Страница 8 из 8
Конечно, склонность к игре воображения и усмотрению вторых и десятых значений за очевидным первым смыслом события – еще со времен прогулок с Петром Петровичем по осеннему саду – побуждали Муравьева заподозрить в случившемся мистическую подоплеку, иными словами, связать исчезновение портрета с посещением нехорошего дома. Рассудительность, однако, не позволила ему избрать эту точку зрения: удержавшись на позиции здравого смысла, Муравьев очень удивился происшедшему. Но поскольку никакого внятного объяснения найти не удалось, Муравьев просто отстранился от невероятного факта исчезновения фотографии из медальона, перестав о нем думать. Отныне медальон в себе ничего не содержал, и, тем не менее, продолжая висеть на шейной цепочке, он означал постоянство и связанность различных Муравьевых в единое целое. Более того, теперь, когда фотографии там, где она всегда была, не оказалось, он вдруг почувствовал себя свободным – жизненный опыт Муравьева из него неожиданно улетучился, зато осталась лакуна, готовая впитывать и наполняться неведомым. Муравьев принялся возбужденно ждать непредвиденных событий.
Но прошла неделя, и ничего необычного не случилось. Стояла прекрасная погода. Муравьев вел себя, как все отдыхающие: гулял, купался, смотрел на море и горы, сидел в кофейне или в ресторанчике, разглядывал жестикулирующих татар и греков, а возвратившись во флигель, снова, как в поезде, больше обыкновения спал. Его очень радовало одиночество, наконец-то появившаяся возможность не размыкать уст. Он перестал жить в предвкушении душевной грозы, и возбуждение понемногу улеглось. Но именно тогда, когда Муравьев превратился в заурядного отдыхающего обывателя, она и разразилась, только не душевная, а простая – атмосферная.
Ночью Муравьева, спавшего с распахнутыми оконными створками, разбудила неестественная тишина. Когда он, как от внезапного толчка, открыл глаза, ему не сразу удалось смирить в себе физиологическую суматоху и вписаться в пространство и время: пульс бился учащенно, сердце стучало в ушах наподобие поезда на перегоне. Совладав спустя несколько минут с собой, Муравьев разобрался в причине бурного пробуждения: – «А в это время здесь гроза – большая редкость», – равнодушно подумал он, зажег керосиновую лампу и, опершись о подоконник, вгляделся в чернеющий сад, слившийся с черным небом. «Организм отзывается на любое чрезвычайной положение», – возникло неуместно и с запозданием в голове у Муравьева. Задохнувшиеся и осевшие в темном предчувствии массы кустов и недвижные насупившиеся деревья не оправдали надежд на освежающее дыхание растительности. Муравьев уставился на обмершую на подоконнике муху, которая, как ему показалось, почему-то начала меняться в размерах: у него на глазах разрастаться и сразу вслед за тем снова уменьшаться. Время пульсировало, никуда не удаляясь, и это тоже было странно. Чтобы не впасть в состояние забытья, сходное с тем, какое за окном являла картина растительного мира, Муравьев взял полотенце и энергично отер с лица и тела пот. Но ощутил не облегчение, а бремя земного притяжения во всех членах и… такой абсолютный вакуум в мыслях, какой обычно бывает перед тем, как в пустоту входит непреложное понимание. Муравьев снова посмотрел на оцепеневшую муху и… понял, каким его видят все, кто не он. Они смотрят на него именно так, равнодушно, как он – на муху, и видят его, сумрачно, но очень верно, хотя он, конечно, не муха… Муравьев почувствовал себя униженным. Явившийся ему собственный образ был нелестен, едва ли не жалок, и хотя картинкой, в строгом смысле слова, эту фигуру назвать было нельзя, тем не менее, не будучи ни визуальной, ни лингвистической, состоя неведомо из чего, она отличалась необыкновенной силой внушения, полнотой и внятностью. Муравьев сразу понял, что спорить без толку и нужно принять ее такой, какова она есть, потому что она – истина, к тому же он ужасно устал. Тяжелую духоту внезапно разорвал и разнес в клочья резкий холодный порыв ветра. Муравьев вздрогнул, поспешно завернулся в покрывало и снова улегся на тахту. Страшных раскатов грома, прогремевших за окном, погруженный в глубокий и странный сон, он уже не услышал. А то, что услышал, но не слухом, а какой-то непонятной способностью, было совсем другим громом и другими раскатами, не имевшими с природными стихиями ничего общего, если не считать вынужденной омофонии в именовании космических явлений и некоторых внешнего порядка обманчивых совпадений. Короче, Муравьев оказался во власти глубокого сна, такого, когда не хватает воли на то, чтобы проснуться и перестать следовать чередой не имеющих концов и начала невразумительных и сопровождающихся бурными переживаниями ярких картинок. Однако начальная фаза, банальная и не заслуживающая внимания, вскоре оборвалась, сновидение по прихоти неведомого избрало редкую колею, и в итоге Муравьев оказался в том затрудненном и привилегированном положении, которое навязывает сновидцу архетипический сон. Бесчинствовавшие в мире пространства и времени гром и молнии более не доносились к Муравьеву, ибо его втянула в себя и поглотила упразднившая пространственно-временные атрибуты беззвучно бушующая пустота. Пустота была исполнена ошеломляющей силы, несоизмеримой с естественными атмосферными феноменами. К тому же о ней едва ли можно было что-то сказать по существу, поскольку она не поддавалась никакому удостоверению, и только косвенные улики позволяли прийти к выводу о несомненном ее присутствии. Полная утрата воли и объявший Муравьева неземной призрачный ужас были тому подтверждением: Муравьев пребывал во власти прозрачной и безмолвной mysterium tremendum.
Громовержец поразил его своей молнией, и он, бездыханный, распался на части, их разбросало за пределами видимости, он полз по грязи, по мху, камням, добираясь до самого себя, воссоединился с отпавшими членами, собрал себя и восстановил тело, в нем снова связались кровяные узы и все части срослись. Он вернулся обратно к жизни другим и смог, восстав, видеть вокруг на сотни верст и даже подниматься вверх по воздуху и уже оттуда свысока видеть сквозь горы огромную равнину. Он увидел за далью в расселинах скал и пещерах, окружающих плоскогорье, прячутся украденные души, они скрыты и их охраняют, но их можно вызвать… Он глубоко вздохнул, набрал в себя свежего воздуха, с гор к нему на грудь побежали ручьи…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.