Могила Густава Эрикссона

– Ну что ты, падла, себя изводишь?! Изводи, вопросов нет. Хоть сдохни здесь под Лещенко! А меня изводишь чего? Декадент ты хуев!

Я снял ноги со стола. Услышать от Сергея Ивановича слово «декадент» даже в сопровождении такого привычного и родного эпитета «хуев» было забавно и неожиданно.

– Да никого я не извожу, Сергей Иванович. Просто, я так живу.

– Выключай на хер свою шарманку и налей мне грамм сто. Я сейчас приду.

Куда это он пошёл? Вроде домой уже собрался. Посрать, что ли? Я выключил музыку, достал из того же сейфа стаканы, налил ему сто грамм и себе грамм пятьдесят. Потом подумал и налил поровну. Он вернулся через две минуты.

– На тебе твой рапорт. Я подписал. Давай выпьем.

– Прозит, Сергей Иванович.

– Вот ты немчура проклятая, даже выпить по человечески не можешь, за что тебя ребята с третьего этажа и ненавидят.

– Ребята с третьего этажа вообще не пьют. Они считают, что это идёт в разрез с интересами службы и подрывает авторитет руководителя.

– А что такое «прозит»?

– Ну, это что-то вроде «будем здоровы».

– Ну давай, будем здоровы!

Мы выпили и помолчали. Похоже, с Петей Лещенко я переборщил. Совсем довёл старика.

– А не жалко тебе твоих ребят? Что с ними будет?

– А что с ними будет? Чай не дети, все взрослые. Каждый пойдёт своей дорогой, а года через два никто из них обо мне не вспомнит, даже на День Розыска.

– Ну да, ты прав. Но я-то не то имел ввиду. Они же у тебя работают, как часовой механизм, и результат дают.

– Да ну?! А Вы не знаете, что это я тут в девятом часу сижу и «Журавлей» слушаю?

– Что, сегодня реализация будет?

– Будет. У квартирников. Вы что, думали весь этот часовой механизм даёт по четыре задержания в неделю, а потом эти задержания обрастают эпизодами, и всё это само по себе происходит?

– Да ты меня за дурака-то не считай, всё я понимаю. Иначе кто бы тебя такого Ерша здесь терпел? Тебя же и генерал и ребята с третьего этажа порвать готовы. Кстати, когда там всё будет ясно, сколько эпизодов, позвони мне.

– Обязательно позвоню. Тем более, что будет ясно часам к пяти утра.

– А ты не бойся. Думаешь ты один меня ночью будишь? У меня кроме тебя одних начальников райотделов шестнадцать человек. Давай наливай ещё.

Я налил ещё. Мы выпили. Сергей Иванович достал у меня сигарету из пачки и закурил. Видать реально я огорчил старика своим рапортом, курит он в исключительных случаях.

– А я знал, что ты уйдёшь. Ну кто такой кошмар шесть лет выдержит.

– Не шесть лет, Сергей Иванович. Пять лет и два месяца.

– Что будешь делать на пенсии?

– Странствовать.

– Это что, путешествовать что ли?

– Нет, это совсем другое. Буду ходить смотреть на нашу Россию.

– Вот ты, немчура, насмешил меня! Распяли твою Россию, потом убили, потом продали, а теперь заканчивают растаскивать. А людей превратили в блядей.

– Но это моя Родина. Я не хочу сдохнуть, не узнав её.

– Знаешь, Юр, странный ты человек, не могу я тебя понять.

– А я всю жизнь сам себя понять не могу, так что всё нормально. А странник – это странный человек, не похожий на других.

– Ну давай выпьем ещё за тебя, чтобы у тебя всё сложилось.

Мы выпили и помолчали. Я чётко понимал, что Сергей Иванович что-то хочет сказать, но не решается. Наконец, он плюнул на свой авторитет и спросил:

– А меня тебе не жалко? Ведь эти же два пидораса приведут на твоё место третьего и тогда уж точно меня сожрут.

Вот тут Иваныч душой нисколько не кривил. И его зам по опер, и начальник розыска были не его креатурами, а генерала. И свою ближайшую перспективу после моего ухода он описал довольно-таки точно. Как в воду глядел, через полтора года всё так и вышло. Успокаивать мне его было нечего, на такие вопросы надо отвечать честно.

– Да, они Вас сожрут и выкинут на пенсию. И Вы уедете к себе в Курскую область. И проживёте лет на десять дольше, чем если бы продолжали работать. А жалеть? Как можно жалеть старого 55-тилетнего мужика, полковника? Нет, я Вас совсем не жалею. Люблю, – да, а жалею, – нет.

– А ну тя на хер! Декадент ты, декадент! – видать понравилось ему это слово, – Хороший ты человек, Ершов, только выглядишь неважно, заездили тебя совсем. Ладно, я пошёл. Как будет ясно с эпизодами, звони мне.

И он побрёл к лестнице грузными и усталыми шагами.

