Либелломания

– Какая… пушистая.

– Прямо шмель! Только с Миашем и ладит, примерно его возраста. Бедняжка вообще-то. Её подкинули без сопроводительных документов.

Пчела выделывала восьмёрки в воздухе над няней, а та держала цепочку двумя руками.

– На вид обычный ребёнок.

– Она глухонемая. Если и усваивает уроки, то нам об этом неизвестно. Знаете, не будь Юфи пчелой, протагоном минори, я бы не стала и связываться… Да и Миаш этот ваш – мальчик очень бойкий и беспокойный, – Олеа многозначительно высморкалась в зелёный платок. – Я бы даже сказала, хулиган.

– Ему ведь только два.

– Да, и к нему пришлось приставить двух гувернёров, а на будущий год, боюсь, и тремя не обойдёмся. Прошу в холл и направо.

В холле цикада уселась на подставленную руку. Миаш Бритц занимал всё предплечье отца. Он был зелёный, как платье Олеа, и с ободранными по краям крылышками. Одно никак не складывалось и торчало, словно у помятого бумажного самолётика. Кайнорт поправил его, уложив как следует. Крыло было атласным на ощупь. Любопытные усики Миаша пощекотали рукав отца, забрались в карман жилета и обследовали электронную сигарету.

– Гиперактивный и непослушный ребёнок, – продолжала Олеа, провожая их в гостиную пансиона. – Хотя тесты обнаружили высокий интеллект для его возраста. Сообразительный сорванец. Но не без странностей. Вы знаете, он…

Директриса делала свою работу: набивала цену. Бритц слушал невнимательно, потому что и так планировал оставить здесь всё, что имел, да ещё миллион Верманда в придачу, если тот не передумал. Он рассеянно ждал, как далеко зайдёт Олеа, распинаясь о трудностях воспитательной работы с отпрыском двух ненормальных. В разгар беседы ему на кед заползла пушистая пчела. За ней по полу тянулись внутренности какого-то электроприбора.

– Ой, Юфи, – улыбнулся Кайнорт, а пчела принялась мусолить его шнурки. Ворс у девочки был яркий и богатый, но местами свалялся, а на полосках не хватало клочков.

– Минори Олеа, ну она опять, опять! И ещё сломала уборщика!

Пчелу дёрнули за цепочку.

– Дорогуша, в пятый карцер, будьте любезны, – прощебетала директриса. – Ещё раз прошу нас извинить, минори Бритц.

– Сколько же у вас всего карцеров?

– По одному на воспитанника. Но вы ведь не считаете меня извергом? Это всего лишь чулан, и мы не оставляем их без ужина слишком часто. Согласитесь, минори не были бы столь изысканны и утончённы, если бы не знали чулана и розги. Нас нельзя баловать. Если почва слишком питательна, деревце пустит все соки в листья и погибнет при первых морозах.

– Не думал, что есть связь между толщиной розги и утончённостью натуры.

– Никто ещё не упрекал Олеа! А ведь я держала пансион ещё на Эзерминори. Но если вы не хотите оставлять Миаша на моё попечение, подпишите отказ от родительских прав. Многие минори испытывают трудности с деторождением. Я мигом… пристрою его в дом без чулана.

– Не обижайтесь, бесценная Олеа, – Бритц перехватил Миаша на руки и подался ближе к директрисе. – Мне нужно время, чтобы подготовить деньги. Скажем, дней десять. Я улечу кое-что уладить и вернусь, чтобы заключить договор. На два миллиона для начала. Идёт?

Её как подожгли:

– Да! То есть как вам будет угодно, минори Бритц.

– А могу я взглянуть на личное дело Юфьелле? Из профессионального интереса.

– Ерунда. Там пара строк. Имя, вес. Пометка от акушера и всё. Даже фамилии нет.

– А экспертиза? Тесты? Осмотр у психиатра? Вы сказали, у неё проблемы.

– Проблема Юфьелле в том, что она ни с кем не идёт на контакт, – отрезала Олеа. – И абсолютно неуправляема. Дерётся, не даётся грумеру, рвётся за забор. Развинтила всех роботов-полотёров. Вероятно, отклик тяжёлых родов. Хорошо, что Миаш останется здесь: они не разлей вода и, по крайней мере, он не даст ей удрать и попасть под орникоптер. Юфьелле никого не слушает, а значит, не слышит. Я исчерпывающе разъяснила?

– Исчерпывающе, – кивнул Бритц. – Спасибо. До свидания.

На обратном пути через садик доносилось жалобное:

– Минори Олеа, ну она опять, опять!

* * *

Уладить упомянутое «кое-что» Кайнорт так скоро не планировал. Ладно бы ещё через год, когда набрался бы сил. Но понял, что всего через десять дней он уже будет не вправе так собой рисковать.

