваджрасана, позе самураев древности.

Глаза закрыты, все иные чувства обострены.

– Представьте, что вы начинаете тонуть. Задержите дыхание, будто ушли под воду с головой. Держитесь как можно дольше, – продолжал Тайлер. – В эти мучительные минуты, когда вы держитесь, пусть ваш разум будет полностью пуст. Думайте только о воде, о бесконечных водах, что заливают вас изнутри. Держитесь как можно дольше. Убедите себя, что вдыхать нельзя, что вы действительно под водой. Примите мысль, что это и есть смерть, это и есть абсолютный покой. Будто вас погребли заживо, но вы уже смирились со своей участью.

– Да, – вновь сказала она.

– Волны накатывают где-то наверху, вы чувствуете их телом, однако вам не страшно. В вас рождается какое-то умиротворение из-за того, что вы одни в этой тишине.

– Да.

– И вот, когда держаться уже нет сил, впереди, на поверхности появляется какой-то размытый силуэт. Вы хотите разглядеть его, но не можете, вас затягивает глубже. Нет сил вдохнуть. Только вода, холодная как лёд.

– Да.

– Когда держаться уже нет сил, и тьма смыкается вокруг, вы вдруг видите прямо перед собой борт лодки. Вы хватаетесь за него, но не в панике, а очень спокойно, поднимаетесь над водой и делаете первый вдох. Этот вдох вы чувствуете как новое рождение. Вы вернулись из мира мёртвых, вернулись обновлёнными, оставив все свои сомнения позади. Почувствуйте, что вы вновь живы, вновь дышите. Ничто вас больше не тревожит. Внутри только приятная пустота, едва видимое внутреннее сияние. Вы можете пойти и сделать всё, что задумали. Ничто вас не отвлекает. Вы словно родились заново. Теперь вам всё подвластно.

– Да.

– Тогда начинайте считать до десяти. Медленно и размеренно. От одного до десяти. И когда вы дойдёте до конца, всё будет уже по-другому.

Тайлер закончил читать, и экран погас. Он сидел рядом с ней на складном стуле, чуть нагнувшись вперёд, отгородившись от мира капюшоном своего красного худи. Когда экран погас, его лицо вернулось в первозданную полутьму.

– Давай, сосредоточься. Делай, как в книжке написано… да, ты и сама знаешь, – сказал он. – Я не буду мешать. Считай, что меня нет.

По звуку шагов она поняла, что он ушёл.

Тайлер был прав, и она знала, что нужно делать, просто ему хотелось иногда напоминать об очевидных вещах. Как человеку, который всё время проверяет карманы, чтобы убедиться, не забыл ли ключей.

Она сидела на коленях в углу большого зала, залитого искусственным светом, что исходил от длинных ламп под потолком, в окружении белых стен, напоминавших то ли больницу, то ли терминал регионального аэропорта. Ей не нужно было видеть этого, чтобы знать. Всё уже отпечаталось в памяти.

Впереди ряды раскладных стульев, чуть дальше синие маты, на которых люди лежат или сидят, скрестив ноги. На одной из стен висит телевизор, по которому без звука транслируют шоу и рекламу в перерывах.

Поначалу сложно настроиться. В голову лезут обрывки разговоров, голоса тех, кто сидит перед ней или бродит туда-сюда, не в силах снять напряжение. Время от времени по всему телу, передаваясь через пол, проходит вибрация тяжёлых басов, и она знает, что это звук из главного зала, отделённого от них чёрным занавесом. Там действо уже началось, и толпа видит, как чьи-то надежды рушатся в одночасье.

Фразы без начала и конца, вырванные из контекста, только здесь и сейчас.

– Там, в холле поклонники ждут, хотят сфоткаться с любимым чемпионом, – сказал один голос.

– Мне сейчас не до этого. Пусть катятся, – ответил другой.

– Ты должен. Таковы правила, сам знаешь…

Чьи-то быстрые шаги по полу, маты скрипят под ступнёй при резком повороте, удары в такт. Она не разминается, ещё есть время, ей нужно настроить свой разум, это важнее. Слишком много посторонних звуков, сложно подавить всё, словно отрезать и уйти в себя.

– Не беспокойся, ты легко вынесешь этого ублюдка. Он – ирландец, а они все быстро ложатся, – напористо говорил чей-то уверенный, торопящийся голос. – Просто выйдешь и повалишь его с правой…

Ещё одна попытка подавить всё лишнее, словно белый шум, помехи, идущие по экрану.

– После этого надо будет отпраздновать. Пойдёшь со мной в бар? Чем бы ни кончилось…

– Если не в больницу сразу…

Она сделала ещё одно усилие, и, вот, всё ушло.

Тело погрузилось в воду как камень, и сразу же её затянула холодная глубина, внешние звуки сменились ритмом сердцебиения, появилось то чувство, будто уши заложило от давления. Это не ложное воспоминание, она знала это чувство раньше. То мысленное утопление, о котором ей читал Тайлер, было лишь ментальным трюком, не наполненным ничем конкретным, как и слова пособия по тренингу, но она могла наполнить его собственным смыслом, личной памятью. Она кидалась в эти внутренние воды как в детстве со скал, у Кали Лименес, где белые горы возвышаются слоёным бисквитом, и маленькие домики рыбаков лежат в руинах после давнего землетрясения. Без страха и сомнений, в эту пенную от прибойных волн, беспокойную воду, будто смерти нет.

Так всегда бывает, что одни воспоминания тянут за собой другие, и теперь она могла видеть всё, что хотела, перемещаться по нити своей памяти, будто рыба на крючке, разматывающая катушку спиннинга. Всё глубже и глубже. Над головой, над разметавшимися волосами перекатываются волны. Она сделала первый вдох и начала считать.

– Не устала от переездов? Лондон, Оксфорд, другая страна… Знаю, что это не легко, – сказала мама, когда они ещё стояли перед входной дверью нового дома, и такси не успело отъехать от обочины. – У нас не было выбора.

– Я могу выдержать всё…

Воспоминания – это никогда не воспроизведение прошлого, но всегда реконструкция. Теперь это было ей очевидно. Она сама уже не могла сказать, какие фрагменты были реальны, а что достроено её сознанием. Действительно ли мама находилась в той позе, действительно ли говорила именно такие слова, или это была лишь общая интонация, какое-то внутренне чувство, вдруг запомнившееся навсегда.

Сложно контролировать направление этого потока. Она чуть отпустила, и всё понеслось без всякого порядка.

– Ты и есть мой гомеровский герой. Особенно, когда стоишь, так вот, на скале, только копья не хватает, – говорит мама. – Молодой Ахиллес, до времени притворявшийся девой.

Море, которое она не забудет.

– Почему ты не сказала мне, что упала вчера? Наш сосед видел, как ты возвращалась с разбитым шлемом. Зря я согласилась купить тебе этот чёртов мотоцикл. Почему не сказала?

– Это обычное дело в Лондоне, все падают. Был дождь, сама видела. Ничего страшного, не хотела тебя беспокоить.

– Ты должна быть осторожна, Алекс…

Красные туши двухэтажных автобусов в сырой дымке и чёрный, мокрый асфальт.

– Их самолёт шёл очень низко над уровнем моря. Мы пока не знаем, что произошло, мисс Адамс, – это уже не первый, кто рассказывает им о случившемся, но в память почему-то врезался его спокойный, монотонный голос. – Там идёт поисковая операция…