Страница 6 из 7
На самом деле мусульманские воины не менее византийцев или персов готовы были обращать к противнику тыл и бежать, если удача на поле боя им изменяла. Их победы легко понять на основе обычных военных приемов и технологий.
Первое, что необходимо осознать: более «цивилизованные» империи не обладали каким-то выдающимся вооружением, за исключением осадных машин, от которых нет толку при отражении нападений. Все в тогдашнем мире сражались мечами, копьями, топорами и луками; все носили щиты, те, кто мог себе это позволить – еще и какие-то доспехи (хотя в «цивилизованных» армиях доспехи встречались чаще) [57]. Однако в это время в имперских силах Византии и Персии служили уже не прежние «воины-граждане», дисциплинированные и преданные своей стране. Солдат набирали отовсюду, откуда могли; в основном это были «чужеземцы», служившие главным образом за плату, что налагало ограничения и на их верность, и на их храбрость. Мы уже упоминали, что значительную часть рядового состава и в византийской, в персидской армии составляли арабы, и многие из них во время войн переходили на сторону мусульман.
Нельзя сказать, что «профессиональные» армии Персии и Византии были лучше обучены. Напротив, по большей части это были «гарнизонные солдаты», используемые прежде всего для стационарной обороны укрепленных пунктов, таких как окруженные стенами крепости или города: к маневренному бою эти войска были малопригодны [58]. Хуже того: постоянный недостаток военной силы приводил к невозможности поддерживать сеть гарнизонов, достаточно густую, чтобы помешать противнику нападать неожиданно. Ни у персов, ни у византийцев не было и конницы в достаточном количестве, чтобы возместить этот недостаток плотности быстрой и скрытной разведкой; к тому же, как мы уже отмечали, кавалерийские отряды состояли в основном из арабов, склонных в критический момент дезертировать. Более того, в отличие от персидских и греческих солдат, набранных в основном из крестьян, пустынные арабы с малых лет предавались воинскому искусству; в бой они ходили, разбившись на племена, плечом к плечу, рядом с каждым сражались его родичи и давние друзья – в таком положении каждый находился под сильнейшим социальным давлением, заставлявшим его быть отважным и воинственным.
Возможно, самым важным преимуществом мусульманских захватчиков стало то, что все они ездили на верблюдах: даже кавалерия передвигалась с места на место на верблюдах, ведя коней в поводу. Использование верблюдов превращало арабов в своего рода «механизированные части», намного более быстрые, чем византийские и персидские войска, передвигавшиеся пешком [59]. Такая повышенная мобильность позволяла арабам быстро находить и атаковать слабозащищенные места, избегая прямых столкновений с основными персидскими и византийскими силами, пока те не будут достаточно ослаблены. К тому же «единственное средство передвижения по пустыне – верблюд, а на этот род транспорта у арабов была монополия. Ни византийская, ни персидская армии не могли пересечь пустыню» [60]. Таким образом, учитывая географию этих мест, мусульмане всегда могли обойти имперские силы какими-нибудь пустынными тропами, а при необходимости и вовсе скрыться в пустыне и избежать битвы. Такая способность давала арабам огромное преимущество не только на Ближнем Востоке: неоценима оказалась она и при завоевании Северной Африки. Как Эрвин Роммель, немецкий «лис пустыни», часто отправлял свои танки через пустыню и таким образом огибал британские силы, пытавшиеся не дать ему вторгнуться в Египет – так же и арабы использовали верблюдов, чтобы обойти византийские войска, обороняющие прибрежные поселения.
В противоположность обычному мнению, серьезное преимущество арабов составлял небольшой размер их боевых частей; в одной армии редко собиралось более десяти тысяч человек, а чаще всего арабы обходились силами от двух до четырех тысяч [61]. Их успехи против имперских армий, значительно превосходящих их числом, объяснялись так же, как любой успех быстрого, энергичного, маневренного агрессора против огромного, неповоротливого противника: вспомним, как часто в древней истории маленькие греческие армии разбивали в пух и прах огромные силы персов. По иронии судьбы, именно благодаря небольшой численности силам арабских захватчиков часто удавалось превзойти противников числом в конкретном бою: благодаря высокой мобильности они нападали на отдельные части противника и успевали разбить их до того, как подойдет подкрепление. Имперские силы, пытаясь за ними поспеть, либо выматывали себя бесконечными переходами, либо растягивались, стремясь оборонять все разом, и становились уязвимы. Это была не только тактическая проблема, с которой столкнулась византийская армия в этом случае, но и проблема стратегическая: византийские силы были «размазаны» по огромной имперской территории. В результате, когда арабы концентрировали все силы для атаки, например, на Сирию или на Египет, десятки тысяч греческих воинов скучали вдали от поля битвы, где-нибудь в гарнизонах Южной Италии или Армении [62].
Несомненно, у арабов были отличные командиры. Не племенные вожди, а офицеры, избранные из «новой исламской правящей элиты оседлых жителей Мекки, Медины или аль-Таифа» [63]. Все средние и высшие чины набирались из элиты: это были люди, прекрасно понимавшие принципы управления, в том числе принцип «командной вертикали», и способные одновременно с тактическими задачами держать в уме общие стратегические цели. Наконец, назначение и продвижение офицеров в этих ранних мусульманских армиях осуществлялось в первую очередь благодаря заслугам, в то время как в византийской и персидской армиях командные посты нередко занимали некомпетентные люди, получившие должность благодаря происхождению.
Управление
Поначалу завоеванные страны считались провинциями мусульманского государства и управлялись наместниками, которых назначал халиф. Со временем центральный контроль ослаб и, как мы уже упоминали, многие провинции сделались независимыми мусульманскими государствами, «чьи правители, как правило, считали халифа имамом или исламским главой, однако не признавали за ним светской власти в своих владениях» [64]. Поэтому, когда Запад начал ответные атаки, сопротивление ему ограничивалось силами, находящимися в распоряжении того или иного конкретного властителя; другие мусульманские государства, как правило, не слали ему подмогу.
Поначалу арабы-завоеватели составляли небольшую элиту на территориях, населенных немусульманами, большинство из которых, как мы увидим далее, оставались необращенными в течение столетий. Правящие мусульманские элиты по распоряжению халифа размещались в их собственных городах-крепостях. «Это позволяло им удерживать военный контроль и препятствовало ассимиляции и потере религиозной и культурной идентичности» [65]. Разумеется, это была палка о двух концах: самоизоляция мусульман мешала обращать в ислам местных жителей. Отношения с подданными в сущности ограничивались запретом на некоторые действия, например, на строительство церквей или верховую езду и на сбор значительных налогов, которые всегда должны были платить немусульмане.
Покоренные страны
Невероятные горы чепухи написаны о толерантности мусульман: якобы, не в пример христианам, безжалостным к евреям и еретикам, ислам демонстрировал примечательную терпимость к покоренным народам, относился к ним с уважением и позволял беспрепятственно исповедовать свою веру. Началось это, видимо, с Вольтера, Гиббона и других авторов XVIII века, стремившихся изобразить Католическую Церковь в как можно более черных красках. Но правда о жизни под властью мусульман звучит совсем иначе.
57
Ke
58
Kaegi, 1992.
59
Ke
60
Glubb [1963], 1995, 25.
61
Do
62
Kaegi, 1992, 39–40.
63
Do
64
Saunders, 1962, 29.
65
Ke