– А мной, значит, можно! – протестовал Нахель и мерил бар полутораметровыми шажищами. – Неспроста мне почудилось, как только вы вошли сюда, что за мной явилась Смерть. Туда не летают. Не. Летают.

За Нахелем, то есть за его бокалом, летала рыжая барная тучка, подливала ему токсидрового дождя и сыпала крупный град, чтобы охладить напиток.

– Я же не прошу тебя садиться на планетоид. Повисишь на орбите. Пожалуйста.

– О как! Вашим пожалуйстом и будем гранитные кольца разгонять. Нормально.

Нахель обиделся и сел, отвернувшись и тряся сапогом. Кайнорт жестом подозвал зелёную тучку и попросил повторить стрихито. Над его бокалом взвился шейкер: крошечный смерч из мятного рома и орешков чилибухи. Планетоид О/28-85 состоял из комка диаметром в тысячу километров и узких колец, нет, КОЛЕЦ из гранитной крошки, которые занимали собой всю систему. Смотрелось так, будто вокруг солнца летает гигантская пластинка. Местная звезда потихоньку пожирала кольца, но это только добавляло проблем пилотам. Кайнорт задумчиво изучал бар сквозь бокал:

– Заметь, я же тебя не шантажирую выкриком фамилии на весь бар.

– Пф-ф, – фыркнули за столиком с целым небом разноцветных тучек. – Поздновато опомнились. Он продул её уж с полгода тому, вроде Рыжему Шишу. Эй, Нахель Пшолл, твоё здоровье!

– А по матери? – уточнил Бритц.

Нахель взвился:

– Почему я, а не Крус? Он ведь тоже пилотирует!

– Крус занят, он шпионит за императором. Да он ещё проболтается Пенелопе, Пенелопа нажалуется Верманду, а Верманда хватит удар ещё до того, как Крус размажет нас о кольца. А ты, Нахель, лучший пилот во вселенной.

– Потому что я, не побоюсь этого слова, трус.

– В лучшем смысле.

Окатив бар и барные тучки, нового лидмейстера, старого лидмейстера, ассамблею, налоги и напоследок вообще всех в Миргизе, кроме собственной мамы, целым глоссарием неописуемой брани, Нахель отобрал у Кайнорта стрихито и решительно опрокинул в себя.

– Заключим сделку. Слышал, вы согласились работать с Альдой в кротовой норе. Вот что, привезите мне оттуда бранианскую кошку.

– Кого? – не поверил Бритц. – Ты хоть знаешь, как оно выглядит?

– Нет. Но кошки милые на всех планетах, где они водятся.

– Кошки кошкам рознь. А если она величиной с бизувия и рыгает кислотой?

– Ну, маленького котёночка.

Бритц вздохнул и заказал ещё стрихито. Это был, может быть, последний шанс, чтобы славно надраться и славно умереть, но близилась полночь, а он всё ещё был трезв.

– Договорились, Нахель, но убирать за ним будешь сам.

– Ладно, поехали. А чего вы забыли на О/28-85?

– Месть, – лицо Кайнорта осталось спокойным и серьёзным.

* * *

Через семьдесят часов Нахель оседлал орбиту вокруг О/28-85.

– Топлива хватит пару дней всего провисеть, минори, а потом если что, не обессудьте.

Кайнорт активировал хромосфен и настроил челнок на спуск.

Ветры на планетоиде носились неимоверные. Пучки острой, как ежи, травы царапали редкие камни. Стелились по земле плоские змеи, а если встречались, немедленно поедали друг друга. Атмосфера на одну седьмую состояла из кислорода и на шесть седьмых из инертных газов и всякой дряни. И почти вся она умещалась в гигантской рытвине метеоритного кратера, куда её сбивало с поверхности. Жизни в рытвине было немного. Она то появлялась, то исчезала, не успевая толком эволюционировать. Об этом месте не слыхали уважаемые граждане. Не знали беглые рабы, даже разбойники. Только двое до этого дня.

И один из них стоял посреди пустоши, наблюдая, как садится челнок.

Слишком долго он осторожничал. Прятался среди плоских змей и ждал подходящего момента для возвращения в Прайд. И вот ты подумай, из карминского ада выпустили дьявола. Жаль, в самом деле жаль, он не хотел его убивать. Бритц – идиот. В одиночку на Контриция Прайда, он ведь не всерьёз? После того, как два года не пил крови, был манекеном для отработки ударов, ходил под себя и питался через трубочку? Инфер вколол себе ещё антигипоксидной сыворотки, чтобы переполнить кровь кислородом. Фигура в сером хромосфене спрыгнула с трапа и направилась навстречу хромосфену чёрному.