Я убрал рапорт, как немыслимую драгоценность, в самую глубину сейфа и снова включил «Журавлей». Но не успел Лещенко пропеть первый куплет, как мой мобильный ожил. Звонил мой Татарин, начальник отделения по раскрытию квартирных краж. Абхазов задержали с поличным на территории Богородки. Я поднял трубку селектора и набрал в дежурку.

– Костя, – сказал я начальнику дежурной смены, – Мне бы машинку до Богородки доскочить.

Костик при всей своей простоте был майор правильный и очень меня уважал.

– Сейчас Владимирыч, всё будет. Спускайся минут через пять.

И я поехал в Богородку.

ГЛАВА 6. НА СВОБОДУ – С ЧИСТОЙ СОВЕСТЬЮ.

Мой приятель-доктор, к сожалению, оказался не только прекрасным специалистом, поставившим меня на ноги, но и ясновидящим. Финишировать действительно было необходимо. «Ресурсик», как он выразился, оказался выработанным полностью. Мне очень не хотелось уходить на пенсию, как какая-нибудь чмордосина. Хотелось решить все скопившиеся, пока я валялся в госпитале, проблемы, нараскрывать побольше, ведь ноябрь и декабрь самое подходящее для этого время. А главное, – закрыть год так, чтобы помнили и не смогли повторить, то есть загнать в суд все уголовные дела, которые можно было загнать.

И вроде бы собрался я не по-детски, выходя на работу, сжал себя в такую пружину и так вытанцовывал в ритме танго… Да только все сжатые пружины рано или поздно ломаются. Организм меня слушаться перестал совсем. Я, как обычно, вставал пол шестого, поспав при хорошем раскладе пять часов, а в семь отправлялся на работу. Но был я похож при этом на живого мертвеца, потому что реально просыпался только к одиннадцати. Мотивировать своих охламонов ором и собственной харизмой тоже получалось плохо, потому что когда я выходил на запроектированную мощность, давленьице у меня скакало до 180-ти. И приходилось резко сбрасывать обороты. Кофе перестало бодрить, а коньяк вдруг превратился в воду, которой много не выпьешь.

Но кое-как до конца я дотянул. Да нет, конечно, не кое-как, а как положено таким героическим парням, как ваш покорный слуга. Знаете, есть такой оперской анекдот, очень короткий и хлёсткий, про недоумков типа меня: «Когда я пришёл работать в уголовный розыск, у меня не было ничего. Теперь, когда я ухожу на пенсию, у меня ничего нет и дёргается глаз». Сергей Иванович, отлично видя моё состояние, даже слова мне не сказал о закрытии года, хотя всех остальных руководителей отдела уголовного розыска сношал так, что было реально страшно. Он знал, толстый хитрый змей, что я всё сделаю сам. Я мог бы уйти в предпенсионный отпуск прямо перед Новым Годом, а пошёл с 14-го января, добив себя окончательно, но загнав в суд всё, что было можно и всё, что нельзя. Проценты раскрываемости по линиям были такие, что после моего ухода никто не только не смог их повторить, но даже не смог к этим процентам приблизиться. Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?

15-го января я проснулся без будильника, как обычно, пол шестого. И почапал на тёмную кухню варить себе кофе. И только сварив кофе, я понял, что идти мне никуда не надо, и ВСЁ ЭТО ЗАКОНЧИЛОСЬ. И заплакал. Нет, не пустил скупую мужскую слезу. А заплакал громко и по-бабьи, с причитаниями и завываниями, доведя себя до полной истерики. При этом я разбудил и вусмерть перепугал жену с сыном, а также, подозреваю, соседей сверху и снизу. Покликушествовав минут десять, я свалился спать и проснулся следующий раз уже 16-го января около двух часов дня.

А 18-го января исполнялось восемь лет моему Тимошке. И я сделал сыну оригинальный подарок. Много лет я представлял себе, как пойду на пенсию и буду сидеть в кресле, а на коленях у меня будет мурлыкать котище. Кошек я люблю до придыхания, но разве мог я себе позволить завести кота при моей работе? Ему бы тогда пришлось жить у меня в кабинете и вряд ли бы он там чему хорошему научился. Кошек я больше всего люблю сиамских, бирманских или тайских – они самые маленькие и самые ласковые. И вот к Тимошке на День Рождения приехал месячный тайский котёнок с тигрино раскрашенной мордочкой, который тогда умещался на ладони. Оказавшись на середине комнаты, маленький зверёк сначала не по-детски, утробно и угрожающе, зарычал, потом выгнул спину дугой и боком поскакал на Тимошку. Но, видимо, прикинул шансы и благоразумно решил ретироваться за диван. Ланка полезла его доставать, но он тяпнул её за палец, за что был окрещён Кусь-Кусь. Из-за дивана доносилось угрожающее рычание. Казалось, там спрятался настоящий тигр. Я за шкирку вытащил маленький шерстяной комочек и посадил себе на плечо. Зверёк успокоился и заурчал. Причём надежды мои не были обмануты – урчал он громко, как трактор. И вдруг он вцепился мне в мочку левого уха и стал его сосать, урча и причмокивая.